Отец кибернетики
Норберт Винер (Norbert Wiener) родился 26 ноября 1894 года в городе Колумбия штата Миссури (США). Отец его, Лео Винер, уроженец принадлежавшего раньше России Белостока, учился в Минской, а затем Варшавской гимназии, поступил в Берлинский технологический институт, после окончания второго курса которого переехал в США, где в итоге стал профессором на кафедре славянских языков и литературы в Гарвардском университете. Родители матери, Берты Кан, были выходцами из Германии.
Вундеркинд. В своей автобиографической книге Н. Винер уверял, что помнит себя с двух лет. Читать он научился с четырех лет, а в шесть уже читал Чарлза Дарвина и Алигьери Данте. Постоянная занятость и увлечение наукой отдаляли его от сверстников. Положение усугублялось острой близорукостью и врожденной неуклюжестью.
В девять лет он поступил в среднюю школу, в которой начинали учиться дети 15—16 лет, закончив предварительно восьмилетку. Здесь барьер между ним и соучениками обозначился ещё более. Огромные очки на большой голове, а она — на маленьких плечах… Сверстники звали его яйцеголовым.
Норберт Винер рос неуравновешенным вундеркиндом. Среднюю школу он окончил, когда ему исполнилось одиннадцать. Сразу же будущий гений поступил в высшее учебное заведение Тафтс-колледж, а после его окончания в возрасте четырнадцати лет, получил степень бакалавра искусств. Затем учился в Гарвардском и Корнельском университетах. В 17 лет в Гарварде стал магистром искусств, в 18 — доктором философии по специальности «математическая логика». Знал десять языков.
В 1913 - 1915 г.г. продолжал своё образование в Кембридже (Англия) и Гёттингене (Германия). В Кембридже Винер слушал лекции английского философа, логика, математика и общественного деятеля Бертрана Рассела, участвовал в его семинаре посещал рекомендуемые им лекции математика Годфри Харолда Харди. После курса Б. Рассела Винер убедился в том, что нельзя заниматься философией математики, не зная глубоко эту науку.
Весной 1914 года, Винер переехал в Гёттинген, где в университете учился у Э. Ландау и великого немецкого математика Давида Гильберта.
В начале Первой мировой войны Норберт Винер вернулся в США. В Колумбийском университете он стал заниматься топологией, но начатое до конца не довёл. В 1915-1916 учебном году Винер в должности ассистента преподавал математику в Гарвардском университете.
Следующий учебный год Винер провел по найму в университете штата Мэн. После вступления США в войну Винер работал на заводе «Дженерал-электрик», откуда перешёл в редакцию Американской энциклопедии в Олбани. Затем Норберт какое-то время участвовал в составлении таблиц артиллерийских стрельб на полигоне, где его даже зачислили в армию, но вскоре из-за близорукости уволили. Потом он перебивался статьями в газеты, написал две работы по алгебре, вслед за опубликованием которых получил рекомендацию профессора математики В.Ф. Осгуда и в 1919 году поступил на должность ассистента кафедры математики Массачусетсского технологического института (МТИ), одного из крупнейших вузов США. С 1932 г. - профессор. Так началась его служба в этом институте, продолжавшаяся всю жизнь.
Осенью 1920 года состоялся Международный математический конгресс в Страсбурге. Винер решил прибыть в Европу пораньше, чтобы познакомиться и поработать с некоторыми математиками. Случай заставил его задержаться во Франции: пароход, на котором он плыл, наскочил кормой на скалу и получил большую пробоину Команде удалось пришвартоваться в Гавре.
Во Франции Норберт Винер встретился с французским математиком Морисом Рене Фреше и после бесед с ним заинтересовался обобщением векторных пространств. Фреше не сразу оценил результат, полученный молодым учёным, но через несколько месяцев, прочитав в польском математическом журнале публикацию польского математика Стефана Банаха на ту же тему, изменил мнение. Некоторое время такие пространства назывались пространствами Банаха—Винера.
Возвратившись в США, Винер усиленно занимается наукой. В 1920-1925 годах он решает физические и технические задачи с помощью абстрактной математики и находит новые закономерности в теории броуновского движения, теории потенциала, гармоническом анализе. Наибольшую известность ему как математику принесли исследования по математическому анализу и теории вероятностей.
