Бог обходит нас стороной - 1 - газета «Обзор», новости Литвы

Кардинально переделал "Ульмиганскую ведьму" в повесть - "Бог обходит нас стороной". Решил выложить в Инете. Сейчас читают редко, авторские права уже мало волнуют.

Объём 12 глав, 115 страниц

Глава I

Абинея Куршите, аспирантка кафедры филологии Вильнюсского университета, была ведьмой. Нет, в магию Абинея верила не больше среднестатистического филолога (но и не меньше). Если ей случалось наколдовать себе грант, диссертацию, а то и бутылочку тридцатилетнего Вальполичелло в комплекте с харизматичным парнем, то чисто рефлекторно.

Ведьма в литовском ландшафте как гитара в испанском. Спроси мужика - почесав затылок он скажет «э... не знаю, как в других деревнях... У нас, так все ведьмы». Калварский рынок в Вильнюсе утром похож на Лысую Гору в час пик. Бабуси с творожком стоят. И председатель партии труда взирает с предвыборных плакатов диснеевской королевой-мачехой.

По сути ведьма близка к персику. Она не танцует танго, не крутит хвостом, не пронзает страстным взглядом жгучих очей. Ничего такого персики не вытворяют. Мужчина вспоминает, что давно что-то хотел, потом рот его наполняется слюной, а потом его целиком заполняет безумное желание вонзить зубы в сочную мякоть. Один заокеанский секс-символ с обидой сказала, что всегда найдётся кретин, который не любит персиков. Не ведьма.

Что-то с её очарованием было не так, как у других, и Абинея решилась уточнить его возможности. Что случиться, если постараться в полную силу? Выбор пал на флегматичного Йонаса, преуспевающего чиновника МИДа, которым грезил ряд рекордно длинноногих девушек Вильнюса. Он обладал некоторым иммунитетом - никто не повесился, никого не зарезали. Лишь дважды в год звал замуж.

То, как она это делала, было непростым искусством, называющимся «витчкрафт». Как положено, собаки при ней не лаяли, дети становились ангелами. Но как раз детей не получалось. Будь в брачных объявлениях такая важнейшая информация, как длина и диаметр, Йонас был VIP-гостем. Но ни он, ни медицина не могли помочь. Ее яйцеклетки отказывались оплодотворяться даже in vitro. Трудности с продолжением рода характерны для ведьм, хотя, конечно, не идут ни в какое сравнение с трудностями разведения суккуб. Как филолог, она эти сказочки знала, но ей как-то не приходило в голову, что они имеют к ней отношение.

Проблема была от мамы. В тот раз, в случае с нею самою, задача была решена перебором. Отец её, скромный профессор истории, был у мамы не первым, а двадцать первым.

Литературный этикет обязывал начать в готическом духе, типа «однажды промозглой зимней ночью, когда ветер бросал в лицо мельчайшую ледяную пыль...». Нет, стоял солнечный август. Сохраним то приятное, что по недоразумению затесалось в этот триллер. Прямо перед её балкончиком, выходящим на речку Вильну, росло дерево, прикрывая комнату от солнца. Абинея выбирала, в чем выйти. Частенько она тратила на это столько времени, сколько уделяет упражнениям концентирующий пианист. Наконец она приобрела облик классической серенькой мышки, и дополнила его очками. Встреча могла быть важной.

Если Вы ни слова не поняли, то потому, что ещё ничего не знаете о витчкрафте.

В премиленьком центре Вильнюса, в премиленьком кафе «Сен-Жермен», искусно поддерживающим премилую безыскусственность смаковал дорогое, но хорошее кофе труженик истории Оскар Ламбертас.

Вошла Абинея, швырнула сумочку, и села напротив:

-Здравствуй, папа.

-Привет. Ну? Что сказало светило?

-Сказало, что я – Спящая Красавица. Ещё не проснулась.

-Изумительный диагноз! - фыркнул профессор.

-Вот придёт принц, сказало светило, он разбудит. Протрубят трубы... фаллопиевы...

-Печально, печально, - вздохнул он.

Она развела руками:

-Не находят отклонений. Ничерта они не понимают.

-Экстрасенс был конкретнее.

-Это что он конкретного сказал, пап?

-Ну... Королева Рагайна сколько, тридцать лет ждала? Всё верно, её только один мужик мог разбудить. Такое бывает, - он придал лицу героическое выражение. - Не падаем духом.

