Шолом Зелманович, симпатичный эксцентрик, объехавший Европу верхом на лошади, возвращается в Вильнюс

Шолом Зелманович (1898–1941?) – уроженец Вильнюса, художник, писатель, драматург, сценограф, яркая и незаслуженно забытая личность межвоенной каунасской богемы, человек с непростой судьбой. 15 и 16 июня в Вильнюсском старом театре состоится премьера спектакль «Новообращенный. Граф Потоцкий из Вильнюса» по пьесе Ш. Зелмановича (художественный руководитель постановки – Йонас Вайткус, режиссер – Альбертас Виджюнас). Межвоенные литовские журналисты писали не только о творчестве Зелмановича, но и о его приключениях – художник был исключительной личностью в жизни каунасской богемы. Его эксцентричная искренность привлекала публику, и он был постоянным участником различных вечеринок и посиделок. Считается, что Шолом и его жена Броха, скорее всего, были убиты в Каунасском гетто в 1941 году, так как в дальнейшем никаких сведений о них не найдено.

О Ш. Зелмановиче мы беседуем с Вильмой Градинскайте, искусствоведом, куратором выставок в Литовском национальном художественном музее, исследователем еврейской истории и культуры.

- Шолом Зелманович. Вероятно, для многих эта фамилия мало что говорит, если вообще была на слуху. Я не питаю иллюзий. Вы «знакомы» с Ш. Зелмановичем, причем довольно хорошо, и составили обширную книгу об этом писателе, художнике и вообще исключительной личности в межвоенной Литве. Каковы ваши личные отношения с ним, и почему именно Ш. Зелманович?

*- Я занимаюсь исследованием искусства евреев Литвы межвоенного периода уже более двадцати лет. Среди других обнаруженных неизвестных художников, которых сейчас насчитывается около 75, был Шолом Зелманович (Zelmanovitz).

В Национальном художественном музее М. К. Чюрлёниса и в Литовском музее театра, музыки и кино хранятся несколько его работ – картины, эскизы сценографии, и именно так я познакомилась с Зелмановичем как с художником и сценографом. В 1915–1918 годах молодой человек работал в Государственном немецком театре, а затем, до 1920 года, в частном еврейском театре в Вильнюсе. После переезда в Каунас в 1921 году он работал помощником декоратора в Государственном театре, создавал декорации и костюмы для Каунасского еврейского театра.

Я нашла несколько посвященных ему статей в межвоенной литовской прессе – понемногу стала проявляться неординарную личность Ш. Зелмановича и его любовь к театру.

Художественные каталоги свидетельствуют о его активной выставочной жизни – он регулярно участвовал в групповых выставках и провел две крупные персональные выставки, представив около 140 работ – живопись, акварели, рисунки, эскизы декораций и костюмов.

Открытие его книжных иллюстраций, особенно футуристической обложки с путешествующим евреем, держащим литовский триколор, для повести Якоба Симона (Йошке Бурштейна) и Ханса Клоцеля «Jüdische Provinzbilder aus Litauen» (Memel, 1929), помогло мне понять, насколько важна была для него свобода Литвы после переезда из родного Вильнюса, который был частью польского государства.

Найдя и познакомившись с созданными им книжными иллюстрациями, особенно с футуристической обложкой, на которой изображен странствующий еврей с литовским триколором, для рассказа Якоба Симона (Йошке Бурштейна) и Ханса Клоцеля «Образы еврейской провинции Литвы» («Jüdische Provinzbilder aus Litauen», Memel, 1929), я поняла, насколько важна была для него свобода Литвы, после того как он переехал туда из родного Вильнюса, который стал частью Польши.

- Лично меня больше всего впечатлило его путешествие верхом на лошади по Европе того времени. Бродяга, хиппи того времени, кочевник, артист...

