Воссоединение семьи царя Салтана

Вильнюсский сценический вариант

Это происходило в первые выходные ноября и воплотилось благодаря участию коллектива актеров Литовского театра русской драмы* (ЛТРД), а также театральных специалистов, приглашённых из Санкт-Петербурга... на фоне показа мод русского, стилизованного под старину, костюма для всех слоёв персонажей из сказочной эпохи царствования Салтана и княжения Гвидона.

Публика, побывавшая на премьере спектакля «Сказка о царе Салтане», задолго до неё раскупила билеты на все три первых спектакля. Это театральное событие совпало с каникулами в школах, но, безусловно, не это обстоятельство предопределило аншлаги. Уверенность в этом обусловлена, прежде всего, величием автора сказки – «нашего всё». Немаловажным можно считать и тот факт, что в литовской столице такие события происходят не часто, если не сказать позабористей.

А это была ещё и первая премьера спектакля для детей в этом, юбилейном для ЛТРД, сезоне. И самое примечательное то, что это первая за двадцать последних лет премьера русской сказки в театре. В середине девяностых на сцене театра шла сказка С. Т. Аксакова «Аленький цветочек».

В пушкинские времена («Сказка о царе Салтане» была впервые напечатана в1832 году) обычно сказки рассказывали в семьях няни и сказительницы. Грамотных тогда было очень мало, поэтому читало их (в печатном виде) меньшинство населения Российской империи. Уклад в то время был в основном патриархальным, что, кстати, и отражено в сказках Пушкина, в том числе и в той, о спектакле по которой идёт речь. Даже в семье царя Салтана господствовал такой уклад, судя по тому, что увидели зрители спектакля в сценах, в которых он общался с родственницами своей жены, пострадавшей от интриг этих родственниц – матери и сестёр.

Сейчас ведь другие всремена, а «Сказка о царе Салтане...» не была написана так, чтобы можно было воплотить её на сцене, не изменяя её для придания ей зрелищности, насыщенности действием и музыкой. Как же надо было подойти к сценическому воплощению сказки и каким путём пошли создатели этой инсценировки, чтобы придать театральному варианту сказки признаки, присущие сценическому действу, причём музыкальному?

Перед режиссёром и всем творческим коллективом стояла двуединая задача: адаптировать сказку к рампе и постараться сохранить побольше оригинального пушкинского текста. Судя по всему, зритель смог прийти к выводу, что нужные изменения появились. Это было видно из сравнения текста сказки, запомнившегося с детства, с теми изменениями, которые появились в спектакле. При этом сюжет не подвергся значительному изменению, хотя в сценической сказке появились и новые нотки и новые прочтения ситуаций.

Тем не менее, была сохранена канва сказочной истории, а также её магическая – «чудесная» и лирическая сюжетные линии. Потому что, по словам Петра Васильева, режиссёра спектакля, была принято решение отнестись к оригинальному тексту как можно более бережно, но при этом не было стремления «разжевывать». Потому что, так или иначе, это спектакль-сказка для семейного просмотра. Стремились также к тому, чтобы пушкинский текст зазвучал в полную силу, чтобы зритель, придя после спектакля домой, открыл книжку Пушкина. Прежде всего оставлены слова персонажей и, где целесообразно, повествовательная речь автора, звучащая в спектакле «за кадром». По впечатлению, кстати, звучало так, будто кто-то вроде домового произносил их.

До начала спектакля была предпринята попытка (довольно удачная) ввести зрителя в атмосферу сказки путем «предполётного» действа. Это выглядело так: сначала откуда-то из глубин тёмного зрительного зала послышались гиканья и что-то похожее на завывания метели, а также звуки, издаваемые трещоткой и рожком, потом к сцене потянулась вереница персонажей, смахивающих на рождественских «ряженых». Некоторые зрители даже вторили им какими-то возгласами во время продвижения вереницы на сцену. Уже этот ответ части публики может свидетельствовать об удаче попытки настроить зрителя на лад, нужный для восприятия сказки. Персонажи из этой компании «ряженых» в тех же добротных, специально для этого спектакля изготовленных нарядах потом появились уже в сценах по ходу действия спектакля.

