С'ели поддон горячих бутербродов, тазик салата. Застыли с поднятыми рюмками - за всех! - и в этот момент тоненький голосок "Писать хочу". Деда должен был занять внуков, но коварно прокрался к подушке. Тут звонок - знакомые прикатили ещё тачку детской одежды. Слух, что на Ринкинас гатве образуется многодетная семья, не получившая пособий ни от Литвы, ни от России, бродит по Европе, как призрак коммунизма.
А ночью, когда дед наконец выспится, он будет писать картину, матерясь под нос из-за того, что денег, уплаченных за раму в свихнутой родине, здесь бы хватило на восемь точно таких.