Записки мерзкого старикашки -12

Продолжение. Начало (1-8), 9, 10, 11

1963, Калининград. Внутри квартала , в остатках казино, цех с десятком работниц, где вырабатывают кальвадос для начальства. Мужчин нет. Туда приходит мальчик Мамей из квартала, попробовать их рояль. Знакомится с дочками работниц. Уродливая бухгалтерша В. втягивается в «детские» игры, которые день ото дня рискованнее.

В подвале есть статуя. Мамей догадывается, что внутри механизм, и проворачивает его. Собираясь с работы, В. видит, что у сейфа в её каморке открылось дно, и спускается в тайный подвал. Владелец казино хранил тут эротическую коллекцию. В. приносит домой пару вещиц и коробку фоток. Просматривая их, она теряет сознание, и не приходит на работу.

Мамея отправляют узнать, что случилось. Высокая температура. Она даёт мальчику набор фоток, где «купаются мальчишки-туземцы». Врач будет после обеда, и Мамея с соседской девчонкой, Гелькой «Абрикоской», отправляют сообщить об этом на её работу. На прощание В. говорит, что бы он не показывал Абрикоске фото, так, что бы она это услышала.

По дороге Абрикоска пытается выбить из Мамея, до чего она там «не доросла», заведя «доверительный» разговор. Мамей упоминает, что подвешивал к трусам груз — при каком весе сползут?

Пока Абрикоска лихорадочно изобретала, чем его расколоть, они и дошли. Мамей глянул в окно своей кухни. Мама не приходила. Спустились в подвальный проход в сад. Пахло сырой извёсткой, на низком потолке сидели комары.

-У вас у подвалов дверей нет? - поразилась Гелька.

-Это же коридоры к ним.

Зачем немцы потратили площадь на г-образные коридоры - национальная тайна сумрачного германского гения.

-А ваш где?

Он завёл её в отвилок. По одну сторону шли приземные оконца, по другую — две двери, такие тяп-ляпистые, будто их сколачивал стахановец. Мамей показал свою. Третья дверь, разбитая, висела на одной петле. Ещё стояла Эра Наивного Социализма - свободный подвал никто занял. Она зашла во тьму каморки. Доски, ящик, на нём свалены «Мурзилки». Всех заставляли выписывать, и у них журнал точно также незамедлительно переправлялся в стопку «на школьную макулатуру»

Местечко навевало. Она не выдержала:

-Слушай... а что такое, что мне нельзя показывать?

-Фотки. Как туземные мальчишки купаются.

-А чего?

-Ну, у них же не бывает плавок.

-И что?... Да видела я, как вы купаетесь.

-А ты знаешь, что тела от нагревания расширяются?

Гелька вперилась в него.

-Нет, честно-честно. Расширяются, - поклялся он.

-Врёшь. Да ладно, пусть расширяются. И что?

-Туземцы-то в жарких странах. Поэтому у них там не фитюлька какая-нибудь, а фитюлища. Расширилась от жары.

-Ты... ты чо... Смеёшься?

-Правда. Даже Венера Антеевна удивилась.

-Врёшь! Покажи!

-Из-за этого и нельзя.

-Значит — врёшь.

-Да пожалуйста.

-Не, ты покажи!

-Вру, так вру.

Абрикоска с остервенением принялась грызть ноготь.
И сказала:

-А вот у нас в классе есть одна девочка... У неё была фотка старшего брата... В ванне. Она показывала её. Конечно не просто так. А за что-нибудь.

Он прищурился:

-Хочешь что-то дать за посмотреть? Цветное стёклышко для ваших секретиков, наверно?

-А хочешь... хочешь...

-Что?

-Попробовать, выдержат ли мои, если полкила подвесить?

Это было серьёзно.

-Покажи, какие.

Она задрала подол. Он оттянул и щелкнул резинкой.

-Тугая. Выдержит. Тут бы три кило, - он вздохнул. - Полкило нечестно.

-Нашёл дурочку! - она одёрнула платье.

