Эту часть предваряет конспект событий:
Август- сентябрь 1963, Калининград («Кёниг»). Зелёный полумрак города-сада. В глубине квартала, в останках бывшего кабаре чисто женская артель производит кальвадос для начальства ВВС. Старшей считается бухгалтерша Венера, внешность которой прямо противоположна имени. К ним, поиграть на рояле, ходит перешедший в 5-й класс «Мамей». В бухгалтерше просыпается нездоровое влечение. Отчаявшись, она решается на суицид. Он срывается.
Герои догадываются, что под «клубом» есть недоступные подвалы, приямки входов в которые засыпаны. Через оконце Мамей проникает в один и видит статую женщины. Нащупывает в скважине между ног шестерни, всовывает подсвечник, и что-то проворчивает. В немецком сейфе в каморке бухгалтерши распахивается дно — там спуск в зал с обширной эротической коллекцией. Венера не признаётся Мамею, где ход - там «дурные вещи». Она приносит кое-что домой. Просматривая коробку фотографий, теряет сознание. Навещая её, Мамей знакомится с шестиклассницей Гелей.
Коллекция наталкивает бухгалтершу на идею драмкружка. Мамей сочиняет сказку о борьбе счастливого острова против империалистов. К «труппе» присоединяются Лиля, Вита и Люся. Пробуждение любви в изобретателе Бамбуле (роль Мамея) становится ключевым в пьесе. Фактически, Венера ставит задачу продвинуть мальчишку в том, до чего он не дорос. Но юный «ботан» непробиваем...
Вторая часть - 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Предыдущая часть - http://antipatriot.ru/post460850971/
70
К концу понедельника в каморку заглянула Рая, держа «Огонёк»:
-Не знаешь «амплуа Райкина», тринадцать букв?
Венера глянула:
-Смешно, но подходит железяка, которую я весной заказывала. Не она, конечно. Дома посмотрю.
-Чего грустишь?
-Не выходит мой каменный цветок... Слушай... Не возьмёшь мне бутылку «Зубровки»?
Винного отдела подруга особенно стеснялась.
Рая струхнула. Не более месяца назад Венера хватанула дома стакан водяры что бы набраться смелости и повеситься. Стало рвать, и по причине плохого самочувствия самоубийство не состоялось.
-Да не бойся, просто я за драмкружком страдаю. Может, выпью — идея появится.
-А в чем затыка?
-Девочкам подавай любовь и тряпки. А мальчишек от этого тошнит. Вот Мамей, да? Рисует, играет... Раз попросил у меня чистый гроссбух — знаешь, зачем? Телефонную книгу сочиняет. Придуманного города! Казалось бы, нет того, к чему бы у него не было интереса. Но вот к юбкам — нет. А театр на них и стоит.
Раиса расхохоталась:
-Купила баба порося! Пойдём к тебе, будем вдвойне «думать»!
С работы зашли в Гастроном, взяли хлеб, «Зубра», банку гогошар и зависли над консервами.
-Кита возьмём, а то всё рыба, да рыба,- решила Рая.
По пути Венера отщипнула «серобатон»:
-Точно говорят - горох добавляют.
-Это ненадолго, - успокоила подруга. - Думаешь, у нас гороха много?
Пришли.
Оттёрли рюмки от вековой пыли. К вечеру прояснело, потянуло во двор, на скамеечку. Бабуля Ирэн вывела сеттера, и он понёсся, радостно цокая когтями по дорожке, для которой нет русского названия*. Ирэн присела к ним на краешек. Ей предложили. Старушенция замахала руками:
-Ой, мне нельзя! Такое разверзнется!
Но выпила.
И помаленьку разверзлось.
-Я-то революцию в городе встречала, а умники из господ решили в поместье отсидеться. Ща! Они ж сколько крестьянок на своём веку осчастливили? Вот мужики выведут барских дочек, и давай за предыдущий исторический период долги взимать... А для барыни - ручка от вил. Спасибо, что ручкой.
Рая разделила кита в банке:
-А в городе такого не было?
-Зазеваешься - тоже учреждят. Освободят от капиталистических пут, внутрифицируют. Те простигосподи, что нижней частью при царе промышляли, самым пролетариатом оказались. Мы, мол, ещё тогда были коммунистические жены. Подружка вот подпилила клыки и тем отпугивала.
-В смысле? - тут не поняла и Рая.
-Дорогая, сорт морковки такой есть - «член партии». На вкус не пробовала? Что б морковке не натирало, профессионалки и подпиливали. По спилу опознаются. Больных среди них было больше половины. Кому охота подцепить? Кстати, дворянки до революции ещё те «коллективщицы» бывали. Они ж дороже. А кто-то и Сонечку Мармеладову любил изобразить, тайком от папы с мамой.
-Гадость какая, - поморщилась Рая. - В женщине всё должно быть прекрасно, а в нас хуют срен знает что. За социализм!
Язык слегка заплетался. Ирэн продолжила:
-Социализм? Это лишь к концу тридцатых указание прошло, что б партийные меж собой со свальными первомаями завязывали. С нами, значит, можно... У меня в то время второй муж был, большой знаток женщин. Ему по работе полагалось.
-Что за работа такая?
-Портной. По женским платьям был спец.
-Что мужчины-то в этом понимают? - сморщила нос Венера.
-Представь, хорошие женские портные как раз мужчины. Мужик-то знает, на что он клюёт. А баба...Идёт такая расфуфыренная, и думает, все упадут.
-Предатель рода мужского! - загоготала пьяненькая Раиса. - И угораздило же Вас!
-Да, гулял. Не по своей воле, не по своей воле. Кто у портного шьёт? Такие дамочки, что тем дворянкам ещё форы дадут. Яша выражался «шью раздежду для раздевушек». Уедет муж утакой на свой осеминарий, и толкает там, что комсомол есть коммунизм плюс любовь. Кочевряжишься? Пассивная? Нехер делать на космольской работе! А сам запрёт женушку в хоромах, и требует, что б портной со своей женой приходил.
-И что, ходили?
-Конечно. Раз такая течная попалась, сама уж говорю: Яша, если ты её не учрякнешь, она тебе обеспечит. В Она-Дыре проснёшься. Давай уж рядом с ней лягу...
-Ирэн не наливать! - захохотала Рая.
Сеттер вылизал банку до блеска и посматривал на хозяйку. Они ушли домой.
-Набрехала бабуля страстей вагон и маленькую тележку, - резюмировала подруга. - Ничего такого не было. В ту голодуху у тётки на работе денег насобирали, и знающего мужика послали в деревню. Привёз конину. Тётка пригласила на конину мать. За этого мужика мама и вышла. Я у них третья.
Ирэн кинула им из окна старый «Огонёк» со статьёй «Ив Сен-Лоран». О каком-то французском портном, заезжавшем в Москву с десантом ассистенток.
*Асфальтированный lane между домом и дворовым садом для подвоза угля.