Бернард Лаун: в одном городе жили два общества

Между дворами, среди которых вырос изобретатель, медик и лауреат Нобелевской премии мира Бернард Лаун и беседовавший с ним журналист, нет даже полукилометра. Тем не менее, даже если бы они жили в одно и то же время, то вряд ли стали друзьями.

Родившийся в 1921 г. Б.Лаун до 14 лет жил в еврейской Утяне. До Второй мировой войны из 6,3 тыс. жителей города 3,5 тыс. составляли литовские граждане - евреи. Холокост уничтожил еврейскую историческую и культурную прослойку, но евреи из Литвы стали уезжать задолго до этого.

В 1935 г. со своей семьей в Соединенные Штаты уехал и один из наиболее выдающихся врачей XX в., изобретатель и общественный деятель Б.Лаун, который, живя в Литве, вероятно, не достиг бы того, что смог, эмигрировав в Соединённые Штаты.

После восстановления Литвой независимости он дважды посещал Утяну, и хотя в связи с солидным возрастом больше не путешествует, был очень рад поделиться воспоминаниями о жизни еврейского мальчика в Утяне межвоенного периода.

- Каким было положение евреев Утяны между войнами? Имел ли растущий антисемитизм в Германии и первые погромы того периода в Польше влияние на сообщества входящего в Вильнюсский край маленького городка?

• Литва была молодая, развивающаяся республика. К сожалению, я не помню всех подробностей, так как в начале третьего десятилетия был ещё совсем маленьким мальчиком, но по рассказам родственников знаю, что Литва была очень демократическим государством и предоставила значительную автономию этническим меньшинствам, в том числе евреям. Ситуация в Утяне была такая же, как везде. Еврейская община имела автономию, система еврейского образования получала поддержку, а с гражданами поступали вне зависимости от их национальности.

- Две общины, которые зависели одна от другой,

жили полностью отдельными жизнями,

без взаимодействия друг с другом.

Однако после 1929 г. ситуация резко изменилась. В отношении еврейской общины стали возникать экономические, социальные и культурные ограничения. Начали ограничивать поступление евреев в университеты, медицинские, стоматологические или другие специализированные школы в Каунасе. Это была изоляция еврейского народа и серьёзное вытеснение сообщества к эмиграции, и эта эмиграция произошла.

- А какими были повседневные отношения между евреями и литовцами Утяны?

• Утяна всегда казалась разделённой на два общества. С одной стороны – евреи, обосновавшиеся в центре города, и литовцы, которые предпочитали периферию. Но важнее было другое: две общины, которые зависели одна от другой, жили полностью отдельной жизнью, без взаимодействия друг с другом.

Помнится только рынок в четверг. Центр города заполняли конные телеги, в которых литовские крестьяне привозили на продажу фрукты, овощи, яйца, мясные продукты, которые покупали и евреи. Литовцы посещали еврейские лавочки и там покупали необходимые в хозяйстве утварь, инструменты, некоторые продукты питания, сигареты. Кроме того, литовцы пользовались услугами евреев-мастеровых, которые были хорошими техниками и механиками.

Таким образом, единственная связь между двумя проживающими по соседству народами была экономическая и, как выяснилось позже, эти отношения не были устойчивыми. Расширение нацистского движения в Германии оказало негативное влияние на общины небольших городов и местечек. Антисемитизм литовцев, который мне довелось испытать в детстве, в четвёртом десятилетии только усилился.

- С какими формами антисемитизма вам довелось столкнуться в городе детства?

• Я приведу два примера, но думаю, что нет ничего лучше личного опыта.

Как-то утром я шёл по одной из главных улиц города, которая вовсе не была узкой, на ней могли свободно разойтись две телеги. Автомобилей в то время в Утяне было не так много, а если какая и проезжала, все её сразу замечали. Мальчик примерно 14 лет вёл большую собаку. Этот ребёнок внезапно закричал: «Еврей!», а перебежавшая через дорогу собака вонзила зубы в моё бедро. Я истекал кровью в центре города.

Была ещё одна аналогичная история. Я шёл по улице с младшим братом. Мне было тогда 12 лет, а брату - 10. На той же улице нам навстречу шёл мальчик со старинным утюгом, в который надо заложить угли, а затем гладить одежду. Держа в руке это тяжёлое орудие, сорванец ни с того, ни с сего начал задираться. Я совершенно зря и тупо схватился с ним, хотя он был гораздо крупнее меня. Мой младший брат был напуган и, подпрыгнув, схватил его за шею. Тот начал махать руками и ударил меня утюгом по голове. Рана начала сильно кровоточить, и я потерял сознание. Перепуганный брат побежал домой и сказал отцу, что меня убили. Отец чуть не умер от стресса и, прибежав, быстро отнёс меня к врачу. Всё обошлось 5-6 швами, а гуз на этом месте у меня сохранился до сих пор.