Он посмотрел на неё с сожалением:

-Вот смотри. Разболтаешь - пойдёт слух, что у меня такой снимок есть. И всем влетит, Что бы ты никогда не разболтала, тебе надо сделать что-то такое, что бы и тебе влетело, если я расскажу. Тогда ведь не разболтаешь. Тайна на тайну, как в тайном обществе...

-Обществе? Партизаны, что ли?

-Никто не знает, кто они — прошептал он. - Каждый партизанин украл что-нибудь в магазине, и остальные об этом знают. Проболтается - в милицию скажут об этом, и его в тюрьму заберут. Зверь способ!

-Украл?

-Или сделал что-то, о в чём нельзя признаться.

Абрикоска оробела. Ой, что сейчас будет...

Ничего. Поднялись в сад, дошли до калитки цеха. Вскоре выскочила тёть Рая.

-Всё тебя высматриваю. Ну что? Это кто с тобой?

Мамей обрисовал ситуацию.

-С ведомостью обойдёмся, пусть лечится. День-два - ничего, но если в больницу, то прям не знаю...

-А можно на рояле немножко? - спросил её Мамей.

-Можно, — ответила Раиса рассеянно.

-А послушать можно? - спросила Абрикоска.

-Можно...

Они вошли в здание. Абрикоска не ожидала, что за глухой стеной окажутся остатки большого зала.

-А что это такое? - она вспрыгнула на возвышение.

-Сцена, наверное, - ответила Раиса. - Тут театр был.

-Здорово! - воскликнула она, и закружилась.

-Э, не прыгай тут! Ещё проломятся... Артисткой хочешь стать? - поинтересовалась Раиса.

-Ага...

Вообще-то она хотела стать гимнасткой. Что бы кто-то, вроде их учителя физры, воздевал её над собой мощной дланью. Но никто не воздевал, и не воздевал. И правда чтоль, в артистки пойти?

-Ну, я место показал. Возвращаться тебе надо, - поторопил Мамей, памятуя про фотки. - Тебе же читать что-то задавали?

Она хотела бы чем-то ответить, желательно тяжёлым, но вышел только испепеляющий взгляд.

-Читать? - откликнулась тёть Рая. - Уж не Севастопольские ли рассказы? Я сегодня их для Зойки принесла, её пацану тоже на лето задали.

-А Вы, случайно, не знаете, про что там? - невинно спросила Абрикосова.

-Не.

Потому отстающим и задавали эти рассказы, что даже сердобольные родители не могли их пересказать. Раиса вышла и тут же вернулась с книжицей, на редкость противной на вид:

-Тебе тоже только третью часть? На...

И ушла.

-Ты что, здесь читать собралась? - забеспокоился Мамей, когда эта вредина взяла книжку, уселась на скамейку, и демонстративно открыла.

-Так, где этот «Севастополь в августе»? Ты играй, играй. Что там тебе задали?

Он подошёл и посмотрел.

-И вот это ты не можешь прочитать?

-Чего это «не могу»? Могу. Просто времени жалко. Даже «Мурзилка» лучше.

-Да это же пол-дня.

-Сдурел?

-Пол-дня, говорю. Серьёзно.

-Вот дурак. Кто такое за пол-дня успеет?

-Я.

-Да не ври.

-Чего это я «вру»? Вот сейчас засяду, и к вечеру любую страницу перескажу.

-Такого не может быть.

-На что спорим?

-На что угодно. Во! Проспоришь, покажешь фотки!

-А ты проспоришь — три кило подвесишь.

-Ха-ха, - сказала Абрикоска. -Да ты никогда их не прочтёшь.

-Не прочту, не прочту, - прищурился Мамей. - Коль всё равно не прочту, без платья подвесишь.

36

В странных чувствах Ангелина Абрикосова шла домой. Паренёк-то крут, но только в словах. Она думала, что-то случится - а ни действий, ни продолжения. Одна болтовня.

Даже жалко дурачка.

37

Ну наконец-то!

Мамей открутил правый барашек под калабахой, прижимавшей планку-фиксатор механики рояля, и поднял её, собираясь переложить фотки.

Тайник там уже был!!