В 1922, 1924 и 1925 годах Норберт Винер побывал в Европе у знакомых и родственников семьи. В 1925 году он выступил в Гёттингене с сообщением о своих работах по обобщённому гармоническому анализу, заинтересовавшим Гильберта, Рихарда Куранта и Макса Борна. Впоследствии Винер понял, что его результаты в некоторой степени связаны с развивавшейся в то время квантовой теорией.
Норберт Винер познакомился с Маргарет Эндеман из немецкой семьи и решил жениться на ней. Их свадьба состоялась весной 1926 года, перед поездкой Винера в Гёттинген. Супруги совершили путешествие по Европе, во время которого Винер встречался с математиками. Во время пребывания в Копенгагене он познакомился с датским математиком Харальдом Бором (брат физика Нильса Бора). По дороге в США супруги побывали в Лондоне, где Винер встречался с Харди. Супруги купили дом в сельской местности, в 1927 году у них родилась старшая дочь — Барбара, и забот прибавилось.
Норберт Винер был убежден, что умственный труд «изнашивает человека до предела», поэтому должен чередоваться с физическим отдыхом. Он всегда пользовался всякой возможностью совершать прогулки, плавал, играл в различные игры, с удовольствием общался с не математиками.
Продвижение Норберта Винера по службе шло медленно. Он пытался получить приличное место в других странах, не вышло. Но пришла пора, наконец, и везения. На заседании Американского математического общества Винер встретился с Я.Д. Тамаркиным, гёттингенским знакомым, всегда высоко отзывавшимся о его работах. Такую же поддержку оказывал ему неоднократно приезжавший в США Харди. И это повлияло на положение Винера - благодаря Тамаркину и Харди он стал известен в Америке.
Достигнув в математике больших результатов, Винер усомнился в своём призвании и стал писать стихи. Средства к существованию он добывал репортёрским трудом и репетиторством. Пережив острейший кризис взросления, в 1932 году Винер вернулся на кафедру Массачусетского технологического института. Разразившаяся Великая депрессия повлияла на состояние науки в стране. Многие учёные больше интересовались биржей, чем своими непосредственными делами. Винер, у которого к тому времени было уже двое детей, тем не менее, твёрдо верил, что его назначение «заниматься наукой самому и приобщать к самостоятельной научной работе одарённых учеников».
Под его руководством защищались докторские диссертации. Его не интересовала политика, он не замечал ни кризиса, ни Великой депрессии. Он был «чистым учёным», профессором Гарвардского, Корнельского, Колумбийского, Брауновского, Гёттингенского университетов. В Гарварде он познакомился с физиологом А. Розенблютом и стал посещать его методологический семинар, объединявший представителей различных наук. Этот семинар сыграл важную роль в формировании у Винера идей кибернетики. После отъезда Розенблюта в Мехико заседания семинара проводились иногда в Мехико, иногда в Массачусетском технологическом институте (МТИ).
Тогда же Н. Винера пригласили принять участие в деятельности Национальной академии наук. Познакомившись с царившими там порядками, процветавшим интриганством, он покинул её. В Математическом обществе он по-прежнему активно работал, в 1935—1936 годах был его вице-президентом и ему была присуждена престижная премия общества за работы по анализу.
В 1934 году Норберт Винер получил приглашение из университета Цинхуа (в Пекине) прочитать курс лекций по математике и электротехнике. При возвращении он решил попасть на Международный математический конгресс в Осло. Во время длительного путешествия по океанам и морям Винер, воспользовавшись вынужденным досугом, написал роман «Искуситель» о судьбе одного изобретателя (опубликован в 1959 году). Год посещения Китая он считал годом полного становления его как учёного.
Перед второй мировой войной Винер написал сотни статей по теории вероятностей и статистике, по рядам и интегралам Фурье, по теории потенциала и теории чисел, по обобщённому гармоническому анализу…
Известный физик С.К.Чен вспоминал: «Свои лекции профессор Норберт Винер обычно начинал с того, что снимал с носа очки, доставал из кармана носовой платок и шумно сморкался, потом пару минут обшаривал пространство в поисках мела, находил его, отворачивался спиной к аудитории и без предисловий записывал нечто на доске. Потом бормотал что-то вроде "неверно, всё неверно", стирал и записывал снова. Всё это могло повторяться вплоть до окончания лекции. За пару минут до звонка, Винер произносил: "Вот! Тут мы на сегодня могли бы поставить точку!" Доставал платок, сморкался и, не глядя на аудиторию, удалялся из лекционного зала».
