Клуб творческих людей сайта ветеранов ВРТУ-ВВКУРЭ
Руководитель клуба Яков Криницкий
Сайт ветеранов ВРТУ-ВВКУРЭ - www.vrtu-vvkure.com
Выпуск № 33
"Завтра была война" К 83 годовщине с начала войны.

ПОЭЗИЯ

Яков Криницкий (г.Вильнюс)

ЗАВТРА БЫЛА ВОЙНА

(по мотивам одноименного фильма Ю. Кара)

Уже в воздухе пахло войной,
И плыла от порога, от школьного,
Будто выброшенная волной,
Тихо музыка радиольная.

Сорок первый, тревожный год,
Что же сделал ты с душами нашими?
Уходили, как прежде в поход,
Повзрослевшие вдруг однокашники.

Расплетали косички девчонки,
И не брали мальчишек на понт,
Чтоб не выглядеть кралями тонкими,
Убегали из дома на фронт.

Эх, вы мальчики, милые, добрые,
Вас любить нам мешал детский страх,
Может после когда-то попробуем,
Как горит поцелуй на губах.

Вы вернётесь и нас не узнаете,
Повзрослевших подружек своих,
А пока вы от нас уезжаете,
Взяв винтовку одну на двоих.

Был июнь и с дождями и с грозами,
И с готовыми к бою заставами.
Только бабки с ненужными розами
Всё на фронт провожали составы.

ЖИВЫЕ И МЁРТВЫЕ

Их жизнь делила на живых и мёртвых,
Солдатом становился генерал,
Ломала слабых, закаляла твёрдых
Великая, но страшная война.

История не слишком их щадила,
Так, на друзей и недругов деля,
Что из - под ног порою уходила,
Как и они, уставшая земля.

Но это будет через много лет,
А в 41–м этого не знали,
От горьких поражений до побед
Они страны историю писали.

Смешались линии фронтов и тыл,
Армады танков, пушки, медсанбаты,
Об этом знает только тот, кто был
В те годы офицером и солдатом.

Об этом помнит старенькая мать,
Что на войну, крестясь, их отправляла,
Своих детей ей больше не обнять,
Лишь молча гладить холод одеяла.

А те, которым удалось дожить
До светлого мгновения Победы,
И те, которые умеют не тужить,
Не унывают, несмотря на беды,

Они встают, не подавая вида,
Что их сломала нынешняя жизнь,
Как будто до сих пор звезду Давида
Их заставляет нашивать фашист.

Нам стыдно за великую страну,
И чувствуем, что мы повинны в этом,
Что люди, пережившие войну,
Живут сегодня хуже, чем тем летом.

Ведь и тогда, когда пришла война,
И был весь мир как будто перевёрнут,
Так и сегодня, в наши времена,
Их делит жизнь на живых и мёртвых.

Валерий Срибный (г.Вильнюс, Литва)

У МОГИЛЫ ОТЦА

Я в той войне шагал в строю,
Где каждый шаг угаром вился,
Я сатанел, как все в бою,
Хотя ещё и не родился.
Я поднимался в полный рост
С моим отцом, с его друзьями
И мне преградой стал тот мост,
Где взрыв отца обнял клешнями.
И мне сестричка, наклонясь,
-Терпи, терпи,- шептала в ухо
И через сполохи и грязь
Ползла со мной, рыдая глухо.
Потом в ночи Березиной
Мы плыли лодкой у рассвета
И над отцом и надо мной
Дымились в сполохах ракеты.
Я брал Берлин, вбежал в рейстаг,
Хмелел вином из русской фляги
И там отца весь в дырах флаг
Затрепетал победным стягом...
Нет. Мой отец погиб в бою
Еще в начале чёрной ночи,
А я у стелы здесь стою,
Прикрыв рукой дрожащей очи.

Зачерпнул воды солдат
Из крутого Терека,
Выпил, хмыкнул - жив и рад,
И потопал берегом.
Из войны - опять в войну,
Воевал – не прятался.
Упустил любви весну
И к весне посватался.
Сколько раз смотрел в глаза
Смерти он и братскою
Стала скорбной груда тел
Вся душа солдатская.
Повидал немало бед,
Нахлебался горюшка
Парень в двадцать с малым лет,
Но с седой головушкой.
Вот придёт сейчас домой,
А душа - то мается,
Ведь не зря же сердца вой
Стоном прорывается.

Что ты понял там, солдат?
Так, пустяк, безделица:
Жизнь одних – в цветенье сад,
А моя – в метелицу.

Гению музыки, автору бессмертного Реквиема
Вольфгангу Амадею Моцарту
посвящаю…

Лакримоза.
Всё – боль, печаль, сердец смятенье
И душ святая чистота
Стекает, как благословенье,
Слезою с тяжкого креста.

