Крайне медленно, но эротическое переложение "Идиота" двигается. З-ю часть опущу из-за натуралистических подробностей. Вследствие «порки» за утайку сведений, купчиха Шванская слегла. Барон Маус эффектно вылечил её своими приспособлениями, вызвав "отделение опасных соков", как и предписывали последние достижения медицины.
После этого барон, председатель дворянства, и поп, - уединились, чтобы отдохнуть.
4
Отправив женщин, они втроём расположились в кабинете барона. Он достал хересу, выпили. Настало расслабление.
-Сказывают, от тоски морочной, во глуши порочной, стояло два монастыря, от одного до другого — пол-дня, - вдруг начал батюшка Леонтий. - Мужской, и женский. Так настоятель мужского, отец Силантий, решил крепость веры измерить. Взял братьев, повёл в женский монастырь. Рассадили монахов без портков, да монахинь, друг напротив друга, парами, велели молитвы читать. И под молитвы, значит, они должны своим кресалом по огниву чиркать. Кто первым задубеет, иль сок даст, тому плетей. А он, дурак развалился в резном кресле, наблюдает.
-Почему дурак? - усомнился Огонь-Куяцкий. - Коль Церковь поим и кормим, пусть и испытание держит.
- Три дни подряд? Один инок возьми, да утопись, - вздохнул поп. - Он же ещё руки привязывал на ночь. Ежли не выдумка, так теперь самоедам Христа глаголет.
-А у монашек вера крепче была? - спросил барон. -Ужель не свербило?
-Как раз у того кресла шишечки резные. Как никого, потроха и почешут.
Предводитель дворянства и барон деловито хохотнули.
-Для черни то и не грех. Нет нынче настоящего греха! Дед у меня много такого перевидел, что и не поверишь... - протянул Огонь-Куяцкий. - Времена премерзкие, нравы звериные, первобытные. Чирикали друг друга аки зайчики, где ни попадя. В Голштинии деда на охоту пригласили. А обед - в лесном хермитажике, двухэтажном. На первом кухня, на втором — господа. И стол подъёмный между ними, что бы челядь не путалась. Приехали и барышни, да нет их почему-то. Подходит пир к концу, снизу стол выезжает. Скатерть сдёргивают — а под ней дама привязана, и никаких на оной туалетов. Лицо под корзиной, ноги-руки в стороны и закрыты. Одно тулово. Стол круглый, вертай к себе, и...
-Господь всемогущий, какой ужас, какой ужас! - воскликнул отец Леонтий. - Не знали, кого и пользуют!
-То и хорошо, ведь не все ещё замужние. Вся дюжина барышень в ход и пошла. Курфюст молвит, я лицо государственное, должон быть беспристрастен. Из-за дам и война начинётся, а мне лишняя война не нужна. - Апполон Бонифатьич отпил хересу. - Ещё, охоч он был до театру. Известно, каков театр у курфюста — всё про Венер да Апполонов. Ближайшая знать и лицедействовала. Графиня Коссель, изображая Леду, яйцо снесла, поболе куриного.
-Это как? - изумился батюшка.
-Деревянное, за ниточку. Но позвольте-ка, судари. Кто тут должен нас развлекать? Барон, Вы же стоко насмотрелись! Как с панталонами в Индиях?
-Мерзость, какая мерзость, - произнёс отец Леонтий потрясенно.
-О панталонах там и не ведают, но так в ткань обернуты, что против нашего стократ скромнее, - отвечал Ардалион Гавриилович.
-Работницы крепостныя, иль платить надо?- уточнил Ипполит Бонифатьич.
-Платить, платить. Рабства в Индиях почти нет. Англичане сиё занятие почитают за зазорное. Хотя на самом деле знаю одного, который как раз этим и преуспел. Нашёл какое-то племя в горах, и девиц арабам торговал.
-Селение красавиц?
-Не сказать. Там меньше на лицо смотрят, чем на цветочек. Ходкое строение в самой интересной части.
-А что, одна дама от другой этим различаются? - заволновался отец Леонтий. - Я-то думал...
Предводитель прыснул в кулак.
-Ещё как! - улыбнулся Маус. - Тот англичанин знаток был, боле трёх дюжин разновидностей насчитывал.
-Кожу на костях в Ершанске точно не найдёшь. «Княгиню» не встречал,- вздохнул Огонь-Куяцкий. - Зато в остальном - как говорил наш поэт,
-Сам принес он ей ларец,
-Полный грешными вещами,
-Обожаемыми нами.
-Там их было всех сортов,
-Всех размеров, всех цветов...
А кто главный над полями?
-Англичанин, - отвечал барон. - Иль холостой, иль без супруги. Там непросто, что б детей не вышло.
-Ой, чувствую, многое бы могли рассказать! - с придыханием молвил отец Леонтий.
-Ум каждый сам теряет, - пожал плечами барон. - Как - не делятся.
-Намекнули бы,- буркнул Предводитель. - Ишь, молчун каков.
-Так не волновало. Батюшка ведь лекарем был. Мне едва десять стукнуло, как начал ему помогать. Женские болезни он лечил, вдувая горячие целебные воскурения. Как сейчас инфлюэнцу и чахотку лечат. Рановато я во всём просветился.
-Ничем и не удивишь?
-Это надо постараться. Потому... Ну, Индия... Что я могу рассказать?...
-Уж сделайте милость, - настоял Ипполит Бонифатьич.