Без сомнения, это поведенческие крайности, но они оставляют глубокий след в памяти. Тем более, что за подобное никто не извинялся, не было никаких попыток смягчить последствия инцидента. Не было никакой организации, которая давала бы возможность в подобных ситуациях хотя бы взаимодействовать двум народам и решать общие проблемы.

- Ваш отец имел в Утяне успешный бизнес. Почему семья решила оставить всё и уехать в США?

• Да, мой отец из ничего создал большой бизнес. Вначале построил мельницу, для которой требовалось электричество, поэтому из Германии привёз генератор. Видя, что энергии производится в достаточном количестве, он даже построил лесопилку. Но и тогда электроэнергии производилось больше, чем было необходимо, поэтому часть её он отдавал общинам, т.е., электрифицировал Утяну.

Дела у отца шли превосходно, но его хороший друг начальник Утянского уезда однажды сказал: «Я бы на твоём месте отсюда эмигрировал. Тебе и твоим людям здесь не будет хорошо». Он всё время повторял это отцу, но тому некуда было уезжать.

Однажды из Бостона приехал один еврей, слышавший об отце от его брата, который в 1905 г. уехал в Америку и успешно освоился в обувном бизнесе. Он предложил приехать в Америку в 1934 г., когда в Чикаго состоится Всемирная ярмарка.

Из Америки отец вернулся очарованный её громадой, красотой и теми возможностями, которые эта страна может дать четверым его детям. Он не мог усидеть на месте, желая вернуться в США. Тем не менее, мать была против. Она считала, что вся еврейская культура, которую создали местные общины, и идентичность литовских евреев в большой стране будут утрачены. Если она и хотела куда-то поехать, то только в Израиль. Но для этого требовалось получить документы из Соединённого Королевства, а это было совсем не просто. Так что в конце концов отец взял верх. И слава Б-гу, потому что в противном случае мы, вероятно, не выжили бы.

- А каково было ваше отношение к переезду?

• Эмоционально отъезд из Утяны для меня был всесторонним внутренним конфликтом. С одной стороны, у меня были хорошие друзья, с которыми наладились действительно хорошие отношения и которых я мог больше никогда в жизни не увидеть. Существовала также естественная связь с родной страной, с родным городом. Беспокойство вызывало то, что из аграрной страны приходится переезжать в промышленно развитое государство, поэтому я просто не знал, чего ожидать.

С другой стороны, это было огромное приключение. Дорога из Литвы через Пруссию, Берлин, Гавр, а оттуда на корабле в США было бы отличным большим опытом.

- История жизни писателя Чеслава Милоша и ваша очень схожи: примерно в одно и то же время вы родились в небольших городках Литвы, выросли и возмужали в поликультурной среде, эмигрировали в США, стали профессорами престижных университетов, а между присуждением Нобелевской премии - всего пять лет. Аспект мультикультурализма для Ч.Милоша был очень важен. Что жизнь в поликультурной среде дала вам?

• Жизнь в поликультурной Утяне заставила меня стать более требовательным к себе, толкала добиваться большего. Однако, в отличие от случая Ч.Милоша, в моей ситуации более важным был вопрос еврейства, который является уникальным. Евреи в Европе жили на протяжении 500-600 лет, но интегрировать в общество их удалось только в Германии, Бельгии, Франции и Великобритании. И чем дальше будем ехать на восток Европы, тем сложнее становится ситуация с евреями, потому что евреи жили в местностях, где преобладали более сильные местные культуры. По этой причине евреи должны были стараться больше других.

В частности, в небольшой библиотеке Утяны были тысячи книг Гоголя, Тургенева, Достоевского, Золя, Гюго и многих других великих авторов. Самое удивительное то, что многие из них были на идиш. Будучи маленьким жителем Утяны, я прочитал больше книг, чем большинство выпускников колледжей США. Но такого же возраста литовец в те времена этого не стал бы делать.

- Литваки вообще считаются «особенными евреями». Чем особенными были не только в Литве, но и на землях Великого княжества Литовского жившие евреи? Что является основой их профессионального успеха?

• Мне кажется, основа успеха литваков состоит из трёх вещей: традиция, культура и образование. Еврейская культура – это культура Книги - загадочно славная Тора, объединявшая народ на протяжении многих веков. Еврей должен был научиться её читать, дискутировать о ней, понимать некоторые сложные, не всем доступные вещи. Это и делает человека хорошим шахматистом, учёным и т.п.