В углублении калабахи - ключ. Под ней — картонки с цветными рисунками.

Это было популярное место для тайника у музыкальных немцев. Поэтому ничего смертельного они не изображали. Всего лишь дам, руки которых были чем-то заняты, а трусы выпали из-под платья из-за лопнувшей резинки. Уже до войны художник перебрался в Америку, где рисовал эти ненадёжные резинки всю свою длинную беспечную жизнь, и из-за этого и умер. Трусы его задолбали.

Мамей не въехал. Не то это шарф для ног, не то так положено, не то искупались и сушат. А чего лица растерянные, и вокруг улыбаются? Тоже невидаль — трусы. Он переложил в тайник туземцев, а картонки и ключ - в конверт на груди.

И приступил к штурму «Севастополя».

Положенная в его годы скорость была 90-120 слов в минуту, но он читал более двухсот. Абрикосова должна была читать 120, но в Толстом не вытягивала и девяносто. Через четыре часа сорок минут Мамей прикончил Севастопольский август, и нашёл его редкой ахинеей. Он уже блямкал на рояле, когда явилась Гелька.

-Ну что?

-Прочитал. Как договаривались? - от напряжения он полуоткрыл рот.

-Давай проще? - сказала она. -В магазин сыграем?

-Это как?

-Ты мне рассказываешь кусок. А я за это заплачу, как Буратино. Помнишь, он хотел продать мальчику то шапочку, то курточку?

-Ну-у-у...

-Да не бойся ты. Вот давай, расскажи отсюда — и до сюда. За мои прекрасные голубые... - она спустила из-под юбчонки то самое, на что нацелились три килограмма.

…

-Ну, значит, этот командир Михаил подобрал своего брата на платформе, потому что он все деньги проиграл в бубновую девятку, и они приехали в Севастополь. Их послали воевать. Там ещё немец с ними. Хороший, за них. В это время плохие французы сделали наступление на их горку...

…

-Так. И чем кончается? - сказала Абрикоска. Она слушала расцвеченный рассказ Мамея уже без майки и блузки, в юбке. - Добренький мальчик, расскажи — они все умерли, или нет? За мою хорошенькую, новую, красивую юбочку? И на этом закончим, да?

Мамей, краснея, выдавил:

-Д-да...

-Заканчиваем?

-Заканчиваем.

-Давай.

-В общем, этот Вланг схватил пистолет, и хотел дать деру, а слышит, его вражеские солдаты вокруг обходят. И оказался дураком - вместо того, что бы бежать, пока не убили, торчал, как двоечник у доски...

…

Она встала, торжественно взялась за юбку — и сняла её.

Бёдра опоясывала верёвочка, подвязывающая палочку на пузе. Через палочку перекинут журнал «Мурзилка». Он закрыл всё самое интересное, как набедренная повязка. Чему только не научат в пионерлагере!

-Обманула... - ахнул Мамей.

-Какой обман? Никакого обмана. Ты сам сказал — последнее. Интересно, что это за глупости ты хотел увидеть? - вздёрнула она носик.

Так Мамей познакомился со второй стервой в жизни. Первой была шестилетняя Наташка со среднего подъезда. Однажды она показывала ему что у неё трусы везде подшиты, и своего заводного цыплёнка. Цыплёнок, побывав в его руках, перестал скакать. Будь проклят тот день.

-А я-то хотел тебе фотки показать, - горько произнёс Мамей.

-Правда?! - подскочила она, шелестя страницами. - Ну покажи, покажи! Ну, пожалуйста!

-Ну ты достала,- сказал Мамей. -Ладно. Что б отвязалась. Дай честное пионерское, что после картинок никогда больше у меня их не попросишь?

-Честное пионерское! - она отдала ему салют.

Он торжественно задрал футболку. Под ней был конверт. Вытащил три картонки и бросил перед Гелькой. Она впилась в них, и...

-А где же мальчишки с большими... этими...от жары??

Мамей невинно вертел в руках её трусы, изучая на предмет подшитости:

-А кто говорил о мальчишках? Интересно, что за безобразия ты думала увидеть?