-Да самое время падать,- махнула она рукой. - Пап, мне не двадцать. Ещё только в авторемонт сходить, там скажут, почему искры нет.

Подошёл официант, она что-то заказала. Потом спросила:

-Как я вам с мамой удалась? Секретная технология?

-Не помню! Мы были в кино. Коснулся её руки, и — всё, туман. Мы сбежали с фильма, и дали тебе старт. Я даже не понял, на каком этаже это происходило. Помню это ощущение, что я для неё — единственный в мире...

-Ты её хоть поцеловал?

-Не по... не знаю, - смутился Ламбертас.

-Ага. Ты был груб! - догадалась она.

-Зря я тебе это рассказал... - крякнул профессор.

-Да ничего ж не рассказал. Может, дело как раз в поцелуе? Зверушки становятся вялыми и расслабленными. Они же должны быть злые, как черти! Ты уж извини, пап, кроме тебя мне не с кем посоветоваться.

-С женским полом у тебя отношения не складываются, - кивнул папа.

Наконец она вспомнила, почему здесь:

- А твой немец точно хотел меня видеть? Или ты расширяешь круг моих знакомых?

-Он откуда-то тебя знает, - покачал головой Оскар. - Спросил, насколько занята. Мол, кто бы показал ему Старый Город.

-Бенедикт... - она подняла бровь. - Бенедикт, Бенедикт... Ах, мой первый Бенедикт!

-Я опасался тебя звать, - вздохнул он. - Ещё влюбишься. Он... красавчик. Ему есть, из кого выбирать. У него здесь вот — он провёл по щеке, — вторая складочка. Как у киноактёров.

-А, от которой бабы без ума. Понятно. Не переживай.

-В общем...Гм... Я звонил насчёт него Йонасу, - признался профессор, отводя глаза.

-Ты думаешь, звонить Йонасу, который всё ещё на что-то надеется, что бы он раздобыл информацию о моём потенциальном кавалере, - это нормально? - задумалась она, сведя брови.

-Но я не зря звонил! Нет сотрудника Бенедикта Шварцмана в Регенсбургском институте древней истории!

-Ух ты! - она подскочила. - Вот ты меня и влюбил! Придётся применять крайние средства ... - она открыла сумочку, достала паспорт, протянула ему. - На, возьми,

-Он должен занести паспорт, когда ты будешь принимать ванну?

-Настолько облегчать жизнь не стоит. Некоторые любят преодолевать трудности. Но ты правильно понял. Кстати, цель вижу, - она быстро надела очки.

В ресторан входил красавчик лет тридцати.

Шварцман представился сотрудником исторического института, которому потребовалась консультация Ламбертаса. Он уронил её руку, целуя. Абинея была уверена, что выглядит так, как воображают мужчины аспирантку филологии. Но что-то было не так...

Начался разговор. Говорил, в основном, профессор:

-Я всё же настаиваю, что жертвоприношение младенцев, особенно женского пола, логично считать жертвоприношением первого ранга. Но даёт оно всего лишь продолжительность жизни, устранение болезней...

-Да-да, - сказал Шварцман. Он теребил узел галстука.

-Вы, вроде, были не согласны?

-Нет-нет, согласен.

-Тогда жертвоприношение с подбросом кусков жертвы в могилу предков не следует считать жертвой предкам. Напротив, в этом есть намеренный элемент осквернения, блокирующий ауру предка... Это нарушение естественного хода, «дырочка» в защитной корке мироздания. Вы меня понимаете?

-Конечно, господин профессор. Извините, здесь не душно? Может, госпоже Куршите наша тема — следы каннибализма в древних прибалтийских культах — не очень интересна?

-Она филолог, господин Шварцман, - отмахнулся Ламберт. - Что даёт закалывание, расчленение и сжигание младенцев шаману, прекрасно знает. Вы фрески-то в вестибюле филологии видели?

-Тема, как тема, - согласилась Абинея. - Папа, а Вацлавич был против резкого ранжирования жертвоприношений. Кстати, господин Шварцман, сексуальные мотивы в фольклоре меня гораздо больше угнетают. Всё так чувственно...

Она всё больше чувствовала себя, как чувствует капкан, который обнаружили. Ничего, сменим камуфляж. Она встала, поклонилась:

-Извините, я сейчас.