Когда мне было пять лет, я взял в руки книгу, но моя сестра быстро её отняла. Тогда я даже не знал, как читать, но решил, что должен научиться. Когда мама увидела, что я умею читать, она отвела меня в Утянскую еврейскую библиотеку и настояла на том, чтобы я прочёл все имевшиеся там книги. Конечно, все я не прочёл, не успел, но те, которые смог, дали мне понятие о глобализованном мире, освободили от гнёта небольшого антисемитского городка угнетения, который всё ограничивал.

- А после переезда в США вам удалось сохранить связи с оставшимися в Утяне знакомыми?

• Многие из моих друзей и знакомых исчезли во время немецко-фашистской оккупации... Но с несколькими утянскими евреями мы смогли встретиться во времена Советского Союза, так как учёные США и Советского Союза проводили совместные исследования в области сердечнососудистых заболеваний, и потому мне довелось посетить эту страну.

Когда я в первый раз приехал в Советский Союз, мы с секретарём Министерства здравоохранения сидели в его кабинете в Москве, и он планировал мою поездку по стране. Его предложение было поехать в Минск и посетить огромный Военный музей, в котором демонстрировалось, что сделали нацисты в Советском Союзе. А моя жена Луиза предложила вместо этого посетить мой родной город. У секретаря в кабинете была огромных размеров карта Советского Союза, но Утяна из-за своего размера даже не была отмечена на ней. Тогда он поднял трубку, позвонил в Министерство здравоохранения Литвы и сообщил, что завтра их посетит заслуженный профессор из Гарварда.

На следующий день вся делегация приземлилась в Вильнюсском аэропорту, и я получил сообщение о том, что со мной хочет встретиться какой-то старичок, который сказал, что знал меня, когда я был маленьким мальчиком. И вот я вижу Калмана Мейера – золотых рук сантехника из Утяны. В годы нацистской оккупации он спасся только потому, что этого замечательного мастера Советы, отступая, отправили далеко в Сибирь.

В некотором смущении я спросил его, как он узнал о моём визите в Литву, ведь это было решено только накануне. Оказывается, в то время в министерстве на телеграфе работала женщина из той же утянской общины, к которой относился и я. Она увидела телеграмму, что Бернард Лаун возвращается в Литву дабы побывать в родной Утяне, но никто не знал, кто такой Бернард Лаун. И они пытались проследить, кто этот человек.

Многие утянские евреи примерно в тот же период, как и моя семья, эмигрировали на Кубу, в Аргентину, Южную Америку. В Соединённые Штаты попасть было труднее, но части из них удавалось. Те, которые попадали в Соединённые Штаты, меняли своё имя. Многие делали это только по необходимости, поэтому, называясь новым именем, сохраняли первую букву фамилии, тем самым – и некоторую частичку идентичности. Поэтому они стали искать, кто с фамилией, начинающейся с буквы «Л», уехал в 1935 г. Таких людей было не много, и они поняли, что вернулся Борух Лац. А я узнал, что работающая в министерстве женщина была в нашей семье служанкой.

Когда я в тот раз прибыл в Утяну, город был полностью другим. Это был индустриальный город, в котором о богатой еврейской культуре свидетельствовала только одна уцелевшая еврейская семья.

БЕРНАРД ЛАУН (БОРУХ ЛАЦ)

Родился 1 июня 1921 г. в Утяне, откуда семья уехала в 1935 г.

В 1945 г. окончил Йельский медицинский факультет университета. Кардиолог, профессор, почётный доктор многих университетов, изобретатель современного дефибриллятора, лауреат Нобелевской премии мира.

В 1980 г. в Женеве (Швейцария) основал международное движение «Врачи мира за предотвращение ядерной войны», которое объединило около 150 тыс. врачей из 40 стран мира. В 1985 г. организации присвоена Нобелевская премия мира, которую получили Б.Лаун и медик из Советского Союза Евгений Чазов.

В заявлении Нобелевского комитета о назначении премии сказано: «Эта организация дала человечеству существенную пользу путём распространения достоверной информации и способствуя осознанию что катастрофических последствия ядерного конфликта».

Б.Лаун - основатель Американской медицинской ассоциации, Ассоциации социальной ответственности врачей и её руководитель (1960-1970), президент Ассоциации дружбы врачей США и Китая (1974-1978), координатор научного сотрудничества США и СССР. В Бруклине действует названный его именем Центр сердечнососудистых заболеваний.

Эгидиюс ЮРГЕЛЁНИС, veidas.lt, «Обзор»