В 1939 - 1945 г.г. Винер занимался электрическими сетями и вычислительной техникой. Во время войны Винер почти целиком посвятил свое творчество военным делам. Он исследует задачу движения самолета при зенитном обстреле. Обдумывание и экспериментирование убедили Норберта Винера в том, что система управления огнем зенитной артиллерии должна быть системой с обратной связью, что обратная связь играет существенную роль и в человеческом организме. Все большую роль начинают играть прогнозирующие процессы, осуществляя которые нельзя полагаться лишь на человеческое сознание. Вместе с тем, как ни странно, исходя из теории вероятностей, Винер предположил отказаться от принятой практики ведения огня по отдельным целям, так как это имело низкий КПД. Он разработал вероятностную модель управления зенитками
Существовавшие в ту пору вычислительные машины необходимым быстродействием не обладали. Это заставило Винера сформулировать ряд требований к таким машинам. По сути дела, им были предсказаны пути, по которым в дальнейшем пошла электронно-вычислительная техника. Вычислительные устройства, по его мнению, «должны состоять из электронных ламп, а не из зубчатых передач или электромеханических реле. Это необходимо, чтобы обеспечить достаточное быстрое действие».
Следующее требование состояло в том, что в вычислительных устройствах «должна использоваться более экономичная двоичная, а не десятичная система счисления». Машина, полагал Норберт Винер, должна сама корректировать свои действия, в ней необходимо выработать способность к самообучению. Для этого её нужно снабдить блоком памяти, где откладывались бы управляющие сигналы, а также те сведения, которые машина получит в процессе работы. Если ранее машина была лишь исполнительным органом, всецело зависящим от воли человека, то ныне она становилась думающей и приобретала определенную долю самостоятельности.
В 1945 - 1947 г.г. вместе со своим другом мексиканским физиологом Артуром Розенблютом в Национальном кардиологическом институте в Мехико занимался изучением аналогий между процессами, протекающими в электрических и электронных схемах и в живых организмах. Эти исследования привели к созданию новой отрасли науки – кибернетики. Слово кибернетика в употребление ввёл Ампер, который так назвал в 1834 году науку об управлении человеческим обществом. Кибернетика объединяет в себе достижения многих наук: математической логики, электроники, физиологии, общественных наук.
Говорят, что путь к революционным выводам Винеру подсказал случай. Он любил животных и особенно маленьких грызунов. Наблюдая однажды за поведением мышки в лабиринте, Винер заметил, что зверёк не повторяет неверные ходы. Из этого он сделал эпохальный вывод: мышь в лабиринте представляет собой пример самообучающейся системы. Винер теоретически обосновал искусственную «мышь». Эта история стала хрестоматийной и в учебниках она так и называется «Мышь в лабиринте». Совместно с Клодом Шенноном, Винер ввёл понятие «бит», характеризующее единицу информации.
Изданная Винером в 1948 г. в Париже книга "Кибернетика" оказала большое влияние на развитие мировой науки. Этот год и считается годом рождения кибернетики. Винер был уже не молод. Он страдал катарактой, помутнением глазного хрусталика, и плохо видел. Предстояла операция, которая в ту пору считалась достаточно сложной. Отсюда многочисленные ошибки и опечатки в тексте издания «Книга появилась в неряшливом виде, — вспоминал Винер, — так как корректуры проходили в то время, когда неприятности с глазами лишили меня возможности читать, а молодые ассистенты, которые мне помогали, отнеслись к своим обязанностям недостаточно хорошо».
С выходом в свет «Кибернетики» Норберт Винер, как говорят, «проснулся знаменитым». «Появление книги, — писал он, — в мгновение ока превратило меня из ученого-труженика, пользующегося определенным авторитетом в своей специальной области, в нечто вроде фигуры общественного значения. Это было приятно, но имело и свои отрицательные стороны». Кибернетика сразу же приобрела шумную популярность. Она стала модой. Даже некоторые художники, чтобы не отстать от жизни, организовали нечто вроде «кибернетического» направления в искусстве. Особенно много постарались писатели-фантасты. Каких только апокалиптических ужасов они не рисовали!