И что-то больше чем страданья
У неизбежности черты
В надеждах хрупких, в ожиданьях –
Услышишь в звуках этих ты.

Пускай уход наш неизбежен
И кратка нашей жизни нить,
Но будто луч надежды брезжит,
Где ход часов не изменить.

Вся сущность будней, праздность – стает,
Есть только вечность и … покой,
И вся суетность опадает
С вершины музыки такой.

Где скорбь натянутой тетивой
Звенит под стрелок чутких ход,
Уже слышны в тугих разливах
Смиренье бурных прежде вод.

Чем встретит нас теченье Леты,
Мир с нами будет или без? –
Не рук людских творенье это,
А знак величия небес.

И так прозрачны, ёмки звуки
Где все глубины дум видны,
Где всё слилось – мечты и муки,
И всепрощенье тишины.

Михаил Боженкин. (г.Вильнюс, Литва)

(Ветеранам Второй мировой войны посвящается).

Вы нам несли Победу, фашистов сокрушая,
Тащили груз войны мальчишки на плечах,
Месили грязь и снег болот родного края
В Орловской и родной Литвы лесах.

Припев:
Спасибо, Победитель,- солдат неутомимый,
Мы низкий шлём поклон участникам войны,
И пусть горит в сердцах у них огонь неугасимый,
А праздник День Победы шумит как цвет весны.

Надолго зватит нам и горечи и славы,
Уходят ветераны, уходят в мир иной,
Их подвиги народы забыть, забыть не вправе,
Они спасли народ и сердцу дом родной.

Горел солдат в бою, земля горела с воем,
Металл вздымал с огнём, скрывая небосклон,
Пройдя весь этот ад, не дрогнули герои,
Мы шлём от поколений солдатам свой поклон.

Припев
Спасибо, Победитель,- солдат неутомимый,
Мы низкий шлём поклон участникам войны,
И пусть горит в сердцах у них огонь неугасимый,
А праздник День Победы шумит как цвет весны.

БАЛЛАДА ЗЕМЛЯКУ

(Рассказ очевидца)

Ранен был солдат. Так хотелось жить-
Было лишь ему девятнадцать лет.
Сухость на губах, жажда:"Дайте пить!",
Но воды ни капли рядом нет.

Командир привстал, не боясь врага:
"Скаридов , ползи, неси воды!
Волга- сто шагов, там течёт вода,
Немец льёт огнём, но не жди беды".

Кривенков-земляк: "Дяда Вася! Я!
Дома ждёт жена и пятеро детей,
Я иду к реке, пусть пошлют меня,
Поклонись лишь матери моей".

Кривенков-земляк, пал с речной водой,
Дядя Вася поднял на руках,
Окропил слезой, что прикрыл собой,
И поклялся мстить за земляка.

Вот такая Русь, вот такой народ,
Подвиги его живут века.
Встанет он стеной, только позовёт
Родина моя и земляка.
К битве под Москвой.

160 дней идёт кровавый бой,
Москва для фрицев- то не Прага,
Пол миллиона встали в боевой строй,
У москвичей своя отвага.

И день и ночь клепают мины,
Готовы жизнь свою отдать,
За Родину, Москву, детей любимых
И за свою родную мать.

167 дней война уже идёт,
План захвата с треском провалился,
145 тысяч немцев пали у ворот,
Но не один фашист в Москве не появился.

Как и всегда, опять, опять,
С позором гадов гнали всех домой,
Остались пол мильона на поле лежать
Захватчики убитые войной.

С декабря сорок первого года
Минуло семьдесят пять лет
Московской битвы нашего народа
И павших помнить наш обет!

Будем помнить подвиг солдата Падерина-
Отца шестерых детей,
Своим телом закрыл амбразуру уверенно,
Сохранив сотни жизней боевых друзей.

Пусть не суют враги в Россию грязный нос,
Россию не сломить им никогда,
От своего ж меча погибнут и весь вопрос,
И надо всем запомнить навсегда!

Александр Илларионов (Вильнюс, Литва)

Вы остались навек молодые.

На рассвете пришёл нам приказ наступать,
Кто бы знал, как вставать неохота,
Не успели поесть, не успели поспать,
В наступленье пошла наша рота.

Мы не знали тогда, как закончится бой,
Но мы верили в нашу Победу,
Что для нас приготовлено было судьбой?
Кому пуля? Тебе, иль соседу?

Ах, как хочется жить! Очень хочется жить!
Я в атаку иду самым первым,
Я не знаю, смогу ли до завтра дожить,
И как струны натянуты нервы.

По пластунски вперёд до позиций врага,
Смерть опять распахнула ворота.
Но не ступит в наш дом больше вражья нога,
Ведь не зря полегла наша рота.

Мы штыками достали победу тогда,
Половина ребят не вернулись,
Там остались друзья, что ушли навсегда,
И под пулями немцев не гнулись.