Спустилась к туалетам. Сняла очки, безвкусный шарфик, стёрла макияж а-ля «намазалась на всякий случай». Надела бархотку, к которой цеплялся «куриная лапка» - крест Нерона. Сменила походку и осанку. Вернувшись к столику, она смиренно поклонилась:

-Простите меня. Я пробую силы в дизайне собственной квартиры. Утром вскрыла банку замазки. Не разрешите ли покинуть Ваше общество, пока она не засохла?

И ушла, зная, что Шварцман так и не захлопнул рот, открывшийся от изумления.

Двое мужчин долго смотрели вслед. Бенедикт промямлил:

-Я же хотел... Вильнюс...

-Ничего, ничего, - успокоил его Ламбертас. -Вроде, она не возражала против экскурсии. Вы ей позвоните. Вот, запишите.

Он полез за мобильником, и обнаружил паспорт.

-Черт! Я же должен был отдать!

Профессор вскочил и выбежал из ресторана. Но через минуту вернулся:

-Все. Ушла, - он бросил паспорт на стол. - Знаете, что? Возьмите, и передайте. Я позвоню, она подойдёт и заберёт. Там и договоритесь. Тут рядом.

Он подвинул книжицу к нему.

-Берите, берите, - подбодрил профессор. И вздохнул.

-Что-то не так? - спросил Шварцман, вдруг хватая паспорт. - Я не так себя веду?

-Дело не в Вас, - ответил профессор. - Бебель отмечал, что три вещи противоестественны природе: старый еврей без денег, молодой парень, не лезущий под юбку, и девушка без любовника.

-Неужели госпожа Куршите ведёт... э... уединённый образ жизни?

Профессор проникновенно посмотрел ему в глаза:

-Недавно её мужчина умер. Ему было за сорок. Звали Сигизмундом.

Немец опустил глаза:

-Сочувствую... Катастрофа?

Ламбертас откусил какой-то листик, пожевал, и пояснил:

-В момент, когда они были в постели.

-О, чёрт! - ахнул Бенедикт. - Простите. Она винит себя?

Профессор сделал губы уточкой, выражая сомнение. И изрёк:

-Не думаю, что мы когда-нибудь узнаем ответ на Ваш вопрос. Может она этим гордится?

Абинея долетела до квартирки. Сейчас перед нею, на диване, были выложены свитера и чулки, разных цветов и длины. Она размышляла над ними, как Терминатор над пистолетами в оружейной лавке. Дальнейший витчкрафт был такого уровня, что и мисс Марпл вряд ли бы догадалась о цели её действий.

Она до половины задвинула штору, устроив полутьму. Включила свет. Встав на низкий столик, через платочек, вывернула лампочку из плафона, но не до конца. Лампа погасла. Спрыгнула, придвинула к столику кресло. Отошла, поглядела, подвинула сантиметра на три. Ещё на два. Положила на пол подушку, рядом с диванчиком.

В туалете из шкафчика достала клей, и чуть капнула его на ладонь. Растёрла. Получилось черное пятно.

Зазвонил мобильный. Она взяла его.

-Да, папа? Хорошо. У «ангела». Через пять минут подойду.

И начала одеваться.

Бенедикт читал «Конституцию Ужуписа» у памятника Ангелу и ухмылялся.

...Каждый имеет право умереть, но не обязан...

...Каждый имеет право ничего не понимать...

Абинея подошла, опустив голову. Бесформенный свитер, скрывающий тело, кончался ниже бёдер, взрывая мозг вопросом, есть ли там юбка. Между длинными чулками и свитером, опасно высоко, осталась белая полоска кожи. Жгла мысль, что она действительно не подозревает, как это выглядит.

-Ну вот, - вздохнула она. - Папа умчался в деканат, а паспорт заставил принести Вас?

-Именно, - ответил Бенедикт, и вытащил книжицу. - Вот.

Она испуганно оглянулась — что это он так пожирает глазами? Не пожар ли сзади? Шварцман сглотнул, и спросил:

-Господин профессор ничего не говорил Вам насчёт небольшой экскурсии по Вильнюсу? Для меня?

-Да-да, конечно. Если пожелаете, я проведу Вас. Но в этом нельзя и подходить к костёлу.