В автобиографии «Я - математик» Н. Винер писал: «Я упорно трудился, но с первых же шагов был озадачен необходимостью придумать заглавие, чтобы обозначить предмет, о котором я писал. Вначале я попробовал найти какое-нибудь греческое слово, имеющее смысл «передающий сообщение», но я знал только слово «angelos». В английском языке слово «angel» - это ангел, т.е. посланник бога. Таким образом, слово «angelos» было уже занято и в моём случае могло только исказить смысл книги. Тогда я стал искать нужное мне слово среди терминов, связанных с областью управления или регулирования. Единственное, что я смог подобрать, было греческое слово „kybernētēs'' обозначающее «рулевой», «штурман». Я решил, что, поскольку слово, которое я подыскивал, будет употребляться по-английски, следует отдать предпочтение английскому произношению перед греческим. Так я напал на название «Кибернетика». Позднее я узнал, что ещё в начале XIX века это слово использовал во Франции физик Ампер, правда, в социологическом смысле, но мне это было неизвестно».
Винера называют "отцом кибернетики". Он автор многих монографий и популярных книг. Среди последних выделяется книга "Я - математик", где содержатся интересные сведения о его становлении как учёного.
«Сам процесс письма, - писал Винер, - для человека с моей физической неловкостью - тяжкий крест, и антипатия, которую я питал к этому занятию, отражалось на стиле того, что я писал, внося элемент раздражительности в каждую мою литературную работу. Теперь я был избавлен от всех этих неприятностей; после глазных операций я стал до такой степени человеком литературы, что раньше сам бы в это не поверил.
Я всегда считал, что литература существует, по меньшей мере, столько же для уха, сколько для глаза. Возникновение этого убеждения в значительной степени связано с тем периодом моей жизни, когда в возрасте восьми лет я шесть месяцев не мог ни читать, ни писать и все, чему меня учили, вынужден был воспринимать на слух. Когда диктуешь свою работу, появляется ощущение звучания того, что пишешь, и это ощущение мне очень приятно».
Совместно с Клодом Шенноном Винер заложил основы современной теории информации. В лучах славы "отца кибернетики" могли греться целые академии. И тут, как показалось многим, "старик спятил". Авторитетнейший Винер публикует подряд два произведения, роман "Искуситель" и философский трактат "Творец и Голем", в которых недвусмысленно даёт понять человечеству, что не только напуган разбуженной им стихией "нечеловеческой мысли", но и готов предложить свои услуги по изничтожению дьявольского творения.
Н. Винер высказал убеждение, что подобно тому, как сегодня записывается генетический код простейших микроорганизмов, в будущем люди смогут в закодированном виде записать не только устройство своего тела, но и содержание мозга с содержащимися в нём впечатлениями, воспоминаниями, знаниями - всё то, что составляет наше индивидуальное «я». Такую запись, как обычную телеграмму, можно передать по радио в антимир, где, пользуясь ею, заново восстановят человека, заменив все частицы на античастицы. Проект, конечно, фантастический, но наука развивается быстро. Вот только существует ли антимир?
Винер писал в книге «Творец и робот»: «Отдайте же человеку - человеческое, а вычислительной машине - машинное. В этом и должна, по-видимому, заключаться разумная линия поведения при организации совместных действий людей и машин».
По словам Винера, главное преимущество мозга перед вычислительными машинами – по-видимому, способность мозга оперировать с нечётко очерченными понятиями.
Работы Винера отмечены многими наградами и премиями, в том числе Золотой медалью учёного – высшим знаком признания для исследователя в США. На торжественном собрании, посвящённом этому событию, президент Джонсон произнёс: "Ваш вклад в науку на удивление универсален, ваш взгляд всегда был абсолютно оригинальным, вы потрясающее воплощение симбиоза чистого математика и прикладного учёного:" При этих словах Винер достал носовой платок и прочувственно высморкался.
"Я понял, – писал Норберт Винер – что наука - это призвание и служение, а не служба. Я научился люто ненавидеть любой обман и интеллектуальное притворство и гордиться отсутствием робости перед любой задачей, на решение которой у меня есть шансы. Все это стоит тех страданий, которыми приходится расплачиваться, но от того, кто не обладает достаточными физическими и моральными силами, я не стал бы требовать этой платы. Её не в состоянии уплатить слабый, ибо это убьет его".
Имя Винера носят следующие математические объекты: винеровский процесс, теорема Пэли – Винера, уравнение Винера – Хопфа, теорема Винера –Хинчина,винеровское оценивание.
Норберт Винер умер от сердечного приступа 18 марта 1964 года в Стокгольме, где читал лекцию в Королевской академии наук. Ему было 69 лет.