Те друзья, что не раз выручали в бою
Погибали не ради медалей,
Свою жизнь отдавали за землю свою
И об этом заранее знали.

Оросили вы кровью луга и поля,
Но остались навек молодые.
Помнит вас вся страна и родня Земля,
Помнят вас ветераны седые.

Вспоминая друзей, что погибли в бою,
Плачу я по ночам, не стесняюсь,
Вы мне жизнь в том бою подарили свою,
Перед подвигом вашим склоняюсь!
Мы все под прицелом.

Мы все под прицелом у будущего,
А целится в нас прошлое,
И уроки истории в сущности
Не дают надежд на хорошее.

Мы ленимся делать выводы,
Всё стремимся к богатству и славе
Всюду ищем только выгоды,
Не задумываясь, а мы вправе?

Наш прогресс пожирает духовность,
Превращая его в потребительство,
То, что в прошлом было греховность
В наши дни стало обыденно.

Мы теряем чувство ответственности
За детей, за родных , за близких,
В нас всё меньше непосредственности
А поступки всё чаще – низки.

Дети могут уже по английски
Писать, общаться, спорить,
А в родном через слово – ошибки
С кем же будущее нам строить?

А причина, не только в лени,
Или даже в нехватке времени
Мы забыли, как встать на колени,
И просить у Бога прощения.

ПРОЗА

Виктор Бондаренко (г.Вильнюс, Литва)

Окопная правда.

Мне повезло. Я застал живыми людей, которые прошли ту, большую, войну. Они охотно делились своими воспоминаниями, и не было более внимательных и благодарных слушателей чем мы, пацаны, в ту пору. Потом, уже в зрелые годы, я отмечал для себя, пронзительную искренность и честность этих рассказов, их тонкий юмор и, практически полное отсутствие ненависти и «надрыва» в повествовании.

Однажды был случай. В дивизионе работал истопник. Человек пожилой, незаметный, сильно пьющий. Мало кто им интересовался, делал своё дело, и ладно...

Всё изменилось во времена расцвета застоя, когда в стране стали доказывать, что войну-то мы выиграли только благодаря тому, что Леонид Ильич Брежнев не покладая рук и изо всех сил руководил армией и страной. К этому времен относится анекдот о том, как Сталин вызвал к себе Жукова, чтобы обсудить стратегию освобождения Европы и спрашивает его,

-как Ваше мнение, товарищ Жуков?

-не могу сказать, товарищ Сталин, я этот вопрос не обсуждал еще с Леонидом Ильичем.

Тут еще «Малая земля» вышла из печати, и понеслось... Обсуждения, читательские конференции, симпозиумы и т.д. и т.п. Сколько диссертаций было защищено в то время на эти темы! ( Даже ваш покорный слуга, сумел отхватить 22-х томное собрание сочинений Л.Н.Толстого за выступление на райкомовской конференции о полководческом гении Л.И.Брежнева. Возможность получить подписку на книги тогда ценилась дорого.)

И, вдруг, оказалось, что наш дивизионный истопник в годы войны воевал на Малой земле, был ранен там и награждён медалью. Для нашего маленького сельского района, да и для всей области это стало событием. В дивизион нагрянули журналисты. Наш истопник, под бутылочку, много чего поведал о тех боях. Однако его окопная правда не всегда выглядела так глянцево и победно, как о ней тогда говорили, а о некоторых ее особенностях и эпизодах он вообще говорил только языком, из которого если убрать матерные слова, то можно сказать что он глубоко и долго молчал.

-Ну, - выпытывали журналисты, - вот на Малой земле, Вы видели, наверное, Леонида Ильича?

-Не видел.

-Ну, как же, вот командующий армией генерал Лиселидзе. А рядом...?

-Лиселидзе несколько раз видел даже в окопах, на передовой. Он мне медаль вручал.

-Ну, а Леонид Иль...?

-Не видел!!

И как не бились, какой «магарыч» не обещали, так и не сказал ни слова неправды. Горя-то было у журналистов! Пропали подготовленные материалы на десятки статей.

Когда уже шум спал, журналистская братия угомонилась, мы как-то долго говорили с ним о тех днях, о боях и людях, которые совершили этот беспримерный подвиг. И становилось ясно, что люди, прошедшие этот ад и выжившие, никогда не пойдут против истины. Погибшие друзья не дадут им сделать это.

С тех пор много воды утекло. Тысячи молодых мальчишек прошли новые войны, громыхавшие над Россией… Что только не говорили, а ещё больше, - писали о событиях тех войн. Я верю только солдату, который знает о войне всё. У него высшая точка обзора событий, - из окопа!

Я только раз видала рукопашный,

Раз наяву. И тысячу — во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

Ю.Друнина

Живучи – до всего доживёшь.