Словом, зрительный зал отреагировал адекватно на это зазывание, приглашение к просмотру сказки, расшевелился и стал обмениваться впечатлениямиво время появления первых декораций. Первой из них была картина русской зимы. Под завывания метели зрители, читавшие сказку, вспомнили, что вся эта сказочная история начиналась зимой.

Вслед за тем на заднике сцены возникло изображение А. С. Пушкина, обложка его книжки с названием – «Сказка о царе Салтане...» (полное название весьма пространное – в манере эпохи её написания). И голос «домового» огласил пролог... Под первые фразы «три девицы под окном...» сцену стали обживать колоритные персонажи – объявленная троица девиц. И началось действо – вроде бы по книжке, строчку из которой продекламировал театральный «домовой», а вроде бы и не совсем по ней.

Такое впечатление родилось от того, что персонажи предстали во плоти, «ожили». Со своими характерами и отношениями, словно пришли на кастинг к зрителю, или в брачное агентство. Не все современные дети ведь знают, что во времена царя Салтана не было ни кастингов, ни брачных агентств.

А девицы просто мечтали. Мечтали об удачном замужестве, сидя за прялками. Очевидно, так было принято в патриархальные времена.

По ходу действия стало заметно, что обещание одной из сестриц «наткать полотна на весь мир» было воспринято холодно. Тут же другая, явно стремясь перещеголять сестру, пообещала «на весь крещеный мир приготовить пир». Третья без пафоса пообещала то, из-за чего заслужила несмешки своих сестёр – родить царю сына богатыря. Характеры наиболее колоритных персонажей – ткачихи, поварихи и сватьей бабы Бабарихи (впоследствии тёщи Салтана), поданные в гротесковой манере, получились весьма достоверными. Это одна из больших удач режиссёра и исполнителей ролей этих персонажей в спектакле.

Так волею режиссёра, наделившего этих персонажей характерами, завязалась интрига, которая начала «раскручивать» сюжет.

И душа зала, состоящая из душ зрителей, замерла, впитывая всё происходящее на сцене. В зале, захваченном в плен сказкой, воцарилась тишина.

Кто из зрителей, впервые прикоснувшихся к этой сказочной истории, мог подумать, что семью царя ждут потрясения, и что батарейкой, питающей своей энергией механизм сюжета, служит зависть, рождающая интриги, приключения и страдания?

Сказка «О царе Салтане...» была создана А. С. Пушкиным на основе русского сказочного фольклора (это очевидно), поэтому ей присущи многие особенности, проистекающие из этой богатейшей традиции. Это обстоятельство и в данном случае наложило отпечаток на её постановку. И это не могло не отразиться на многом, прежде всего, и это сразу бросается в глаза – на костюмах, любовно тщательно выполненных Евгенией Русаковой, на оформлении сцены и на музыкальном звукоряде. Но об этой – предметной части, а также о музыке, звучащей в спектакле, следует поговорить особо.

Известно, что богатейший материал этой сказки Пушкина послужил основой многих её воплощений – и в виде оперного спектакля (Н. А. Римский-Корсаков), поставленный в начале прошлого века, и в виде мультипликационного фильма, созданный по мотивам этой сказки на Союзмультфильме уже в конце прошлого века, и более экзотический спектакль в виде шоу на воде. Уже то, что мультфильм «по Салтану» набрал в Интернете более трёх миллионов просмотров, подтверждает, что настоящее искусство не подвержено инфляции.

Значит, и эту сказку, не забытую более чем за сто восемьдесят лет, списывать «на покой» рановато. Тем более, что уже Римский-Корсаков привнёс в свою музыкальную сказку окрашивающий её мягкий юмор, обрисовывая царя с нескрываемой иронией как глуповатого, незадачливого. И это решение композитора могло послужить подсказкой следующим интерпретаторам «Царя Салтана» – посмотреть на ситуацию под таким углом зрения. А в наше время, когда усиленно культивируется юмор во многих ипостасях, не грех внести в канву лицедейства не только иронические нити, но и волокна гротеска, а местами подкрасить её мазками сарказма.

