Прислушаемся к голосу совести

Эту публикацию "Обзор" мог бы разместить и под рубрикой "Об этом писали газеты", очень популярной у наших читателей.

Поскольку публикуемое ныне интервью было напечатано в мае 1989 года в еженедельнике "Собеседник", а его автором является молодой тогда журналист, а ныне уважаемый автор "Обзора", писатель Владимир ЗАРОВСКИЙ.

Но так как основу рубрики "Об этом писали газеты" составляют выдержки из газет 50-летней давности, а интервью в "Собеседнике" появилось "всего лишь" 36 лет назад, то и данная публикация заслуживает отдельного представления.

Тем более, что многие, затронутые в ней вопросы, сегодня выглядят особенно интересно.

Винцентас Сладкявичюс — единственный в стране кардинал Римской католической церкви. Председатель Конференции епископов Литовской католической церкви, апостольский администратор Кайшядорского епископства. Живет более чем скромно. Носит чёрную мантию, отороченную по краям красной тканью. Свободно владеет несколькими языками.

— Ваша Эминенция, простите за чрезмерное любопытство: как происходят выборы кардиналов?

— Кардиналов не выбирают. Римский папа, посовещавшись с коллегией кардиналов, приглашает кандидатов в Рим, где и происходит назначение. В прошлом году выбор пал на меня — святой отец имел в виду следующее: католичество — религия всемирная, а значит, в коллегии нужно иметь людей из всех точек земли. К тому же в Литве много верующих, а Литовская католическая церковь номинально подчинена Риму.

— Какие перемены произошли в вашей жизни?

— Нет, ничего не изменилось. Живу в той же деревенской избе. Но грех жаловаться — и таких условий долгое время не имел. Видите ли, мне 25 лет запрещали выполнять свои обязанности. В 1957 году меня посвятили в епископы. Местные власти возмутились, оказывается, это не было согласовано с ними. Кончилось все тем, что Совет по делам религии при Совете Министров Литовской ССР моё личное дело положил под сукно - не утвердили и не дали ответа. Епископ Матулёнис, получив разрешение в Риме, всё-таки посвятил меня в сан. Реакция властей последовала тут же: меня выписали из Каунаса и дали приказ выехать в деревушку возле латвийской границы. Я оказался без работы и без жилья. К счастью, меня приютили. В маленькую комнатку входило лишь полстола. Так жил 17 лет. Потом я потребовал, чтобы мне разрешили поменять место жительства. Разрешили. Переехал в другую деревню того же района. И только в 1982 году я вернулся к своим обязанностям епископа в Кайшядорисе.

— Каковы обязанности кардинала?

— Я включен в коллегию сакраментов Римской католической церкви, посещаю заседания конгрегации в Ватикане. Получаю инструкции, отвечаю на них, в общем, поддерживаю письменную связь. Но есть и другие обязанности — председателя Конференции епископов Литвы. Проводим общие заседания, рассматриваем положение костёлов, намечаем конкретные планы работы.

— Как вы можете охарактеризовать отношения между верующими и неверующими в Литве?

— Мы один народ, живём на одной земле. В сталинские времена деление на верующих и атеистов поощрялось, поскольку атеизм был «государственной религией». Все религии должны были «отмереть».

Но зачем разделять людей? Нужно уменьшать противоречия. Хорошо, что прошли те времена, когда абитуриента спрашивали, отправляет ли он религиозные надобности, и решали, принимать ли в вуз. Как можно было тогда говорить о религиозной свободе? Ведь главное — быть человеком. Неужели, будучи верующим, я перестал быть человеком, литовцем?

— Какие отношения у вас с руководителями республики?

— Если и дальше будут так складываться, то я буду чрезвычайно доволен. Нам вернули кафедральный собор, костёл святого Казимира в Вильнюсе, разрешили строить храмы в некоторых районных центрах. Недавно дано добро на строительство костёла в Электренай. У нынешних руководителей слова не расходятся с делом. А вот бывшие... Уничтожали духовные ценности, костелы, архитектурные памятники, в которых воплощалось духовное начало людей. Пострадали многие ксендзы. Но и те времена были разные. Например, в одном районе придерживались в отношении верующих и церкви «строгих правил», в другом были помягче. В одном запрещали некоторые молитвы и службы, в другом — разрешали. Наблюдали реакцию. Испытывали. Вот, например, в 1948 году, я тогда был молодым ксендзом, власти запретили на пасху процессию вокруг костёла. А какая же пасха без процессии? В то время верующих было много. Они собрались из окрестных деревень в маленький деревянный костёл, сбились в кучу и пошевелиться не могут. Что делать? И, стоя, я запел гимн «Линксма дена...». Плачу, и люди плачут... Вот так...