-Заезжал по делу к сэру Твайнингу, самому крупному чаеводу. Он далеко не юн. Без обеда не отпустит. Садимся. Тут гости, и каждого лакей объявляет. Герцогиня такая-то, баронесса такая-то... Какие там «герцогини», откуда они в Индии? Это Твайнинг местных обрядил, приборам и манерам научил. Посреди обеда звонит он в колокольчик. Прибегает пара здоровенных индусов. Он объявляет: виконтесса Уайет! Тут одна вскакивает, начинает метаться, а эти двое буйволов заваливают ея на тот же стол, и еть. Она визжит, как резаная, остальные чинно кушают, как ни в чем ни бывало. Я-то не мог понять, зачем справа от хозяина на столе место свободное. Сэр потом извинялся — хотел без этого, да аппетита не появляется.
-Ах, так это для аппетита! - удивился отец Леонтий. - Вот знаю, мигрень и хандра супружеством лечатся, но что б аппетит от одного наблюдения за грехом появлялся?
-Именно так.
-Я нечто подобное слышал, - кивнул Огонь-Куяцкий. - Помещик крестьянок барынями наряжал.
-Я оригинального и не обещал. Одно старика удручало: здесь-то крестьянки белы лицом, а там все смуглы до черноты. Она на виконтессу похожа, аки пудель на белку. Мне, кстати...
Барон замолк.
-Говорите, тут стесняться некого, сын мой, - сказал отец Леонтий.
-В чем затруднение? - поспешил помочь Предводитель.
-Я, признаться, люблю индийския танцы, - ответил барон после молчания. - Красивое зрелище. Для услады раджа танцовщиц держит. Я тоже себе завёл, танцевали. Очень красиво они одеты — золото, жемчуга, яхонты... Но ведь тоже тёмные, и лица не наши... Эх! Кстати... - он встал, подошёл к шкапу, и вытащил оттуда гравюру в рамке.
На ней была танцовщица - в гирляндах, ожерельях, бусах, и множестве браслетов на руках и ногах. Батюшка и Огонь-Куяцкий вперились в картинку.
-Как звери, стыда не ведают, - задумчиво сказал отец Леонтий. -Однако ж если всё злато, то и к земле пригнёт.
-Таковое одеяние я привёз с собою, - признался барон.
-Одеяния я тут особо не вижу, - проговорил Предводитель. - Для коллекции привезли? Иль Ваши — он кивнул на дверь, - в оном танцуют? Раз в жизни бы узреть.
Маус молчал.
-Погоди-те ка, ... - произнёс Ипполит Бонифатьич, внезапно взволновавшись. - А не по заказу ли?!
-Да кто такое может заказать? - встрепенулся отец Леонтий. - Для кого?
-Есть же балет Императорского двора. Государь бо-ольшой поклонник. Кто придумывал костюмы для «Руслана и Людмилы»? Человек зело сведующий. Как, барон, танец в уединённом кругу может быть презентом монарху?
-Нет-нет, - заторопился барон. - Просто смутно представлял я в таковых одеяниях нашу даму. С белоснежной кожею. Уж и сам не знаю, для чего это я привёз.
-Уж не ершанскую ли см утно представляете? - развеселясь, пригрозил ему пальчиков Огонь-Куяцкий. - Бросьте, барон. Понимаем, дело весьма щепетильное, и сюрприз высокому лицу должен оставаться в тайне. Но как представлю в оном наряде антраша выкидающую, скажем,... э-э... Курляхину...
Поп попрехнулся. Потом выдавил:
-Еще «Тикакееву» скажите!
Оба захохотали.
-Что б в благочинном Ершанске, и такое? Последняя прачка, и та со стыда в омут кинется! - отсмеявшись, сказал поп.
-Да кто ж им даст, - холодно возразил Предводитель. - Не для каких-то безродных купчих, а, может, для самой императорской пассии. Вульгарной уездной коже нечего и мечтать, что б таких драгоценностей прикоснуться.
-Вы всё фантазируете-с, - сказал Маус, доставая платок, и отирая лоб.
-А кто только что сказал, что весьма хотел бы в этом наряде местную даму увидеть?
-Не «местную», а белокожую.
-Посмотрите на него, батюшка, - Ершанские ему не белы! - кивнул Предводитель. - Не видели Вы Вассу Тикакееву. Перси аки сугробы. В эти жалкие клочки ткани и не впихнёшь.
-Думаете, индийский князь не любит барышень в теле? - поднял бровь Маус. - Тесёмочки там. Но Вы ж молвите, оне скорее умрут?
-Это как поставить вопрос, — задумался отец Леонтий. - И кто его поставит.
-Да нет, сиё бесспорно немыслимо! - засмеялся Предводитель. - Сказать по-гусарски, Ершанск — такая еб... амуроглушь!
Батюшка прищурился:
-А ежли, к примеру, Тикакеева прослышит, будто одеяние царской красотки на Курляхину собралися мерять? Не возревнует ли?
-Ужли моя глупая прихоть, о коей я боялся и заикнуться, возможна к осуществлению? - в некотором смятении выдавил Ардалион Гавриилович.
-Да нет, конечно, Ваша милость, - крякнул отец Леонтий. - Честь и порядочность у нас не последние слова. Уж я-то знаю. Иной раз какую девицу и надобно на грешные мысли навести, ибо Господь сказал «плодитесь и размножайтесь». Так ведь дуры, крепкие, аки булыжная стена.