Режиссер Кристина Мария Кулинич: «Из разных сторон проявляющийся антисемитизм. Страшно и мерзко»

Кристина Мария Кулинич – актриса, драматург, режиссер. Начала свой творческий путь как театральная актриса и перформансист. В 2017 году написала свой первый текст для перформанса «Window Shopping», за которым последовали пьесы «Дедушка», «Цели и задачи», «SoDramatic», «Fan Fiction» и др.

Премьера последней пьесы драматурга нового поколения «Хорошая погода, если не слишком много думаешь» в постановке самого автора пьесы состоится в Вильнюсском старом театре 9 и 10 ноября. Спектакль поднимает как никогда актуальные темы истории, памяти, исторической травмы, вины и Холокоста. Действительно ли мы учимся и можно ли извлечь уроки из истории? Ясно только одно – не меняется только человеческая природа.

– Что побудило выбрать темы исторической травмы, вины и Холокоста? В какой степени на это повлиял исторический и современный контекст?

– Прошлым летом в руки попала книга Ауримаса Шведаса «Ирена Вейсайте: жизнь должна быть прозрачной», в которой собраны беседы ныне покойной профессора И. Вейсайте с автором. Некоторые из бесед – это воспоминания о прожитом Холокосте в Литве. Мое собственное восприятие Холокоста, должна признаться, было скорее школьным. По мере чтения меня не покидало нарастающее чувство стыда. Как так получилось, что люди, пережившие трагедию и выжившие, люди, мимо которых я проходила на улице или даже встречала на спектаклях, люди, составлявшие огромную часть литовского общества до Второй мировой войны, – восприятие их трагедии не присутствует в моем сознании. Почти не было осознания того, что здесь происходило и какую важную часть общества мы потеряли.

Большинство из нас знают Анну Франк. Но, наверное, не многие знают Ицхока Рудашевского – подростка, который был заключен в Вильнюсское гетто, вел дневник и фиксировал жизнь в гетто. Однако глубокая трагедия, ее масштаб и значение не были осознанны. И то, что это также моя историческая память, не было осознано. Насколько я могу судить, многие люди могли бы сказать нечто подобное. Словом, я решила исследовать, попытаться осмыслить хотя бы часть этого в пьесе.

Тогда в Израиле 7 октября произошел теракт. Более того, антисемитизм начал проявляться с разных сторон. Это страшно и мерзко. Поднятие этих вопросов на поверхность кажется как никогда необходимым.

Однако в этом контексте я не хотела бы использовать слово «вина». Я согласна с мыслями, высказанными профессором Саулюсом Сужеделисом в одном из интервью, о том, что коллективная вина – не самый продуктивный способ обозначать явления. Однако те из нас, кто родился после войны, не виноваты в том, что сделали некоторые из наших предков. Более подходящим словом, по мнению профессора, был бы коллективный стыд. Соглашусь. Соглашусь и с тем, что важно изучать неудобные подробности Холокоста в Литве – это сделает нас только сильнее.

– Вы автор пьесы «Хорошая погода, если не слишком много думаешь» и режиссер спектакля по своей же пьесе. Как вам удается совмещать эти две миссии?

– Сегодня я не считаю эти два аспекта создания спектакля принципиально разными. Конечно, и режиссура, и драматургия требуют разных навыков, но я не думаю, что они конфликтуют или мешают друг другу. Мне интересно само театральное искусство, а его можно создавать по-разному – можно разделить работу и функции, но можно и делать все самому. Важно, чтобы машина, которую мы конструируем во время репетиций, завелась, когда зрители уже в зале, но одной правильной инструкции нет. Я бы сказала, что миссия одна и та же – сконструировать «театральную машину». Мне интересны разные этапы этого построения.

– Какую аудиторию, какого зрителя вам важно охватить? Насколько важен зритель для Вас как для художника, работающего в современном театре?

– Публика – это существенный элемент, завершающий работу. Надеюсь, мне удастся найти открытого, чуткого зрителя, который осмелится столкнуться с неудобными вопросами и чувствами.

– В спектакле поднимается вопрос: можно ли извлечь уроки из истории? Как бы вы ответили на этот вопрос сейчас?

– Не знаю. Надеюсь, что да.

– Какие были основные источники вдохновения для написания пьесы и постановки спектакля?

– Книги, экскурсии, открытые лекции и воспоминания выживших помогли лучше понять и осмыслить этот этап истории. Конечно, это обширная тема и я не стала знатоком этого исторического периода, отнюдь.

Часть прочитанных мною книг практически легла в основу историй и дилемм пьесы. Некоторые фрагменты я даже цитирую или перефразирую. Прежде всего, это книги Анеты Анры «Йехудит. Мир мог быть таким прекрасным», а также «Тайную историю полиции Каунасского еврейского гетто», написанную самими сотрудниками полиции Каунасского еврейского гетто, и «Наши» Руты Ванагайте. Если говорить о театральном влиянии и источнике вдохновения, то это „(A)pollonia“ Кшиштофа Варликовского.

– В спектакле два молодых человека, женщина и мужчина, застряли в неопределенном времени и пространстве. Что это за персонажи? Почему Вам важно исследовать связь этих персонажей с прошлым и их поисками в XXI веке?