— Ваша Эминенция, какое место должна занимать совесть в жизни человека?

— Жизнь не имела бы берегов, если бы не было совести. Если мы сами себе иногда позволяем не прислушиваться к голосу совести, то хоть умеем другому напомнить, что тот плохо сделал, не по совести.

— Но церковь подчиняется не только нравственным законам?

— Мы получили проект Закона о религии в СССР. Правда, времени на обсуждение дали очень мало — два-три дня. Даже не смогли собрать епископов. Поэтому вместе с экспертом-ксендзом просмотрели наскоро его и дали свои заключения. В общем, проект является значительным, хотя и недостаточным шагом в направлении демократизации отношений между церковью и государством. Текст, нам кажется, местами имеет внутренние противоречия, а некоторые статьи механически перенесены из старых законодательных актов и инструкций. На наш взгляд, нужен не общесоюзный закон, а только Основы законодательства о свободе совести и религии. Союзные республики могли бы издавать соответствующие законы с учётом региональных обстоятельств. Окончательная регистрация религиозных обществ и т. п. должны находиться в юрисдикции союзных и автономных республик. До сих пор профсоюзы не регистрируют трудовые договоры религиозных организаций с людьми, обслуживающими религиозный культ,— органистами, пономарями и другими. Необходимо в законе закрепить их право на социальное страхование.

— Тем не менее плоды перестройки чувствуете и вы?

— Конечно. Тут и объяснений долгих не нужно. Если костёлы открывают, ксендзов не притесняют — это говорит само за себя. Нам твёрдо пообещали, что никаких препятствий не будет для обучения детей катехизису при костёлах... Люди стали более открытыми, не замыкаются в себе. Можно сказать правду, и никто за неё тебя не накажет.

— А как относятся к происходящим в СССР переменам в Ватикане?

— Рим смотрит с радостью, но осторожно, поскольку не знает, чем это закончится. Бывает, кто-нибудь скажет: «Ну, у них и раньше были шаги вперёд, а потом поворачивали назад».

— Практикует ли Литовская католическая церковь благотворительность?

— Раньше нам официально не разрешали заниматься ею. Считалось, что это дело государства, а в нашей благотворительной деятельности усматривали опасность усиления церковного влияния. Сейчас за это не наказывают, не преследуют. В республике родилось движение «Каритас». Большинство в нём — верующие женщины. Они помогают пожилым, больным. Если есть условия для свободы, то благотворительность возникает сама по себе.

— Вызывает ли у вас опасения то, в каком состоянии находятся иные костёлы...

— Конечно, мы будем стараться их сохранить. Но дело в том, что многие из них национализированы. Поэтому охрана — дело не только наше, но и государства. Оно обязано заботиться о них, если объявило своей собственностью. А ведь некоторые переоборудованы в склады или просто заколочены. Купола прохудились, вода течёт по стенам. Разве это порядок? Нам же не разрешалось не только ремонтировать, но даже осматривать храмы.

— В Литве живут люди разных национальностей и вероисповеданий. В последнее время между ними нередко возникает непонимание. Почему это происходит?

— Мне кажется, что эти недоразумения не исходят из сути перестройки. Ведь ни церковные, ни государственные законы не запрещают, например, говорить на родном языке. Моё мнение: с обеих сторон нужно как можно меньше слов. Лучший путь — труд и взаимное уважение. Иногда нужно просто промолчать, подождать. Как говорят русские: «Молчание — золото».

— Но приходится слышать и обвинения верующих в национализме...

— Это примитивный взгляд. Они живут среди своего народа. Мы не запрещаем другим быть иными. Шовинизм — это когда кто-то другому не позволяет быть собой. Если я литовец, почему должен это скрывать?..

— Многим кажется, что и католическое общество «Трезвость» имени Матеюса Валанчюса лишнее. Дескать, существует государственное...

— Пьянство — это болезнь, несчастье народа. 60 тысяч алкоголиков в Литве. Разве мало? В государственную организацию входят люди с другими взглядами и других национальностей. Нам же хотелось сделать действительно литовское народное движение, придать ему католический облик, чтобы иметь более сильное, цельное влияние на употребляющих алкоголь. Меня спрашивают верующие: «Как относиться к государственному обществу «Трезвость»?» Отвечаю им: «Мы должны радоваться, что подобное желание появилось и у людей других убеждений. Не мешать, а помогать друг другу нужно».

Беседу вёл Владимир Заровский,

соб. корр. «Комсомольской правды» в Литве