Фраваш

Светлана ЛИТВИНЦЕВА,

Вильнюс

Что-то странное происходит в последнее время. Будто живу не своей жизнью. Какие-то незнакомые ощущения. Вдруг заполняет душу такое сильное ощущение любви. Вот просто на телесном уровне ощущаю, что любят меня безмерно. Делается сладко, сладко. Хочется выплеснуть на весь мир это блаженное состояние. И петь громко, громко...

А общаясь с беспокойным человеком, сама вдруг завожусь. Несу какую-то ахинею, и внутри будто моторчик какой-то включился. Называется это, кажется, эмпатией. Смотрю на себя в зеркало. Вроде, узнать визуально, не прибегая к словесной идентификации, ещё можно. Только вот взгляд усталый, задумчивый...

Может, от количества негативной информации? Может, от работы? Впрочем я не перерабатываюсь. Точно от политики. Всё. Буду смотреть новости однократно. И не сначала, а через несколько минут. Так как начинаются они, обычно, с перечня, словно в полицейской сводке, несчастных случаев. И кажется тогда, что вокруг одни несчастья, и люди, эти бедные создания природы уж точно не переживут динозавров, которым природа выделила, - неизвестно за какие-такие заслуги, - около 160 миллионов лет... Сколько протянет ещё человечество с его постоянным устремлением с разным ухищрениям? Пожалеет ли нас матушка-природа? Не отправит ли к праотцам раньше времени? Сумеем ли мы построить жилую зону около нашей звезды, когда Земля исчерпает все ресурсы?.. Станем ли мы цивилизацией второго - звёздного уровня?..

      ...Я не хочу думать о нём, а думается.

        Я не хочу видеть его во сне, а снится.

       Когда случайности превращаются в закономерности?

       Наверное, тогда, когда эта случайность затемняет всё остальное и становится твоим прошлым, настоящим и будущим. Это как у Мигеля Анхеля Астуриаса в "Легенде о Палачинах". Когда братья искали женщину, у которой в ушах прошлое, на губах - настоящее, а глазах - будущее...

                          * * *

    ...Я измучился, любимая моя, поверь. Мне не спится ночами, а если усну, то ненадолго, и снятся какие-то странные, пугающе реальные сны. Они измучили мою душу. Они возвращают меня в прошлое, от которого я бегу уже столько лет, и всё не могу убежать. Видения мучают правдой. Которую я знаю, но согласиться с ней не могу. Так как признание обозначило бы мою абсолютную человеческую никудышность и самый крупный жизненный проигрыш. Я проклинаю свою слабость, прикрываясь презрением и показной выдержкой, я всяческим образом стараюсь подавить в себе чувство любви к тебе. Я старательно взращиваю и лелею свои обиды на тебя. И поклялся никогда тебя не видеть, потому что боюсь не сдержаться. Ведь ты для меня весь мир, где бы ты не была и где бы я не был... И пусть психологи утверждают, что простить не может тот, у которого силён комплекс неполноценности. Пусть. Я даже наслаждаюсь этим. Хоть в не прощении я силён. Хоть в чём-то...

    ...Вот и в эту ночь опять мучительный сон. Я с порезанным лицом, будто после бритья, встречал тебя с ней, моей кровинкой. Ты приехала ко мне. Я не знал, куда тебя усадить. Не знал, чем тебя угостить. Ты была добра ко мне в этот раз. Говорила нежным голосом. Говорила что-то о вечности. Рассказала, что когда произошло зарождение, то словно переместилась в другое измерение. И будто прозрела в очередной раз. Каким-то внутренним оком увидела высоко парящий озарённый храм, какое-то дивное свечение, и ощутила такую любовь ко мне, что всем сказанным потом глупым словам о расставании со мной даже не придала значения. Просто шутила, болтала невесть что, заполняя паузы... Чтобы не было скучно, создавала этакий игровой балаган...

       - Но почему только сейчас ты говоришь мне об этом?! - выкрикнул я. И марево сна всколыхнулось от испытанного мной возмущения. Ты, как ни в чём не бывало, рассмеялась, взяла за руку дочь, и ушла. Не попрощалась, и не сказала ничего. В дверях тихо сказала:

       - Думай сам.

Вдруг всё исчезло. И я оказался на узкой мощённой булыжником улице. Почему-то совершенно голый. Посмотрел на стену старого дома. Вдруг грохот взрыва. Большое фиолетовое пятно распласталось на белом фасаде дома. Всмотрелся. Конфигурация его постепенно изменялась, приобретая схожесть с тенью человеческой. Да это же моя тень! Поменял свою позу. Тень повторила движения. Но тела своего я больше не ощущал. Гравитация перестала действовать на меня. Я теперь жил в виде грязного оттиска. Двигаться не мог, но странным образом всё ощущал. Внезапно острое ощущение своей глупости, тупости, эгоизма. Своей некоммуникабельности...

