ЕВА АХТАЕВА, Литва, Вильнюс

Многоликий, многоимённый,

Многоглавым убранством своим

Возносился над всяким троном,

Небесами вовек храним.

Лёгкий шаг по брусчатке слышен

"Златоустой всея Руси...",

Слышно даже, как нервно дышит.

Ангел вслед ей шепнул: "Проси!

Лучезарную Острой брамы

За ушедшего воевать, –

Ни для почести, ни для славы –

Сохрани его, Божья мать!"

Слой за слоем, как снег, столетья.

Чудотворная свет лиёт.

И с надеждою в этом свете

На коленях пред ней народ...

Так ли было в тот день негожий?

Много ль падало слов, как слёз?..

Только мужа посланник Божий

На крылах сквозь войну пронёс.

Любовь свою возможно ль объяснить?..

Не по веленью – вдруг она приходит,

И две души связующая нить

Через пространства и века находит.

И не рознит нас даже целый век,

Родиться на который опоздала.

Стихи твои – божественный ковчег,

Спасающий от временного жала.

В них сердце сердцу пропоёт про боль,

Тоской обнимет в середине мая.

Когда-то это было всё с тобой,

А может, и со мной – уже не знаю…

Ты «научила женщин говорить»,

Моя пленительная «муза плача».

Всесильной слыть и… слабой быть…

Люблю тебя! Мне не дано иначе…

Гордый профиль патрицианский

Чёткой тенью возник на белом,

Под бездонным ташкентским небом

Зыбок профиль патрицианский.

Ты исчезнешь – исчезнет профиль.

Как отдать тебя, Муза плача?

Только кто-то решил иначе

И углём очертил твой профиль.

Как в Париже, любя беспечно,

Абрис твой набросал художник.

Он талантливый был безбожник,

Ты – рисунок хранила вечно.

Только слишком послушны ветру

Стрелы угольных начертаний,

Как парчой их ни укрывали,

Разметались они по свету...

Ты смеялась: «Какая почесть!

И всего-то лишь бледной тени!»

Тень бледна. Да поэт был гений.

Стёрся профиль – осталась повесть...

Упоительна музыка тайны,

Росчерк звёздный на стане небесном.

В твоих рифмах нет знаков случайных,

И шальные догадки уместны.

Твой король, твой герой и любовник

Был талантливым и сероглазым.

И падений, и взлётов виновник

Обронил неслучайную фразу.

Эта фраза – о счастье, казался

Счастьем ангел с печальным лицом – и

Наваждением вечным остался

На листах профиль твой невесомый.

Но, храня незапятнанным имя,

Ты любовь утаила в молчанье.

Ты... Но гений штрихами живыми

Нам открыл тайну давней печали.

О, мой постылый, славный лебедёнок*,

Так ли загранно любишь ты меня?

Пусть гимн твой вечен, да и голос звонок,

Но он не высек страстного огня.

А тот, в «Ротонде», с ликом Антиноя...

Богемный чад пронзил стрелой очей.

И встрепенулось сердце, неживое,

И мне сказало: «Этот бог – ничей!»

О, этот бог мог не писать сонетов,

Дыханьем Данте не терзать эфир.

Его любила – до начала Света,

Первопричина – он явиться в мир.

За ним пришла, за ним пойду и дале,

И не стреножит гладкое кольцо.

Что мне твои надменные печали?

Лишь бы сияло мне его лицо!

Пусть мука жалит, пусть меня предаст он

С толпой натурщиц, ждущих на пути.

Я – нищая, он – гений Монпарнаса.

«Лишь взять... рисунок Моди и уйти...»

...в вечность...

Проживаю жизни впопыхах.

Оживаю жизнью прошловечной,

Под настольной лампою впотьмах

Перечитывая строки бесконечно.

Царскосельской Анны лёгкий шаг,

Шаг тяжёлый Анны предвоенной.

Страх Марины в выцветших глазах,

Страсть Марины – прыснет внутривенно.

Подарю свой профиль облакам,

Мучавший художника с Монмартра.

Но ни капли муки не отдам,

Ставя жизнь уютную на карту.

Разбужу ленивый Коктебель,

Подарю поэту град мой стольный.

Верность – никому, хоть ты убей!

Не умею жить я подневольной.

Проживаю – жизни! – за одну.

Там меня гнобили, там – любили.

Вместе со своей – их проживу.

Ну а может, в них – мою прожили?..

В синеватом Париж тумане...

Ты, Венеция, в золотом...

С нежной грустью расскажешь о том,

Как стихи здесь писала Аня –

Про недушный и ласковый зной,

Про подушки, расшитые львами…

Только жаль, лишь тремя строфами

Обозначила профиль твой.

Ты ни в чём не уступишь Парижу.

Изумрудных очей пожар,

Безысходная царственность чар...

Но Париж был ей чуточку ближе –

Ворожбой Елисейских полей

И шарманки надорванным пеньем,

Где влюблённый непризнанный гений

Модильяни бродил за ней…