В «Царе Салтане» только первостепенные персонажи, (такие, как сам царь, его сын князь Гвидон, девицы, сценой с участием которых начинается сказка) наделены еще и индивидуальными чертами. И эти черты раскрываются в спектакле через их реакции на происходящее и отношения с другими персонажами. Отсюда и гротеск в изображении девиц в первой сцене и в других сценах, где царь (по версии постановщиков сказки) выглядит довольно жалко, надломленный (по мнению режиссёра, имеющего право на такое толкование развития событий) сообщением, что его отпрыск оказался неведомой зверушкой, и чем дальше, тем больше Салтан теряет силу. Хотя у Пушкина (цитирую): «Царь Салтан сидит в палате на престоле и в венце».

Раз уж он теряет силу, то естественно, что власть постепенно берёт его тёща, Бабариха. И именно через гротеск, местами и сарказм в жанровых сценках, в сочетании с костюмами и раскованным поведением персонажей, выписанных наиболее выпукло, передаётся дух сказки.

Говоря о духе сказки, ни секунды не сомневаешься, что в ней царствует дух русской старины – наше наследие. В первую очередь это осознаёшь в сценах со скоморохами (а также в сцене игрищ в военном лагере, о которых, впрочем, Пушкин не писал, но эта сцена так органично вписались в спектакль...). В этой и ещё нескольких сценах, не прописанных Пушкиным, режиссёр использовал язык пантомимы, что лишний раз свидетельствует о пиетете по отношению к тексту великого русского поэта.

Вообще, пантомимы получились, и успеху этих сцен способствовали как незатейливые, понятные детям мотивы персонажей, так и явное чутьё на суть представляемого и мастерство актёров, участвующих в них. И эти сцены, по мнению режиссёра, добавляли зрелищности спектаклю. Ведь сказка хороша действием, происходящим на сцене, а не только рассказами о происходящем.

В значительной степени передаче зрителю русского духа способствует, безусловно, музыка, которую написал и использовал композитор Николай Морозов из Санкт-Петербурга.

Особенно впечатляющим было крещендо в сцене выхода из морской пучины Черномора и тридцати трёх богатырей. Но самой запоминающейся была сцена явления чудес волшебной белочкой, оформленная музыкально в ярмарочно-балаганном духе, после которой зал закатил овацию. В целом музыкальный фон в спектакле хорошо передаёт атмосферу происходящего, и сочетание стиля и жанра было удачным.

Кстати, это далеко не первое участие Н. Морозова в выпуске спектаклей, поставленных в Вильнюсском театре русской драмы. А в этом спектакле он участвует не только как композитор, но и как наставник-репетитор исполнителей, которым по роли нужно было петь. Кроме того, из истории создания спектакля известно, что его пригласила участвовать в нём Евгения Русакова, автор и исполнительница костюмов для всех персонажей сказки, она же и инициатор постановки сказки. А уже затем Морозов пригласил режиссёра П. Васильева, с которым он тесно сотрудничал в Санкт-Петербурге.

Пушкин в «Сказке о царе Салтане...» опускает «прозу жизни» царя (войну, возвращение с неё, выяснение обстоятельств исчезновения жены с ребёнком). Он делает гениальный ход – сосредоточивает внимание читателя на чудесах, происходящих на острове Буяне. И поэтому при постановке спектакля возникла необходимость включить в него несколько сцен, которые, по мнению постановщиков, потребовались для реализации первоначального замысла. При этом, по словам режиссёра, около сорока процентов текста сказки были «превращены» в музыкальные номера. Подводя итог сказанному, можно утверждать, что спектакль можно назвать полифоничным и по набору сценических решений в том числе.

Создатели спектакля пересмотрели пушкинский драматизм исходного текста сказки, но не коренным образом. Местами в спектакле ломается ритмическое построение фразы. Можно признать это оправданным из-за необходимости достижения поставленной цели, о которой говорилось выше. Её можно определить как стремление перестроить канонический текст, изначально не предназначавшийся для инсценировки, таким образом, чтобы на сцене не только звучало описание действий персонажей, а происходило собственно само действие. Несмотря на внесенные дополнения, фабула остаётся прежней, и спектакль не производит впечатления эклектичного построения.

