Британцы, согласно всем опросам, сметут действующее правительство на выборах в четверг, и вместо консерватора Риши Сунака новым премьер-министром станет лейборист Кир Стармер.
Впервые за полтора десятилетия к власти, скорее всего, придут левые прогрессивные силы — наперекор общеевропейскому тренду роста популярности правых популистов, привечающих Владимира Путина.
Как консерваторы обрекли себя на поражение, и чем смена власти в ядерной державе может обернуться для самой Британии, переживающей кризис за кризисом, для Евросоюза, с которым она попрощалась несколько лет назад, и для Украины, которой она обещала ежегодно 3 млрд фунтов военной помощи на отражение российской агрессии?
Почему Сунак проигрывает?
Ни один соцопрос не обещает консерваторам больше 100 из 650 мест в Палате общин — первоисточнике власти в стране. Сейчас у них 345 мест.
Лейбористам же прочат большинство, невиданное со времен триумфа Тони Блэра в 1997 году — свыше 400 депутатов. Рейтинг одобрения их лидера Кира Стармера — 44%, тогда как Риши Сунак не дотягивает до 23%.
Почти никаких сомнений в том, что победят лейбористы, нет. Вопрос лишь в том, насколько сокрушительным будет поражение консерваторов. И главное — удастся ли им сохранить лицо и остаться на втором месте в официальном статусе «королевской оппозиции», или впервые в истории его займет третья сила — либерал-демократы.
Сунак расплачивается за грехи своих предшественников на премьерском посту.
Дэвид Кэмерон ненарочно вывел Британию из Евросоюза и тут же подал в отставку. Тереза Мэй не смогла договориться с ЕС об условиях брексита, а потом объявила выборы и чуть не проиграла их. Борис Джонсон сменил ее волею партии и следующие выборы в декабре 2019-го, наоборот, выиграл, причем с солидным отрывом. Он договорился с ЕС о разводе — как позже выяснилось, крайне невыгодном для Британии.
А потом начались скандалы.
Джонсон выпивал с подчиненными в ковидный локдаун и был пойман на лжи в парламенте, который он пытался незаконно распустить себе в угоду.
При нем большинство британцев укрепилось во мнении, что консерваторы во власти считают себя неприкосновенными: одни правила для них, другие — для всех остальных.
На смену Джонсону пришла Лиз Трасс. Она отметилась самым коротким премьерством в современной истории, чуть не уничтожила пенсионную систему страны набегом на казну и была вынуждена удалиться в историю 49 дней спустя — еще до того, как два скорых пера успели сдать в печать ее биографию под заголовком «Откуда ни возьмись».
На смену Трасс выбрали Риши Сунака. Опять же, не всенародным голосованием, а волей членов партии тори.
Бывший банкир и зять индийского миллиардера предпочитал передвигаться на вертолете, а на одном из выходов в народ выяснилось, что он не знает, как заправить машину бензином. Сунак так и не смог убедить британцев, что сделает бедных богаче и решит проблемы страны.
Их немало.
Почему британцы недовольны жизнью?
Люди беднеют, качество госуслуг снижается, жилья не хватает, здравоохранение трещит по швам, цены растут, а зарплаты — не очень.
Последний пятилетний срок консерваторов у власти, скорее всего, окажется первым с 1950-х годов, когда доходы населения сократились, а не выросли. В 1950-х страна лежала в руинах после Второй мировой войны.
Сейчас тоже есть, на что пенять: и ковид, и война России против Украины. Но есть и невынужденные провалы в политике, которые избиратели припомнят консерваторам в день выборов.
Тори пришли к власти после финансового кризиса 2008-2009 годов. С тех пор зарплаты росли всего на 0,5% в год, что невыносимо мало по историческим меркам. И Британия отставала от других крупных западных стран.
Если бы темпы роста были такими же, как в Германии и США, то средний британский работник получал бы сейчас на 3600 фунтов в год больше, подсчитал исследовательский центр Resolution Foundation.
Цены на жилье растут, а доступность жилья падает. Общественный транспорт возит с перебоями, долго и дорого. Цены на свет и газ — самые высокие в Европе. Здравоохранение по-прежнему бесплатно, но койку в больнице можно прождать в скорой несколько часов, а плановую операцию — несколько месяцев, а то и лет.
Одно из спорных достижений тори — брексит. Выход из ЕС обрушил торговлю с крупнейшим и ближайшим рынком, сократил ассортимент и доступность товаров и повысил цены внутри страны, а заодно и усложнил жизнь британцам, которые торговали, работали, отдыхали или гастролировали в Евросоюзе.
Выход из ЕС обострил проблему иммиграции. Она достигла невиданных рекордов — и не только потому, что граница для нерегулярных мигрантов переместилась с рубежей ЕС к берегам Ла-Манша.
Гораздо более существенный вклад внесла новая миграционная политика тори. Консерваторы пустили в страну сотни тысяч трудовых мигрантов для компенсации потери европейских рабочих рук после брексита. И еще сотни тысяч гонконгцев и украинцев из гуманитарных соображений.