Когда новости дошли до MTИ, вся работа остановилась, а люди собрались, чтобы поделиться друг с другом новостями и воспоминаниями. Флаги института были приспущены до середины флагштока, отдавая честь безвременно ушедшему профессору, который более сорока пяти лет бродил по коридорам института.
Однажды он сказал:
Высшее назначение математики... состоит в том, чтобы находить скрытый порядок в хаосе, который нас окружает.
То, что я сделал для науки, принадлежит всему миру.
Требования нашей собственной натуры попытаться построить островок организованности - этот вызов богам и вместе с тем ими же созданная необходимость. В этом источник трагедии, но и славы тоже.
Математика - наука молодых. Иначе и не может быть. Занятия математикой - это такая гимнастика ума, для которой нужны вся гибкость и вся выносливость молодости.
Сколько мне отпущено лет на то, чтобы, если не выполнить (работу), то хотя бы увидеть, что она сделана, и убедиться, что мои идеи оказались полезны, я не знаю; но даже сейчас я с уверенностью могу сказать, что хотя моя научная карьера началась рано, продолжается она долго.
После Лейбница, быть может, уже не было человека, который бы полностью охватывал всю интеллектуальную жизнь своего времени.
Дисциплина ученого заключается в том, что он посвящает себя поискам истины. Эта дисциплина порождает желание идти на любые жертвы — будь то жертвы материальные или даже в крайнем случае жертва собственной безопасностью.
Наиболее совершенной моделью кота является такой же кот, а лучше — он сам.
Ощущение неразрывной связи с прошлым зависит не только от знания летописной истории стремясь к достойному будущему, следует помнить о прошлом, и если существуют целые регионы, где осознание прошлого скомкано до размеров едва заметной точки на огромной карте, то не может быть ничего хуже как для нас самих, так и для наших потомков.
Мозг — своеобразный орган. В одном чикагском страховом обществе был агент, восходящая звезда К несчастью, им часто овладевала хандра, и, когда он уходил со службы домой, никто не знал, воспользуется ли он лифтом или шагнет за окно десятого этажа. В конце концов правление убедило его расстаться с крохотной частичкой лобной доли мозга После этого ни один агент со дня основания общества не совершил равных подвигов в области страхования Однако все упустили из виду один факт: лоботомия не способствует тонкости суждения и осторожности. Когда страховой агент стал финансистом, он потерпел полный крах, а с ним и общество. Нет, я бы не хотел, чтобы кто-нибудь менял схему моей внутренней проводки.
По крайней мере, одно совершенно ясно, физическая индивидуальность личности не связана с материальным носителем Биологическая индивидуальность организма, похоже, скрывается в некотором продолжительном процессе и в памяти организма о событиях предшествующего развития В терминах вычислительной техники, индивидуальность ума определяется сохраненными записями и воспоминаниями и его продолжающимся развитием по предопределенной программе.
Индивидуальность — это пламя, а не камень; форма, а не материальное наполнение. Эта форма может быть передана по каналам связи, изменена или скопирована.
То, что мы пока не можем телеграфировать схему человека из одного места в другое, связано, в основном, с техническими трудностями.
Уже сейчас технология передачи сообщений позволяет расширить человеческие возможности восприятия и воздействия до масштабов всего земного шара. Различие между перемещением материальных объектов и передачей сообщений, в теоретическом плане, не является принципиальным или непреодолимым. Однако эта тема затрагивает глубинные вопросы человеческой индивидуальности и требует определения того барьера, который отделяет одного человека от другого, что является древнейшим вопросом, стоящим перед человечеством.
Я говорю здесь о машине, но не только о машине из меди и железа нет особой разницы, если эта машина изготовлена из плоти и костей.
На сколько простирается возможность сбора и восприятие информации, на столько распространяется, в некотором смысле, и физическое присутствие. Наблюдать и отдавать команды всему миру — это почти то же самое, что и быть везде.
Разнообразие и вероятностная возможность свойственны человеческому восприятию и являются ключами к пониманию наиболее значимых человеческих взлетов и достижений. Разнообразие и возможность образуют саму природу человеческого организма.
Таким образом, связь и управление являются сущностью внутренней жизни человека, в не меньшей мере, чем его общественной жизни.
Дисциплина ученого заключается в том, что он посвящает себя поискам истины. Эта дисциплина порождает желание идти на любые жертвы - будь то жертвы материальные или даже в крайнем случае жертва собственной безопасностью.