Между прочим, по свидетельству «Википедии», Пушкин собирался писать смешанный текст этой сказки – стихи вперемежку с прозой. И режиссёр это знал, «переформатируя» словесный материал сказки в отдельных сценах. Зритель, даже не подозревая об этом, был пленён сказкой и принимал всё адекватно,.

В спектакле заняты боле двадцати актёров театра, на подмостках которого прошли премьеры сказки. Список персонажей довольно длинный. Кроме царя и членов его семьи на сцену выходили Черномор, бояре, боярыни, дьяки, стражники, гонец, скоморох, корабельщики (купцы) трёх «мастей», слуги, плясуны, певчие, войско с копьями...

И для всех персонажей созданы стилизованные под русскую старину, максимально приближенные к историческим, костюмы – как минимум по два «на брата-актёра», общим числом более сорока, сапоги с загнутыми по-восточному носами, а головных уборов (в их числе шлемы и короны), и того больше. Особенно поражают своей редкой красотой роскошные чисто русские кокошники, со знанием дела вручную расшитые Евгенией Русаковой.

Она досконально изучила не только крой, пошив костюмов, технологию, но и русские вышивки, выяснила, какие вышивки были в девятнадцатом веке и старалась соблюсти их и при шитье, и при украшении костюмов для спектакля. «Был брошен клич и наши знакомые, говорит Евгения, всем миром собирали бусы, серьги, браслеты, в том числе старинные, жемчуг, ткани, которые впоследствии были использованы при изготовлении и отделке костюмов».

Дело в том, что Евгения была горячим энтузиастом и инициатором постановки «Сказки о царе Салтане». Это она три года назад загорелась идеей этого проекта и убедила руководителя ЛТРД Йонаса Вайткуса в том, что сказку нужно поставить. Их не остановил отказ Минкультуры Литвы финансировать проект. И Русакова все эти годы работала над костюмами, вышивая их вручную и доводя их до совершенства. В русском костюме, по её мнению, есть нечто волшебное, завораживающее, прекрасное.

Эти костюмы вдохновляли актёров театра, помогали им вживаться в роли, они чувствовали себя (может быть, неосознанно) в них носителями русского духа. По их искромётной игре это чувствовалось, и это чувство передавалось зрителям. И зрители долго не отпускали актеров со сцены после окончания спектакля.

В репертуаре театра на декабрь предусмотрено еще насколько представлений «Царя Салтана», так что у тех, кому не удалось достать билет на первые представления, смогут попытать счастья ещё раз. Как говорил Всеволод Мейерхольд, «работа актёра, в сущности, начинается после премьеры», поэтому не стоит беспокоиться из-за пропуска премьеры.

Царевна Лебедь, отплатившая Гвидону волшебством за своё спасение, в бытовых ситуациях ничем не проявляет себя (кроме своих волшебных деяний). Это существо высшего порядка и по русской традиции не может быть наделено чертами обыкновенного человека. Постановщики спектакля это наглядно показали. И это является одной из причин, по которой юные зрительницы, выходя из зала, говорят, что им понравилась больше всех Лебедь. Именно её сказочные чудеса, помноженные на волю князя Гвидона, в первую очередь способствовали воссоединению семьи царя: Салтана с женой и с молодой четой Гвидон – царевна Лебедь.

Несмотря на изобретательные козни ткачихи с поварихой и Бабарихой.

Традиционно благополучный финал русских сказок, призванный вселять в людей оптимизм и веру в чудеса.

Сказка ненавязчиво учит, что за добрые дела – такие, как спасение царевны Лебедь, последует благодарность, которая может изменить жизнь к лучшему.

Режиссёр – Петр Васильев (Санкт-Петербург, Россия), сценограф и художник по костюмам – Евгения Русакова, композитор – Николай Морозов (Санкт-Петербург), хореограф – Леокадия Дабужинскайте, исполнители ролей – актёры ЛТРД.

Георгий ПОЧУЕВ,

член Союза писателей России

Фото: Владимир Царалунга-Морар