– Персонажи – обычные хипстеры, пытающиеся построить свою жизнь. Один из вопросов, который меня волнует: чтобы избежать повторения таких ужасов, как Холокост, что важнее: знание исторических фактов или знание самого себя как очень сложного и противоречивого существа? Ведь некоторого времени после Холокоста, особенно в западной общественности, поднимался вопрос: как вещи такого масштаба могло произойти? Как такая большая часть обычных, средних, психически здоровых людей могла совершить такие жуткие преступления? Эти и подобные вопросы задают себе герои пьесы, которые по ходу пьесы узнают истории своих предков – истории, не существовавшие в их памяти до посткатастрофического пространства.

– Какие методы и формы современного театра наиболее эффективны в изучении и работе с такими темами, как война, травма и чувство вины?

– Скорее всего существует множество способов, методов и форм, подходящих для раскрытия подобных тем. Я верю, что то, что мы с командой создаем, тоже будет действенным.

– Вы упомянули, что иногда предпочитаете «наслаждаться хорошей погодой и фантазировать о будущем». Помогает ли творчество найти баланс между тревогами настоящего и мечтами о будущем?

– Иначе говоря, я скорее убегу, чем предприму реальные шаги – посмотреть в глаза своей тревоге и попытаться ответить на вопросы: что реально могу сделать, что в моих силах, как реально могу внести вклад в создание того будущего? К сожалению, я заметила неприятную правду – здесь говорю о себе. Чем дальше, тем больше убеждаюсь, что беспокойство о настоящем и фантазии о светлом завтра – две стороны одной медали. Я не хочу искать баланс между ними, это бессмысленно. Для меня сегодня творчество становится одной из попыток постичь и осмыслить это.

– Как ваши предыдущие работы и совокупность драматургических текстов повлияли на творческий процесс спектакля «Хорошая погода, если не слишком много думаешь»?

– Углубляться в эту тему, читать мемуары и исторические источники было непросто, и часто окутывали сомнения, могу ли я влить хотя бы часть этой боли в театральное произведение и под каким углом это имеет смысл делать...

Творческий процесс отличался от предыдущих. Я столкнулась с дилеммами, сомнениями, страхами. Конечно, в большей или меньшей степени я всегда испытываю подобное, но в этот раз я чувствую очень большой груз ответственности.

– Искусство перформанса оказало большое влияние на Ваше творческое становление. Как этот опыт отразится в спектакле «Хорошая погода, если не слишком много думаешь»?

– Возможно, очень косвенно. Да, я уверена, что этот опыт оказал на меня огромное влияние, и это отражается в задачах, которые я ставлю перед актерами, и в моем собственном образе мышления, в почерке. Тем не менее я сомневаюсь, что влияние перформанса будет заметно в спектакле – сегодня перформативности на театральной сцене я не ищу. Конечно, бессознательно это может проявиться, но сейчас для меня важенее всего, чтобы форма помогла теме раскрыться.

– Чем отличается творческий процесс в экспериментальных, независимых театральных проектах от постановок в институциональных, государственных театрах? Есть ли, на Ваш взгляд, принципиальные различия?

– Процесс такой же, как и всегда. Работать в учреждении проще по логистическим причинам – каждый делает свою работу и все. В независимых театрах часто становишься и рабочим сцены, и продюсером, и еще черт знает кем. Я бы сказала, что с этой точки зрения в учреждении комфортнее.

– В Вашем творчестве часто прослеживается сновидческий, разговорный стиль потока мыслей. Что привело к формированию такого стиля? Насколько важна сновидчество в создании атмосферы спектакля?

– Мне очень интересно фиксировать повседневный язык и поток мыслей. Я часто ловлю, иногда даже записываю, а затем транскрибирую случайный разговор или просто быстро записываю то, что услышала на улице. Записанная на бумаге речь выглядит очень странно, как будто не прилипает к бумаге. Живая речь отличается от письменной. Даже сейчас, когда я отвечаю на вопросы письменно, моя мысль в какой-то степени контролируется и редактируется, а во время живой речи проявляются всевозможные противоречия, нелогичности и мусор – одна еще не до конца сформулированная мысль сменяется другой. Интересно исследовать как и что о тех или иных вещах говорит сама манера речи, употребляемые слова, паузы, и потом из таких фрагментов пытаешься собрать целое. Часто в речи «ни о чем» или в не до конца сформулированной мысли есть что-то, о чем я сознательно не подумала бы.

Нечто подобное происходит и с потоком мыслей. На первый взгляд, это беспорядок, сновидческий бред, но именно за ними скрывается то, о чем не хочется говорить или думать. Вот поэтому мне нравится оставлять в текстах немного этого беспорядка, прерывистость мысли, неконтролируемую лексику в речи персонажей.

– Стали ли современные зрители более чувствительны к историческим травмам и коллективной памяти, или же мы слишком поглощены повседневными заботами?

– В 2016 году в Молетай состоялся «Марш памяти», посвященный памяти об убитых в этом городе евреях. В нем приняло участие множество людей. Я сама была там с несколькими коллегами и могу подтвердить, что атмосфера была очень трогательной. Вспоминая сейчас этот марш, я думаю, что это один из тех случаев, которые показывают, что многие люди не равнодушны к трагедии еврейского народа и понимают, что это и наша трагедия.

– Ваше личное видение будущего? Вы больше оптимист или считаете, что катастрофы неизбежны, как упоминаете в спектакле?

– Чтобы предотвратить их, необходимо приложить огромные, сознательные, индивидуальные и коллективные усилия. Не хочется склониться ни к оптимизму, ни к пессимизму. Не хочется поддаться эмоциям, но необходимо найти способы, как не скатиться в безразличие.

Беседовала Ингрида Рагяльскене

Больше о спектакле: https://vsteatras.lt/spektakliai/grazjus–oras–jei–per–daug–negalvoji