Как-то, молодым ещё старлеем, мне пришлось увидеть как боевой самолёт «атакует» позиции дивизиона. Ну, как, атакует? По плану, после получения нами новой техники самолёт делал облёт позиции с разных курсов на разных высотах. Так вот, когда он атаковал на высоте до сотни метров, желание зарыться мордой в песок было неимоверным. Рёв двигателя, полное впечатление того, что он идёт, падает, прямо на тебя было абсолютным. Страх парализовал волю, колени дрожали. Удержался только краем сознания, всё-таки замполит подразделения. Награждён был хохочущей физиономией летуна в кабине его пепелаца, ибо картинка, кода полтора десятка бойцов в округе бежали в разные стороны или лежали не шевелясь, угрожающе выставив задницы к небу, закрывая голову руками, в памяти остаётся надолго. Страшно.

Затем, будучи на полигоне, мне довелось участвовать в реальном бою. Когда ракеты перезаряжались на пусковых при других, стартующих рядом с других пусковых установок, а обломки сбитых целей сыплются с неба в десятках метрах от тебя. Если с расчётом не бежит к пусковой установке офицер, ни один боец из укрытия не вылезет.

Вот с тех давних пор мне всегда было интересно, а как же на той войне, Великой Отечественной? Как это подняться на бруствер в атаку? Как человеку перебороть страх. Я всегда приставал с этим вопросом к ветеранам. Однако, ответ получал редко. То плечами пожмут, то шуткой отделаются.

Но как-то, в очередной День Победы, на встрече с ветеранами, я неожиданно получил ответ от человека прошедшего три года дорогами войны а разведроте. Трижды ранен, полтора десятка «языков», бесчисленное количество поисков за передним краем, россыпь орденов на груди. Расскажи...

-Да всегда страшно. Если тебе не страшно, значит ты уже убит.

-А что помогает пересилить страх, выбросить тело из родного окопа?

-Команда, сознание того, что «надо», что вон уже соседи пошли, что война и убеждённость что с тобой ничего не случится.

Особенно тяжело было в конце войны. Когда ты знаешь, что ещё чуть-чуть и она закончится треклятая. А вечером вызывает командир и ставит задачу на поиск. Что греха таить, бывало и сачковали.

-????

Приказ есть приказ, собирается группа, ночью уходим на нейтралку. Всё как всегда. Стреляют кто во что горазд с обоих сторон, ракеты. Вроде ничего нового, но вот не хочется идти дальше, предчувствия дурные гложат. Это все чувствуют. Ты не поверишь, но когда группа в поиске там индивидуальностей нет. Даже в мыслях. Единый организм. Мне кажется, что, как по аналогии с шахматами там любая пешка вмиг заменит любого ферзя-короля, чтобы задание выполнить. Может именно поэтому вся группа всегда знает куда, зачем и как идём в поиск. Лежим на нейтралке в воронке и вдруг чей-то голос,

-может шумнём, командир?

Тоже рискованно, немцы пуганые, открывают бешеный огонь. Но всё же воронка и свои рядом. После такой встречи приходится возвращаться. Поиск не удался. Дело – то в общем подтрибунальное. Но докажи.

Однако это экзотика. Я свой последний выход всю жизнь помнить буду. Прижали мы немца к морю, конец апреля уже, чего там, сдаваться надо. А он упирается, мало того, в атаку идёт. Чёрт их знает откуда их там, как вшей. Командир поставил задачу двум группам о «языке». Войне конец, а люди гибнут. Нам и дивизион «Катюш» подогнали. А куда бить?

Ушли мы вшестером. Двое суток по тылам лазили. Отловили одного, но напоролись на мину при отходе. Вальку Стелина ранило и меня по ногам полоснуло. Ну, пересидели гвалт несколько часов, благо никто за нами не сунулся. И они жить хотят. Что делать? Валька без сознания и я бездвижный. Ладно, главное – «язык». Один поволок его с кляпом во рту, связанного к нашим, а остальные нас на плащ-палатках тащить стали. Две ночи волокли. Так для меня война и закончилась. Живой остался. А вот Лёшка Шумаков, который почитай на руках меня эти километры пёр, умер. Когда мы уж в окоп свалились, санитары к Вальке и ко мне бросились, а Лёшка сидит у стенки окопа, глаза закрыл. Ну и подумали, умаялся отдыхает. Оказалось, его тоже где-то там зацепило, он в горячке и внимания особого не обратил, меня тащил. Вот кровью и истёк. Война.

-Давай помянем всех моих товарищей кого я на той войне пережил. А вообще-то ты зря со своими расспросами пристаёшь Если я тебе всю правду о войне расскажу, что там было, ты жить не сможешь, да и я, пожалуй.

Больше с такими вопросами я к ветеранам не приставал. Да и своя офицерская жизнь потихоньку накапливала случаи о которых я сам никому и никогда не расскажу. Ибо, чревато...