В науке часто недостаточно решить какую-нибудь задачу или группу задач. После этого нужно присмотреться к этим задачам и заново осмыслить, какие же вы задачи решили. Нередко, решая одну задачу, мы автоматически находим ответ и на другой вопрос, о котором раньше вовсе не думали.
Чтобы плодотворно заниматься наукой, мне прежде всего нужно иметь возможность обмениваться мыслями с другими учеными.
Вполне вероятно, что 95% оригинальных научных работ принадлежит меньше чем 5% профессиональных ученых, но большая часть из них вообще не была бы написана, если бы остальные 95% ученых не содействовали созданию общего достаточно высокого уровня науки.
Важные исследования задерживаются из-за того, что в одной области неизвестны результаты, уже давно ставшие классическими в смежной области.
На уровне самого высокого творчества процесс созидания представляет собой не что иное, как глубочайший критицизм.
Мы изменили свое окружение так радикально, что теперь должны изменять себя, чтобы жить в этом новом окружении.
От убеждения в том, что это необходимо, они переходят к убеждению в том, что это возможно.
Большинство так называемых культурных людей, не связанных с математикой по роду своих занятий, считает совершенно допустимым не иметь об этой науке ни малейшего представления. Математика для них – нечто в высшей степени скучное, сухое и отвлечённое… В наиболее печальных случаях считается, что это почти то же самое, что занятие бухгалтерией.
Едва ли кто-нибудь из нематематиков в состоянии освоится с мыслью, что цифры могут представлять собой культурную или эстетическую ценность или иметь какое-нибудь отношение к таким понятиям, как красота, сила, вдохновение. Я решительно протестую против этого косного представления о математике.
Рассказывают, что ...
Однажды Н. Винер столкнулся с одним из своих студентов у дверей университетской столовой. После оживлённой беседы о математических проблемах Винер виновато взглянул на студента и тихо спросил: «Простите, а с какой стороны я сюда пришёл?». Студент указал направление. «Ага. Значит, я ещё не обедал», - констатировал профессор.
Говорят, что, когда семья профессора переехала на новую квартиру, жена положила ему в бумажник листок с новым адресом, чтобы забывчивый муж смог найти дорогу домой. Однако на работе Винеру пришла в голову замечательная идея, он полез в бумажник, достал листок (тот самый, с адресом), написал несколько формул, понял, что идея неверна, и с досадой выбросил листок в мусорную корзину. Вечером он поехал по прежнему адресу. Дом был заколочен, и профессор в растерянности вышел на улицу…
Внезапно его осенило, он подошел к стоявшей неподалеку девочке и сказал: «Извините, возможно, вы помните меня. Я профессор Винер, и моя семья недавно переехала отсюда. Вы не могли бы мне сказать, куда именно?» Девочка выслушала его очень внимательно и ответила: «Да, папа, мама так и думала, что ты это забудешь…»
Однажды он отправился на конференцию, а свою машину оставил на большой стоянке. Когда конференция закончилась, он вышел на улицу, но забыл, где припарковался. Он даже забыл, как выглядела его машина. Поэтому он решил подождать, пока все не разъедутся, после чего забрал оставшийся автомобиль.
Из рассказов о Н. Винере:
Он едва понимал, где находится. Его внешность была примечательна: [...] Он пыхтел толстыми сигарами. Он плёлся, как утка, близорукая пародия на рассеянного профессора. Все опекали его.
Когда он спал этажом выше, никто не мог заснуть из-за его храпа. Это было ужасно. Наутро он ввалился в чужую комнату, пока бродил по дому, всё потому что почти ничего не видел.
Во время чтения лекций его можно было застать за ковырянием в носу, «энергичным», без тени озабоченности по поводу общественных приличий.
Как минимум однажды он вошёл в чужой класс и вдохновенно прочитал лекцию перед группой ничего не понимающих студентов.
Идя по коридорам MTИ, он неизменно был занят книгой, а чтобы не сбиться с пути, вёл вдоль стены пальцем. Однажды, крайне увлечённый этим процессом, Винер шествовал мимо аудитории, где в тот момент проходило занятие. Стояла жара, и дверь оставили открытой. Но, конечно же, Винер не догадывался об этих нюансах. Вслед за своим пальцем он вошёл в дверь, обошёл комнату кругом прямо за спиной лектора и тем же путём вышел за дверь.