-А-а.... Кафе? Порог кафе... переступите?

-Нет-нет. Это рабочая одежда, ещё примут за... - она молитвенно подняла глаза к облакам. - На самом деле-то... хотелось бы пирожное.

-А что такого? - он попытался сделать вид, что ничего такого. - Ваш свитер напоминает мне у Вильмы, в Скуби-Ду. Очень высоконравственный персонаж.

Она заколебалась. Он показал на кафе «У Ангела».

-Вот это — хорошее кафе? Я прикрою Вас, и проскочим за боковой столик.

-Лучшее... - прошептала она. - Мне бы эклер с кофе. Пару...

Бенедикт подставил руку.

-Ого, - сказала Абинея. - Вот это мускулы! У Вас, наверно, железная хватка.

-Я не всегда занимался историей.

-Да? Это так удивительно. Если не секрет...

-Не секрет. Был гонщиком. Автомобильные трюки делал. Танцевал танго в аргентинском ресторанчике.

-О, Господи! - глаза её округлились. - Танцевали танго? Отпустите меня немедленно! Мне страшно!

-Согласен. Танго опаснее, чем трюки, - согласился он. И поволок её в кафе.

Эклеры «У ангела» специфической формы, небольшие. Вдруг обнаружилось, что её рука чем-то вымазана, а в туалет... чере зал...

-Так и не отмоется ведь, - сказал Бенедикт. - Открывайте рот...

-Я так не могу... - в отчаянии прошептала она.

-Тогда я их выкину.

-Вот эти? Эклеры? Выкинете??

Он всовывал эклер в покорно открытый рот. Даже в эротических снах немногие такое видели. Полоски голой кожи над чулками росли, и неумолимо притягивали взгляд.

-А-ах! Я такая грешница! - шёпотом призналась Абинея.

Бенедикт сорвал галстук и расстегнул верхнюю пуговицу сорочки.

-Сладкоежка, - пояснила она. И снова закрыла глаза, и открыла рот. Но эклеры кончились. Бенедикт случайно проглотил последний.

Выводя её из кафе, он объявил:

-Я должен донести Ваш паспорт! У Вас же нет карманов!

-Хорошо, что Вы не знаете, где я живу, - сказала она, сворачивая направо.

-Там была бумажка с адресом, - ответил он и развернул её налево. Она упёрлась. Сопротивление было подавлено.

-О, Боже! - взволновалась она. - Это насилие! Обещайте, что не прикоснётесь ко мне!

-Чем клясться?

-Не знаю, что там для Вас дороже всего...

-Клянусь баварской Барселоной и прусской Боруссией!

Её дом был перед самым мостом. Они вошли во двор, который опоясывала старая деревянная галерея. Она поднималась на галерею по лесенке, он следовал за ней. Остатки рассудка выжгло чудо высокого витчкрафта: перед его носом полоски голой кожи росли. Всё выше, и выше.

-Темновато, - сказала Абинея, когда они вошли. -Я включу свет.

Она показала ему на кресло, зашла на кухню, где мгновенно избавилась от трусов. Вернулась, щелкнула выключателем. Свет не зажегся.

-Контакт плохой.

Скинула туфли, залезла на столик. Она была прямо перед ним, и вытянулась, доставая лампочку. Её свитер кончался ровно на уровне глаз Кассиана.

Шварцман вдруг вскочил, и обхватил её одной рукой, лихорадочно расстёгивая штаны.

-Не-ет!! - забилась Абинея. - Вы ведёте себя, как... как... Животное!

-Да! Я - Животное Козёл! - согласился он. Но зарычал, как тигр.

-Не надо! Не надо! Мы сгорим в аду!

-Согласен!!

Они рухнули на пол. Голова её оказалась в расчетном месте приземления, на подушке. Под интенсивным напором она уехала под диван. Всё было прекрасно, кроме календаря. У неё были не те дни, в которые можно забеременеть.

-Предупре...ждать надо... - приходя в себя, прохрипел Бенедикт Шварцман. В судорогах страсти они всё-таки взлетели на диванчик, но он использовался для оргазмов только в самых крайних случаях. Шварцман был жесковат железными мускулами. Они не дотянули до её прелестной спальни трёх метров.

-Предупре...ждать?- ответила Абинея. Невинная, как монашка, приседающая на огуречном поле. Предупредить его, конечно, следовало.