Изменится ли отношение к Украине и Путину? Смена власти не обещает смены внешней политики. Лейбористы поддерживали консерваторов в украинском вопросе с самого начала войны, и их лидер Кир Стармер неоднократно говорил, что ничего не изменится.
Вот что он ответил на вопрос о том, поддержит ли он обещание нынешних властей тратить не менее 3 млрд фунтов в год на военную помощь Украине:
«Да. Мы полностью солидарны с нынешним правительством в этом вопросе, и это правильно», — сказал Стармер в программном интервью либеральной газете Guardian.
И добавил, что на саммите НАТО на следующей неделе в Вашингтоне будет призывать своих союзников не сокращать помощь Украине.
А у Стармера и нет выбора.
Опросы показывают, что только 2% населения страны поддерживают Россию в ее агрессии против Украины. Почти 80% электората симпатизируют Украине, а среди консерваторов таких даже больше.
Это усложнило жизнь крайне правым.
Почему правые в Британии не так популярны, как в Европе?
Лицо правых в Британии — Найджел Фарадж. Он возглавлял партию UKIP, продвигавшую брексит, но потом отошел от дел и проводил много времени за океаном в компании своего кумира Дональда Трампа. И вдруг Фарадж вернулся — и баллотировался в парламент.
Он пытался и раньше, — причем не один раз, а семь. И всякий раз проигрывал. Если на этот раз получится, у крайне правых появится свой анфан террибль в и без того разнузданном британском парламенте.
Но, как показала избирательная кампания, голос его не будет гласом народным.
У Фараджа есть партия — Reform UK, но это не партия в привычном смысле. Reform UK зарегистрирована как частная компания, а Фарадж — ее председатель. Подозрения в том, что она финансируется из России, никогда не подтверждались, но тень Путина прочно висит над Фараджем с тех пор, как он в 2014 году восхитился российским лидером.
Перед нынешними выборами политический обозреватель Би-би-си Ник Робинсон спросил Фараджа о его любви к Путину. Фарадж ответил:
«Секундочу, я вообще-то сказал, что он мне не нравится».
«Но вы говорили, что вы им восхищаетесь», — напомнил Робинсон.
«Я восхищался им как политическим лидером, потому что он сумел прибрать к рукам всю власть в России», — ответил Фарадж и добавил, что никакой он не фанат Путина, только потому что ценит его талант управленца.
Однако рейтинги Фараджа после этого выступления перестали расти и даже снизились.
Социологи, проводившие фокус-группы, объясняют это тем, что для большинства британцев Путин — агрессор, а прививку от популизма они получили еще в брексит, когда им обещали простое решение сложного вопроса, но в итоге брексит усугубил экономические проблемы, увеличил миграцию и сделал людей беднее.
Смогут ли новые власти улучшить жизнь в Британии? Быстро — не смогут. Потому что лишних денег нет.
Обе партии перед выборами обещали залатать дыры в социальном обеспечении, залить ямы на дорогах и помочь нуждающимся. Но и запаса прочности в казне нет.
Чтобы заработать, нужно растить экономику, которая в последние годы прибавляет жалкие 1-1,5% в год по вышеперечисленным причинам: ковид, брексит, стареющее население, растущие расходы.
Ни одна из этих проблем не решается в одночасье.
Лидер лейбористов Стармер признает, что у него нет «волшебной палочки». Он обещает не повышать налоги и улучшить отношения с ЕС, но возврата к прежним темпам роста и прежней свободной торговле с Евросоюзом не предвидится.
Кроме того, новому правительству придется работать в условиях растущей неопределенности. Война в Европе продолжается, в США того и гляди придет к власти Дональд Трамп, а в Европе — крайне правые.
Что будет дальше?
На крайне правых европейцев ровняется и Найджел Фарадж.
Он признает, что нынешние выборы — лишь прелюдия к следующим, 2029-го года. Тогда, по накатанной француженкой Мари ле Пен дорожке, британские ультрас смогут поглотить консерваторов, захватить знамя королевской оппозиции и прорваться во власть.
«Да, лейбористы лидируют с гигантским отрывом. Но они не особо популярны. И скорее всего, их коалиция будет широкой, но не то чтобы глубокой», — предупреждает глава исследовательского центра The UK in a Changing Europe Ананд Менон.
«Киру Стармеру будет непросто. Через пять лет на следующих выборах ему придется предъявить результаты», — соглашается главный экономист Institute for Government Джемма Титлоу.
Одного желания избирателей избавиться от консервативной партии и дать шанс оппозиции недостаточно, чтобы отвести угрозу крайне правого поворота уже на следующих выборах в 2029 году, говорит Менон.
«Если за первый срок у власти не будет существенных сдвигов, мне кажется, народ серьезно разочаруется в политиках в целом».
«До сих пор наша избирательная система побуждала людей голосовать за одну из двух крупных партий: власть или оппозицию. Но все меняется. Поэтому новые власти могут сколько угодно говорить, что реформы требуют времени, но боюсь, что к следующим выборам избиратели потребуют результатов, а если их не будет, они могут в целом потерять веру в демократию и избирательный процесс», — сказал он.