Пришли какие-то, натопали, искали что-то, не нашли.

Быков

И вот, пока вы резво шарите

в квартирной полунищете,
хочу спросить: родные шариковы,

зачем? Чего вы и-ще-те?

Что проку в вечном этом обыске,

наставшем нынешней весной?
Ведь это действия из области

карательной, а не сыскной.

Что вас пугает в Абдуллаевой,

какая тайная вина?
Ее же сколько ни облаивай,

не переменится она.

Чем вас еще задела Светова?

Вас к ней набилось без числа,
но ей же это фиолетово

— ​она при обысках росла.

Что вы хотите от Гаврилова

— ​ужель вы ждете от него
обнаружения и вылова

недосягаемой Маркво?

Иль денег ЮКОСа вы ищете?

Но ныне ЮКОС — ​это труп,
уже давно присвоил тыщи те

«Байкалфинанс», простите, групп.

Напрасно спешивались всадники,

ища сомнительных утех:
искать дворцы и виноградники,

похоже, надо не у тех.

Сгорая от азарта подлого,

непостижимого уму,
вы ищете, должно быть, повода,

но вам же повод ни к чему.

Вломиться можете к любому вы,

любого выкрутить, как жгут, —
​а все российские обломовы

который век лежат и ждут.

Чего они такого вызнали,

какую выискали весть?
Что ищут — ​уж не смысла жизни ли?

Мы можем дать, у нас он есть…

Но смысла жизни им не надобно,

им надо сделать жизнь свиной,
и цели их вторженья наглого

таятся в плоскости иной.

Вам надо знать, что вам не вымолить

ни оправданий, ни защит.
Имеют право двери выломать

— ​о, как знакомо! как трещит! —
​имеют право влезть без повода

в камин, в прихожую, в окно,
спросить: а это дом такого-то?

что, не такого? все равно! — ​
забрать айфоны, оба паспорта,

да хоть бабло, да хоть пальто, —
​и что тут, собственно, опасного?

Кто хочет рыпнуться? Никто!

Не сомневайтесь, вы не в Дании,

у вас тут даже не Бейрут,
да вы и жили в ожидании,

что все однажды отберут.

Им хорошо, на Диком Западе:

их образ жизни не таков,
в белье не рылись, книг не лапали

и не топтали дневников,
поскольку обыск — ​мера крайняя,

что нарушает вашу честь:
обычно для ее избрания

резоны значимые есть.
Вы там поправкою четвертою

действительно защищены —
​хотя и древней, и потертою,

но крайне важной для страны.
Легко не вломишься в жилища те,

они надежны, как редут.
Их там не спросишь: «Что вы ищете?»

Там если ищут, то найдут.

Поэтика вторженья, обыска,

листовки, шпик, городовой!
Тут лишь слепой не видит отблеска

столетней бури мировой.
А обыски эпохи Берии

— ​от этих вех куда пойдешь?
Звонки ночные, дети бледные,

на рукописях след подошв…
Тут вся страна — ​как после обыска:

пейзаж разбросан, смысл изжит,
все в беспорядке, даже облако

валяется, а не лежит.
На всех путях, в лесу и во поле,

в грязи осенней и в пыли — ​
пришли какие-то, натопали,

искали что-то, не нашли.
И так всегда — ​в эпоху Сталина,

в эпоху гордого ворья…
Боюсь спросить: чего искали-то?

Ведь не нашли же них.. (ничего)!
Все втоптано, просторы выстыли,

не подметали триста лет…
Чего искали? Смысла? Истины?

Но даже заговора нет!
Таков удел отца и отпрыска,

державная, родная стать:
Россия — ​место после обыска,

где было нечего искать.