-Подъезд... Лестница... И...всё накрылось нирваной. Не, даже лестницы не помню.

Пульс пятьсот - помню.

-Спасибо за положительные отзывы. Но... Органы... всё те же.

-То есть что, это всегда так?? Вот так, да?

-Ну... как-то же приходится размножаться, - прошептала она. - Природа...

-Природа... -сказал он. - Природа — Зае... природа. Какой это этаж?

-Старый Вильно. Тут всё двухэтажное.

Он жарко дохнул ей в ухо:

-Господи... - произнёс он. - Ты казалась... бархатной. Я думал, есть ли у тебя эмоции?

-Рассержусь, прицепятся неудачи, - пригрозила она.

-Ведьма! - он поцеловал её.

-«Рагана-ведьма — моя матушка»!

-«Буртниек — мой батюшка. Как-никак, мы парочка» - подхватил Бенедикт.

-Буртниникас, по-нашему. Ты знаешь даже это? - удивилась она.

-Удивительнее, что ты знаешь. Это же, вроде, латышский эпос. А мы в Вильнюсе.

Строчки были из эпоса «Лачплесис» Андреюса Пумпура, классика латышской литературы. Лесной знахарь — буртниек, - слюбился с ведьмой.

-Слухи о кровавой вражде литовцев с латышами несколько преувеличены, - вздохнула Абинея. - Работу писала про Пумпура.

Бенедикт рассмеялся:

-Бьюсь об заклад, название той работы «Литовские мотивы, заимствованные Пумпуром»!

Даже если Бенедикт историком только прикидывался, багаж знаний это позволял.

-Ты выглядел таким страстным. Думала, забудешь и Пумпура, и лингвистику... - отозвалась она мрачно.

-Я забыл, забыл! Я что, лингвист?

-Историк ты.

-Никогда бы не подумал. Да я обалдевши!

-А в чём это заключается? - поинтересовалась она.

-Ну... меня теперь не оттащишь! - он потянул её к себе. Но она отстранилась:

-Смотришь на тебя, и последнее что пришло бы в голову - специалист по язычникам Прибалтики. А это что за отметка?

Она коснулась его руки выше локтя:

-Родимое пятно. Клеймёный, - вздохнул он.

-И на ноге шрам...

-Недавно громадный пёс цапнул. Вилял-вилял хвостом, и цапнул... Спасибо, ногу не оттяпал. Ходил на уколы. Подожди-ка... да ты... в чулках?

Наконец заметил. У неё был небольшой дефект в ступнях. Впрочем, для персика конечности не главное. Ноги — это увертюра, которую можно забыть, переходя к основной части. Чулки повторяли цвета дивана, ноги исчезали, концентрируя внимание на более эротичных деталях.

-Я не люблю открывать ступни, балетный кружок их испортил, - соврала она. - Черт. У нас проблема.

-Да? - нахмурился Бенедикт.

-Я сейчас умру от голода.

-Может, влюбилась в кого? - предположил немец.

-Влюблённая аспирантка филологии? - испугалась Абинея. - Это такое жалкое зрелище!

Шварцман с трудом оторвался от её тела, бросая на неё взгляды, которые бросает пахарь на незаконченную делянку.

Неподалёку под гостиницей у него стояла красная машинка. Оказалось, что они оба любят текучую воду. Поэтому поехали в «Мельницу» в Веркяйском парке. В знаменитом «Доме над водопадом» Фрэнка Ллойда Райта воды текут по дому — здесь же ручей был под террасой. Но больше жидкости перетекало в клиентах.

Бенедикт умел разговаривать с женщинами, и вошёл в раж. Его баритон вибрировал даже в пятках:

-Я не хочу расставаться. Ни на секунду. Ты можешь поехать со мной в Бранденбург? Или мне отменить Бранденбург?

Она дрожала:

-Какой Бранденбург?

-В какой хочешь. Хоть в оба. Давай купим один. Я всегда мечтал купить Бранденбург. Но не было, для кого.

Она изящно не ответила.

-Может, ты хочешь оказаться со мной в лесу? Посреди огромного леса? Какой лес у вас самый большой и глухой?

-Лобанорас... - проговорила она.