- Да. Двухмесячное путешествие Ш. Зелмановича и Пульгиса Андрюшиса (настоящее имя Фульгенций Андрусевич) на лошадях по Западной Европе было описано в прессе. В середине лета 1929 года, оформив загранпаспорта, в двухместном конном экипаже с брезентовой крышей, вывесив литовский триколор и флаг со звездой Давида, погрузив подушки и кухонную утварь, мужчины отправились в путь. Они надеялись добраться до Рима, но, проехав через Кенигсберг, Штеттин, Померанию, Берлин, Дрезден и Прагу, достигли Вены. Затем на пути встали горные дороги Альп. В общей сложности путешественники преодолели около двух тысяч километров. Зелманович взял с собой в путешествие около 40 своих картин и устраивал выставки везде, где останавливался. Межвоенные литовские журналисты любили писать о приключениях Зелмановича, ведь художник был исключительной личностью в жизни каунасской богемы. Его эксцентричная искренность привлекала публику, и он был постоянным участником различных вечеринок и посиделок.

Еще более удивительным было обнаружение написанной им пьесы на идиш, которую, к сожалению, я не могла прочитать в течение многих лет, но мое любопытство не угасало. Сегодня я знаю Ш. Зелмановича и как писателя. Так по крупице проявлялась эта талантливая личность, которую я, не побоюсь этого слова, полюбила.

- Осмелюсь сказать, что он фрагментарен – отсутствует в культурном контексте и исторической памяти. Каковы, на ваш взгляд, причины этого? Или я ошибаюсь?

*- Ш. Зелмановича не заботила карьера, он делал то, что ему нравилось, то, что было у него на уме в тот момент. Благодаря своей разнообразной деятельности, выставкам, приключениям, дружелюбию и открытости он был хорошо известен каунасскому обществу, особенно театральной и художественной публике. К сожалению, Холокост унес жизнь художника и положил конец его творческой деятельности. Советская эпоха утопила в забвении всю жизнь межвоенного каунасского искусства, особенно еврейского. Поэтому необходимо время, чтобы заново открыть для себя художников межвоенного периода, восстановить их биографии и сдуть пыль с их произведений.

- «Гер цедек. Граф Потоцкий из Вильнюса» – это, по сути, историческая пьеса, легенда, как ее называют в тексте. В ней использована легенда, согласно которой христианин переходит в другую религию, иудейскую, и за это его сжигают на костре... Каковы были намерения самого Ш. Залмановича при написании этого текста и почему он сделал такой выбор? Возможно, у него были очень личные причины? Каков исторический контекст?

- Сегодня трудно сказать, о чем думал Зелманович, когда писал эту пьесу. Ожидал ли он, что она будет поставлена в Каунасском еврейском театре? Могу сказать, что легенду художник выбрал не случайно. Отец Шолома, Меир Израиль, работал смотрителем на старом вильнюсском еврейском кладбище в Шнипишкес, был глубоко религиозным человеком и обладал глубокими знаниями иудейских традиций. Большая семья Зелмановичей, в которой было тринадцать детей (Шолом был самым младшим), жила в доме похоронного общества рядом с кладбищем. Поэтому услышанные им в детстве реальные и вымышленные истории о людях, похороненных на кладбище, и на могиле прозелита-праведника Гер-цедека выросшее огромное дерево, в тени которого был похоронен один из великих религиозных авторитетов, Виленский Гаон (1720–1797), оказали глубокое влияние на его творчество.

В 1920 году, после второй оккупации Вильнюса польской армией, 8–10 октября произошли погромы. Польские солдаты разгромили еврейское кладбище, срубили дерево, растущее на могиле Гер-цедека, а когда Меир Израиль Зелманович защищал разграбленные могилы, его самого убили. Так Шолом лишился отца, а через год умерла и его мать Шейна. Лишившись родителей и из-за перемены политической ситуации в Вильнюсском крае Зельманович переехал в Каунас, временную столицу Литвы. Не знаю, увидел ли художник параллель между трагической судьбой своего отца и Гер-цедека, сожженного на костре на Кафедральной площади Вильнюса, но мне она кажется убедительной – оба человека пожертвовали жизнью за веру.

Как этот текст актуален сегодня? Для еврейского мира и наследия в Литве? Скажу откровенно – для меня в этом тексте много исчезнувшего Вильнюса, которого мы уже не знаем...