       Как я не почувствовал тогда в твоих словах этого кривлянья?! О котором ты мне только-что поведала. Почему я сразу погрузился в ощущение обиды на тебя и на весь мир. Отчего не остановил тебя?! Так, значит, я во всём виновен?! Но... Нет, нет... Только ты виновна. Ты создала такую ситуацию недомолвок. Разве тебе невдомёк, что человек сам, единолично, отвечает за свои слова? А тебе сладко было играть в превосходство? Самонадеянная! Ты вытерла ноги о мою жизнь! Может быть, и чересчур требовательного, педантичного человека, который приходя домой, проводил пальцем по мебели, проверяя нет ли пыли... Человека, который был очень серьёзно настроен к жизни. Ты спокойно издевалась над чувствами другого, который не всегда понимал, и до сих пор не отличает, подшучивают над ним или нет...

      ...Подул ветер, зашелестели, падая, листья. Пожелтели, искорежились. Вдруг я опять вас увидел! Ростом одинаковые, но цветом волос разные, вы шли по этой улице. Развевались светлые волосы дочери, и вы, обе, очевидно уставшие, прислонились к стене дома. На котором был я, вернее, мой оттиск. Я вдыхал ваш свежий запах. Я нежил вас в своём воображении. Блаженство, и то мало, по сравнению и описанию того состояния в котором я тогда пребывал...

      Проснулся в то утро, я самым счастливым человеком на свете, поверив в возможность этого самого счастья. В то, что надо что-то предпринять, сделать кардинальный шаг для возвращения на тот утерянный путь, который предначертан мне, нам, самим небом. Я поверил, что, может быть, не всё ещё потеряно?!.

                                                                            * * *

       Перемешанный с реальностью тягучий, мучительный сон и мне приснился нынче...

       Нет ярких цветов. Всё серое, размытое, не имеющее чётких границ. И вот наплывает на меня своей массой чья-то фигура... И вот уже сгустившуюся серую мглу разрезал мужской силуэт. Медленно, будто плывя приближался ко мне. До боли знакомый, родной, но одновременно отстранённый, какой-то суровый и как всегда молчаливый. Не понимающий, что время рождённое Большим взрывом уже не остановить, и его остаётся всё меньше и меньше...

Звучат, рвущие в клочья душу, томительные, пронзительные, пронзающие осознанием катастрофы свершившегося звуки. Это плачет за людей армянский дудук. Одиночество человеческое безмерно... Всё жалобнее звуки. Закрытые гордостью каменеют сердца людей. Их много. Трепещут они, оправдываясь. Но пронзительные эти звуки бессильны перед равнодушием и глупостью...

      И проходит мимо своей предначертанной судьбы, какой-то, вроде, знакомый до боли, а вроде, как и совсем чуждый, человек в чёрном. Колышется длиннополое пальто. Глубоко надвинута на лоб чёрная шляпа...

      Вот и приблизился, поравнялся со мной. Точно. Мы знакомы... Захотелось взглянуть в глаза его. Но, когда поднял он лицо своё, то увидела я тёмный овал лица. Пустого, безглазого, нездешнего... И всё печальнее звучит дудук. И словно замирает мелодия в порывах холодного колкого ветра, пытаясь уберечь лицо от холодящих шипов... Но безжалостно впиваются острия прошедших лет в тело моё. Кричу от боли. Стону от жалости ко всему человечеству, к ней, к нему и себе. Очень больно. Сама не своя. Плачу...Чувствую, что нотки и моей неправды есть в этой печальной надрывной мелодии дудука...

      Ах! Не звучали бы в мире печальные мелодии, если не ошибались бы люди.

      Но каким-то удивительным образом появился вдруг красно-золотистый свет. Окутал меня, будто царская порфира. Согрел. Успокоил. Все тёмные тона исчезли. Яркие краски заиграли в небе. Переливающаяся космическая мозаика перед глазами...

        ...И стал удаляться чёрно-фиолетовый мужской силуэт...Понесла его какая-то неведомая сила к линии горизонта, где бесновалась вращающаяся темень. И удаляющиеся, припорошённые графитной пылью очертания человека искажались, становясь всё незаметнее. А пыль уплотнялась, сжималась, вьюном кружилась, и, вроде, как показались уже искорки, и начали пробиваться сквозь тьму слабые алмазные лучики... Но внезапно налетела большая стая чёрных, как смоль, птиц. Громко они кричали, грозно кружились над человеком... Ещё мгновение, кинулись скопом вниз... И навсегда скрылся во тьме его образ...

        Увы... Прочная плоскостная связь графита так и не стала пространственной...