-Лобанорас, вот. Лобанорас. Белая кожа в тёмном-тёмное лесу. Знаешь, что мучит меня? Кожа. Твоя кожа. Ты ведь сделала из меня маньяка. Без ласки, без нежности... Как я мог? Ужасно, я не знал, что способен на такой примтив, грубость... Ведьма...

-Ведьма?

Она разжалобила бы и Нюрнбергский трибунал.

-Высокого полёта. Папа говорил мне, найди себе ведьму и не ломай судьбы. И я тебя нашёл! Послушай, госпожа Лобанорас...

В это время у неё зазвонил мобильник. Она поднесла трубку к уху:

-Да?

-Это Йонас, — сказали в трубке. - Я знаю, не вовремя, ты со Шварцманом. Тут такое дело. Сигизмунд, оказывается, застраховался на крупную сумму...

Ну что ещё с этим типом, который умер от оргазма?

-И что?

-Страховая компания не хочет платить. Он знал, что у него слабое сердце. Они считают, что это «сладкое самоубийство». Бенедикт Шварцман подослан к тебе. Это сыщик страховой компании.

-Это нереально, - мягко сказала она.

-Посмотри, что у него в кармане.

На том конце отключились. Она задумалась. Уставилась на Бенедикта. Тот спросил:

-Что-то не так?

-Поцелуй меня, - попросила она.

Он встал, наклонился. Они обнялись. Когда настало время для новой порции воздуха, она сказала:

-А он включен.

Он обернулся. На столе лежал диктофон, который она вытащила у него из его пиджака. Это шокировало его больше, чем она предполагала.

-Откуда... откуда ты могла... это...

-Каким будет вердикт, господин следователь? Секс со мной угрожает жизни сердечника?

-Да и здорового... - отозвался Бенедикт и осёкся. - Погоди... Ты о чем?

-О Сигизмунде.

-Это кто?

-Это мой любовник. Который помер прямо в самый момент. Хорошо застраховавшись.

Он потряс головой:

-А я-то при чём?

-Разведка донесла. Ты нанят страховой компанией. Она не хочет платить страховку. Я бы не поверила, если бы не диктофон в твоём кармане. Или, хотя бы если в Регенсбурге был историк Бенедикт Шварцман. Ну совсем ничего, - ничего, во что можно было бы поверить глупенькой мышке.

Бенедикт резко отодвинулся вместе со стулом от стола.

-Ни хрена себе...

-О предках рассказала, о чередовании женских имён в моём роду тоже. Может, мне можно тоже спросить? Ты действительно Бенедикт?

Он встал, подошёл к краю террасы, заложив руки за спину, и наблюдая низвергающийся поток воды. Вернулся за стол.

-А кто говорил, что будет легко? - сказал он сам себе. -Хорошо. Три года назад я увлёкся текстами шабашей…

-Бенедикт, - жалобно произнесла она. - Сейчас ты скажешь, что обнаружил в них наследие зловещих этрусков. Но зловещие этруски нынче везде толпами, не продохнуть. Я бы, конечно, постаралась выглядеть полной дурой, но у меня никакого актёрского таланта...

Он опять задумался.

-Ты не представляешь, что спросила! Прокол с диктофоном невероятен... Это ж танцевать от сотворения мира. Что правильней — рассказать, или не рассказать? При том, что я не имею право... И к тому же, ни хрена и не понял. А это крайне важно. Риск сумасшедший...

-Не надо! Не рассказывай!

-Я бы мог тебя успокоить. Доказать, что ни сном, ни духом... с этим Сигизмундом. Но я не хочу путаться во лжи. Ты - действительно моё задание. Есть отделение германской полиции, в Регенсбурге, занимающееся довольно своеобразной деятельностью. Думаю, ты всё равно скоро поймёшь, что для страхового следователя знать прибалтийские языки и историю — это лишнее. Больно дорогой следователь получится. Да и Регенсбург меня нанял только на время... Я не дешев.

Абинея вздохнула. Он был единственным в мире, а уж ещё неделю она могла бы стерпеть и Сатану из преисподней. Увы, надо было что-то говорить. Что в такой ситуации говорит нормальная женщина...

-Я — всего лишь твоё задание? И только?

-Да, и я потерпел сокрушительный провал. Ничего не узнал. Всё наоборот запуталось. Теперь я даже сомневаюсь, что тебя подставили случайно. Жутко хочу на тебе жениться.

