Особенности национальной херни - газета «Обзор», новости Литвы

Я не знаю, кто такой Гржегорж Бэ, но только он сумел-таки меня обидеть, а потом задуматься. Как никто:

«Я вырос на фильмах,где неугодные книги отправляют немедленно в печь, поручив это прислуге, но русским интеллигентам глубоко претит сжигать освящённую типографской краской бумагу. Зато они обожают с мудрой скорбью во взгляде на вонючих кухнях решать воображаемые судьбы мира, что мне, в мещанской парадигме,в свою очередь кажется до смешного нелепым. (...)

Есть время переставлять мебель, и есть время белить стены. Время печатать книги и время их жечь. Время оплакивать могилы и время убивать.

Бандит взламывает мой дом,а нейтральный некто заводит беседу о цвете обоев в гостиной, чересчур безвкусных,на его взгляд. Бандит берет моих детей в заложники,а второй некто предлагает в связи с этим поговорить об их воспитании и школьной успеваемости. За окном третий некто в эту самую минуту искусно жонглирует томиками цветаевой, перекрывая мне наружный обзор. Четвёртый отвлекает внимание мелодекламацией. И ещё один сползает по крыше,завывая проникновенно “не стреляй”. (...)

Со временем появляются и крепнут смутные подозрения. Ребята,да ведь вы заодно с теми бандитами. Вы же и есть русский мир.

- Ну нет,ну как же, - говорят люди,стоящие неизмеримо выше меня в интеллектуальном плане. - Русский мир совсем не такой. Гиркин — негодяй, тьфу на него, а мы хорошие,мы путина скоро прогоним. О достоевском хотели поговорить. А тебе обои надо бы переклеить, и факельные шествия эти свои прекращай.

Я много размышлял об этом,(...) Люди,что неизмеримо умнее меня,не могут быть настолько непробиваемо-железобетонно отмороженными кретинами. Или могут. Или не могут. (...)

Мы просто одну вещь усвоили чертовски хорошо: где русский мир,там и гиркин. На прокуренных кухнях под окуджаву он самозарождается и томиками достоевского прогрызает себе путь. Там,где книги жгут, за русский язык дают в морду (на самом деле нет),и факельными шествиями взаправду ходят - вот там почему-то гиркина не видать.»

Неизвестный мне Гржегорж Бэ совпадает со мной в вопросе, напр., Навального — какое, к черту, участие в выборах в Думу в этой стране? Это как рокайль для хрущобы. Но вот, что мне стало интересно: а Бунин — это «русский мир»? А Чехов? Может, мы изначально больны, эта болезнь везде, но не замечаем?

Если взять «Преступление и наказание» - то да. Ведь речь идёт о какой-то «миссии», сверхчеловеке. Шаг до Гиркина.

Если взять Чаадаева, это подозрение укрепляется. Он мучается тем, что стране не хватает «вклада в мировую историю», то есть, неведомой херни. Его оппоненты говорят: «нет, как ты смеешь, подонок! У нас есть Неведомая Херня!» — и отправляют его в сумасшедший дом.

Ну хорошо, а «Солнечный удар»? «Руся»?

И вот тут замечаем, что герои Бунина тоже чем-то мучаются. Их гнетёт неведомая херня - бескрылость - они все на порядок выше «окружающей действительности». К кастрюлям их не приставить. И тоже самое внезапно остро прорезается в «Даме с собачкой». Муж какой-то не тот, со значком, как у лакея, и ваще...

Прямее всего выразилось в песне:

-Надо, надо, надо нам ребята, жизнь красивую прожить,

-Надо, надо, надо нам, ребята, что-то в жизни совершить.

Вот эта-то вколоченная в нас глубочайшая неудовлетворённость и есть, в частности, основа Империи. Фактически, мы постоянно желаем преуспевать относительно чего-то, кого-то. Проплыл бы поручик в какой-нибудь ханжеской Америке, и не сошёл бы на берег с барышней, и не предались бы они нецивилизованной страсти. А теперь что ему, пережившему «солнечный удар», думать о том, что бы ружья кирпичом не чистить? Всё, жизнь поломана. Он не получил в ней главного. Ну что его в жизни ждёт - одно мещанство: жена, пятеро детей...

У других тоже есть цари и диктаторы. Только какие-то другие. У нас — Пётр Первый, Ленин, Сталин, Путин. Что ни царь, то свершения, то лучезарие. А у них конкретный Кальвин без всяких признаков неведомой херни.