*-Да, в тексте много фрагментов исчезнувшего Вильнюса и жизни религиозной еврейской общины. Сюжет пьесы сопровождается многочисленными интермедиями еврейской истории и религии, автор создает красочный еврейский мир и раскрывает еврейскую историю, веру и традиции. Особую роль Зелманович отводит Виленскому Гаону, к которому герои пьесы постоянно обращаются за благословением и советом, хотя сам герой в пьесе не появляется.

Текст на идиш переведен на английский и литовский языки, за что я очень благодарна Розе Беляускене (к сожалению, она покинула нас в 2023 году, вскоре после выхода книги, и вряд ли этот проект был бы возможен без нее) и Розе Вальдман, а также Лори Кован, внучке брата Шолома, которая живет в Нью-Йорке и финансирует перевод, поскольку найти специалистов по идишу становится все сложнее. Текст актуален для тех, кто хочет узнать о еврейской жизни, традициях, обычаях и старом идише в Лите (так евреи называли Литву), поскольку между современным идишем и идишем еврейской общины межвоенной Литвы, на котором писал и говорил Зелманович, есть существенные различия.*

- С точки зрения ретроспективы, кем для вас в первую очередь является Ш. Зелманович: художником, писателем, сценографом? Где он находится в общем контексте литовского искусства и литературы?

Для меня Ш. Зелманович – прежде всего художник, сценограф и только потом писатель, по крайней мере, на данный момент, потому что я знаю только одну пьесу, написанную им. Я очень рада, что эту пьесу ставят в Вильнюсском старом театре режиссеры театра и кино Йонас Вайткус и Альбертас Виджюнас. Таким образом, Зелманович через текст возвращается в любимый театр, в родной Вильнюс. Театр сформировал личность Зелмановича, и художник посвятил ему много сил и времени, за что был награжден Каунасским государственным театром медалью «Отличник театра». Один театральный обозреватель охарактеризовал художника так: «Это настоящая театральная крыса, выросшая в электрических лучах, среди кулис, театральной пыли, испанских костюмов и искусственных чувств» (Фигаро, «Выставка художника Ш. Зелмановича», 7 meno dienos, 1928, № 28, с. 9). Я рада, что пьеса, написанная художником в 1934 году, спустя 90 лет обретает визуальные формы. Круг замыкается – Ш. Зелманович возвращается на сцену.

- Что лично вы открыли для себя, составляя книгу о Ш. Зелмановиче? Что вас удивило, а может быть, наоборот, не оправдало ваших ожиданий?

Пьеса была написана на идиш, поэтому почти два десятилетия пролежала в ящике стола. Я не могла найти финансирование для этого дорогостоящего проекта – художник никому не известен, это единственный текст, который, как выяснилось, он написал, – и никто не хотел рисковать. Я и сама не знала, что это – попытка начинающего писателя или профессионально созданный текст. Когда я получила первый перевод, я читала и читала пьесу и не могла насытиться неожиданными поворотами сюжета, живостью персонажей, еврейским юмором. Зелманович прекрасно владел идишем – он писал на богатом, эмоциональном языке, насыщенном специфическими словами и выражениями, характерными для идиша и диалекта литваков. Таким образом, я открыла для себя прекрасного писателя.

Пьеса также раскрыла совершенно другую, не только художественную и богемную сторону Ш. Зельмановича, которая была заметна в его произведениях и в межвоенной прессе. Оказывается, он хорошо знал еврейскую историю и еврейскую религиозную традицию – Тору, Талмуд, Псалмы, написанные на иврите и арамейском. Легенда о Гер цедеке – это тщательно разработанная полемика между христианством и иудаизмом, которую Зелманович зашифровал в дополнительных сценах. Погребение младенца на христианском кладбище, косвенный спор между Юдифью и графиней Потоцкой. Не только конфликт между двумя великими религиями, но и внутренний раскол иудаизма – противостояние литваков и хасидов – становится важным акцентом пьесы. Обобщая, можно сказать, что не только пьеса Шолома Зелмановича, но и его личность и жизнь достойны сцены.

Беседовал Гитис Норвилас

Больше о спектакле «Новообращенный. Граф Потоцкий из Вильнюса» ==>>