-У тебя были... ещё задания?

Он молчал.

-Предыдущие?

-Да ерунда...- отмахнулся Бенедикт. - Не бери в голову. Супруга эстонского премьера...Ты понимаешь, что я бы ничего тебе этого не говорил, если б не втрескался по уши?

-Страховой сыщик лучше, - сказала она.

-Надо понять, кто и зачем втянул тебя, фольклористка Абинея Куршите. Тебя за глаза называют «ведьмочкой»... Съездим в Бранденбург? В другой Бранденбург? Нам надо углубленно познакомиться...

Если сейчас она не психанёт, не выдержит социального шаблона, он поймёт, что сверхважен ей. И перепугается. Больше всего на свете мужчины боятся прилипал. Придётся отреагировать.

Она встала, взяла сумочку.

-Господин Шварцман, по-моему, Вы в меня слишком углубились...

-Постой! Хоть до дома довезу! - воскликнул Бенедикт.

-Спасибо. На метле быстрее, - она быстро пошла прочь.

Ей было глубоко плевать, что именно свело их вместе.

К остановке сразу же подошёл автобус. Пришлось сесть. Она встала у открытого окна... Веркяйская дорога идёт вдоль леса. Ей почудилась какая-то тень. Она вгляделась. Вдоль леса мчалась черная собака, почти не отставая от них...

А вот её уже нет.

А вот их догоняет машина Бенедикта. Он высунулся в открытое окно, и кричал. То, что в таких случая кричат мужчины:

-Абинея! Абинея! Я тебя люблю!

Время перейти на новую ступень отношений.

Абинея рванулась к водителю:

-Остановите!

Водитель качает головой.

-Он хочет сделать мне предложение!

Такое напугает кого угодно. Он затормозил, распахнул дверь.

Шоссе поднималось в горку. Бенедикт попытался обойти автобус...

-Тормози, кретин! - заорал водитель. Он сидел выше и уже видел машину, вылетающую навстречу.

Бенедикт резко вывернул руль. Грохот, хлопок, звон лопнувшего стекла.

Абинея выскочила. Его машина врезалась в дерево.

Сирены, носилки. Толстая ветвь пробила лобовое стекло. Извлекли окровавленный труп...

Она бессильно сидела на траве. Резко затормозила машина. Это машина Йонаса. Он бежит к ней. Зачем ты здесь, Йонас?

Он пытается её обнять. Она оттолкнула его.

-Зачем? Зачем ты только звонил? Теперь у меня никогда не будет детей!!

Йонас застыл.

-О чем ты говоришь? Когда я звонил? Позавчера?

-Двадцать минут назад!

-Я не звонил сегодня! Клянусь! Да, я хотел, сказать, что у Шварцмана есть второе имя. Но я не звонил!

-Какая разница, какие у него были имена!! - заорала она.

-Он, вообще-то, Абенир Бенедикт...

Она растерялась.

-Абенир?...

Что может более естественно завершить отчёт об этом бурном дне, как не морг? Триллер — это такая штука, где в конце все умрут, умрут, умрут. Даже те, кто с самого начала мёртвый был. Снаружи тёплая августовская ночь, а здесь прохладно. Гудит, моргает неон. По выщербленной плитке идёт невысокий грязноватый мужичок, на плече его висит небольшой аккордеон. За ним шаркает древний старик, заросший белой бородищей.

Каталки. Мужичок откидывает простыню. Это тело Бенедикта Абенира Шварцмана. Они вглядываются в тело, и тот, с аккордеоном, находит родимое пятно.

-Долго же пришлось тебя искать!

-Это точно, - согласился старик. -Но ты мастер! Идеальное убийство. Жаль, некому оценить...

Убийство?! Ведь Шварцман сам напоролся на эту ветку?

-Я всего лишь расчетчик, - пожимает плечами аккордеонист. - исполнил ты всё сам.

-Слава богам... не знаю, правда, каким. Успели.

-Я бы не был так оптимистичен, - отвечает мужичок.

-Я помню, - кивнул старик. - «Рождённый гневом мёртвого Абенира». Но разве мёртвый может что-то родить? Если уж он до этого не родил, теперь точно не родит.

-Уж тут ты специалист, - ухмыльнулся мужичок. - Но предсказания, они такие предсказания! В общем, я тебя предупреждал.