Записки мерзкого старикашки-2
5
Дочку тёти Кати звали Жанна. Высунув язык, она пыхтела над тетрадкой, разложенной на рояле. А Мамей ковырялся в сваленных вещах.
-Ты чего ищешь? - спросила Жанка.
-Картинки, книжки, - ответил он.
-Здесь есть картина! - обрадовалась она. - Там такие красивые тёти, в дыме. А дяди черные. Когда чего-нибудь празднуют, достают её, и на стол ставят. Для красоты. Эх! Не знаю, где она.
-Не отвлекайся, решай.
-Я уже всё сделала!
Мамей стал проверять. Подошла тётя Таня с прутиком, выломанном в зале.
-Здесь неправильно. И здесь тоже. И здесь. Ну что ж ты... - сказал Мамей.
-Всё правильно! - обиделась Жанка.
-Ну как правильно? Ну почему из сорока отнять тридцать восемь будет двадцать? Два!
-Нет, не два! Сорок — много. И тридцать восемь много. Как тут два получится?! - возмутилась девочка.
-Они большие, но близкие. Отличаются очень мало. Всего на два,
Она задумалась и скуксилась.
-Ну хорошо. Пусть в этот раз два...
Тёть Таня, постёгивая по ноге прутиком, спросила:
-Жанна, ты написала двадцать, а ответ — два. Насколько ошиблась?
-На восемнадцать, - ответила та, подумав.
Женщина вручила прут Мамею, пихнула дочуру в вырез рояля, низвергла голубые трусики и задрала платье:
-Отсчитывай восемнадцать! Раз!.. Два!...
Вторая и третья ошибка были на десятку. Расплатившись за грехи, Жанка переступила и наставила пузо на Мамея:
-Всё?
-Вот тебе довесок! - он шлёпнул, что подставили.
-Там нельзя-а-а! - хихикнула она. Мамей покосился на тётю Таню. Тётя Таня была безмятежна.
6
Пора было домой. Его спросили:
-Ну как? Понравилось тут? Ещё придёшь?
-Ну... - он поморщил нос. - Вообще-то «Блютнер» встречается чаще всего... А картинок, книжек каких-нибудь старых нет?
-Ты что, какие книжки! Сразу сожгли. Они же фашистские. Вот картина есть.
-А какая? Я люблю рисовать.
-Ещё придёшь, покажу.
Татьяна сняла халат и пошла одеваться.
Жанка сказала:
-Нажми кнопочку.
Мамей ткнул в пупок.
-Бжи-и-ик! - трусняк торжественно поднялся на место.
-Ой! - вдруг вспомнила девчонка. - Там же ещё задача, на следующей странице.
-Ну давай быстрее! - вздохнул Мамей.
Она подумала, что-то написала...
-Вот, - сказала она. - Проверь. Я ошиблась на семь! Бжи-ик!
И гордо отправила их к сандаликам.
7
Тётя Таня довела Мамея до дверей квартиры.
-Ох! - запричитала мама. - Я уже с работы, а его всё нет! Два раза у вашей калитки кричала!
-Я ж не предупредила! - схватилась за голову тётя Таня. - У нас так просто не выйдешь. Пришёл — придётся ждать. Извините ради бога! И рояль работает, и ваш сын просто клад. Ещё и рисует, да? Вот как такие сыновья получаются? Поделитесь секретом!
Мама смущенно заулыбалась.
-Да он только карты рисует.
-Карты? Осподи... Мы его у вас ещё пару раз одолжим, можно?
8
Под домом Мамея были подвалы. С улицы в сад все ходили через них. От прохода вбок ответвлялись четыре коридорчика. Одиннадцать каморок на шесть квартир. Ещё стояла золотая эра человечества — три были никем не заняты. Может потому, что обворовывали. Марь Иванну оставили без банки варенья из крыжовника, которого во всей Пруссии не найти. Не так жалко варенья, как крышек, достававшихся с большим трудом.
Мамею снилось, что он спустился в свой серый, тусклый подвал. Он явственно видел комаров на сером потолке, а это был дурной знак. За дверью стоит ведьма. Сколько он будет их бояться! Он дёрнул ручку...
Подвал был сплошь застелен пёстрыми коврами, и на них стояли рояли. Опираясь на каждый, выставили зад девчонки в ожидании прутика.
9
-Что сказал мальчик? - спросила Татьяну Антонина. Та самая, что влетела посмотреть, кто играет.
-Нормальный рояль, говорит. Думаю его ещё зазвать. Может, Жанка так музыкой заинтересуется. Плохо, они вдвоём там... - дверь в ту часть, где были их вещи и одежда, во время работы запирали.- Что ещё в голову придёт. Побольше бы компанию. Ты свою Ирочку к бабушке услала?
-Нет. Если ещё её привести, так детский сад получится, - ответила Антонина.- Не влетело бы. Да и лучше б они на воздухе гуляли, чем здесь. И пылищи, и суслом воняет.
-Пригоняй, она у тебя такая робкая.
Антонина глубоко задумалась, загружая бутылки. Татьяна спросила:
-Слушай.... Как думаешь, можно ему картину показать?
-Ему сколько? Одиннадцать-двенадцать? Как он её ещё поймёт, если мы не понимаем?
10
В торце зала имелось большое зеркало, треснувшее, и простреленное в войну. Женщины решили отколупать осколок побольше, и пристроить, где одевались. За осколком открылась нарисованная на холсте голова. Сзади к зеркалу точно подгонялась картина, так, что рама входила в раму. Отсоединить картину оказалось несложно. Яркая, красочная, она изображала несколько удрученных дам, лишь местами прикрытых каким-то дымком. Перед ними стояли грозные негры в пёстрых одеяниях, при саблях и ятаганах.
Слово «ресторан» в немецкой жизни имело злачный оттенок. Все они были наперечёт, все в центре. А этот располагался именно так, как назывался - «В сторонке». И подавали там неизвестный в Германии французский кальвадос...
Что темнить. Это было кабаре.
Его хозяин, потомок бежавших в Пруссию гугенотов, украсил зал картиной с рынком невольниц. В ориентализме Германия 900-х была впереди планеты всей, однако из-за пикантного требования - черные покупают белых, а не наоборот — её пришлось писать на заказ. Через тридцать лет цвет кожи клиентов и товара стал оскорблением национальных чувств. Хозяин установил зеркало, за которое прятал любимый шедевр.
Что мешало работницам сдать полуголых женщин, куда следует? Женская солидарность. О картине никто не знал. Ага, парторг в своём подвале повесит, и будет любоваться, названивая бабам по собственному проводу... Куда ушли часы с амуром, где бронзовый полумужик-полукозёл?
11
Картину поставили перед Мамеем. Тётя Таня, Антонина и Жанка стояли рядом. Он выдал:
-А что тут непонятного? Тётенек продают. Это рынок на каком-нибудь Куру-Кусу, в южных морях.
-Разве на рынке людей продают? На рынке картошку продают, морковку, - рассудительно возразила Жанка.
Мамей нашёл разгадку с небрежностью гения:
-Правильно. Продукты. Вот людоеды продукты и покупают.
Воцарилось ошеломленное молчание. И лишь Антонина тихо процедила:
-Привет из братской Гвинеи.
