Сегодня моему учителю Иошуа Левинсону исполнилось бы 85

Когда тебе под 80, и старая уставшая лошадка, еле волоча ноги, везет тебя «с ярмарки», перед глазами все чаще возникают лица самых близких и дорогих людей, покинувших этот мир. Родители, подарившие жизнь. Учителя, посланные Судьбой.

Мы познакомились в первый день моей студенческой жизни. Дело было так. На собрании первокурсников, посвященном началу 1956-го учебного года, я – студент физфака – случайно оказался рядом с веселой и остроумной студенткой химфака по имени Анета. Не буду скрывать, нравоучения деканов мы слушали вполуха (нам-то по 18!), в основном, болтали за жизнь. Час пролетел незаметно, и мы двинулись вместе домой. В сотне метров от здания по ул. Наугардуко, в котором тогда располагались физфак и химфак, мы повстречали коренастого молодого спортивного человека в очках. Он оказался двоюродным братом Анеты. Познакомились. Вскоре я узнал, что родители Анеты погибли в Каунасском гетто и что ее воспитали родители Иошуа.

С третьего курса я стал посещать общегородской семинар по теоретической физике. Никогда не забуду, с каким вниманием его участники ловили каждое слово Левинсона.

Он был Хорошим физиком-теоретиком. Несколько его Идей вошли в анналы современной физики. Здесь я сознательно употребил простое слово "Хороший" вместо привычных штампов "выдающийся", "гениальный", "великий". Во все времена Хорошие физики встречаются крайне редко: основную массу всегда составляют Средние - "рабочие пчёлки", без ежедневного и кропотливого труда которых не может быть реализована ни одна Идея.

Он был Педагогом от Б-га. Как никто другой он умел "на пальцах" объяснить самое сложное физическое явление.

Он был Доброжелательным, абсолютно неконфликтным человеком. Не любить его могли только люди, пораженные бациллами национализма, антисемитизма и/или зависти к его таланту.

Моя alma mater – Вильнюсский университет, кафедра теоретической физики. Узкая специализация - «атомная спектроскопия». Распределили меня в «почтовый ящик». Был счастлив, потому что избежал работы в общеобразовательной школе, учителем физики.

1 августа 1961 года, полный надежд и ожиданий, переступил порог особо режимного отдела, занимавшегося разработкой измерительной СВЧ-техники. Начальник отдела пригласила к себе старшего инженера одной из лабораторий и со словами: «Принимай пополнение!», - попрощалась со мной. Вышеупомянутый старший инженер привел меня в лабораторию, посадил за стол с каким-то прибором и спросил, хорошо ли я «секу» в СВЧ-технике. Ответил я вопросом на вопрос: «А что такое СВЧ?» Тогда он поинтересовался, видел ли я в своей жизни паяльник? Пришлось кивнуть головой. После этого исполняющий обязанности начальника лаборатории немедленно вручил мне паяльник и посадил паять тефлоновые трубочки для болометрических измерителей мощности. При этом добавил: «Через две недели вернется из отпуска начальник, пусть ломает голову, что с тобой делать».

Стиснув зубы, начал паять. Проклинал все на свете. Время тянулось и мучительно, и медленно. Наконец, из отпуска вернулся начальник лаборатории Симон Соломонович Фел. Познакомились. Я тут же ему заявил: «Либо дайте работу по специальности, либо отпустите». В ответ услышал: "Недавно в одном киевском «ящике» для измерения потенциала РЛС начали использовать БЭР (безнастроечный эхо-резонатор) сферической формы, радиус которого в 5-7 раз превосходит длину волны. Но обнаружился дефект: на некоторых частотах он «не хочет» резонировать. Нам поручено произвести измерения, выяснить природу дефекта и, если удастся, предложить способ его устранения. Вот Вам реальная задача: сможете до нового года разобраться, в чем дело, будете и дальше работать головой, иначе - 3 года придется поработать руками".

Не зная, с чего начать, пошел за советом к Юзику. Так ласково называли друзья работавшего в АН Литвы физика-теоретика Иошуа Беньяминовича Левинсона. Мне повезло: Юзика заинтересовала проблема. После нашего разговора мы оба приступили к изучению электродинамики СВЧ и за 4 месяца построили теорию вышеупомянутых резонаторов. Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что эксперимент полностью подтвердил результаты расчета. Так увидело свет серийное изделие БЭР-636. А Юзик стал моим Учителем, хотя был старше меня только на шесть лет. Именно он стоял у истоков Вильнюсской школы электродинамики СВЧ, которая возникла в Вильнюсском НИИ приборов и просуществовала почти 30 лет, до развала СССР.

Первая половина жизни Юзика связана с Литвой. Об этой половине хочу рассказать. Рассказать Правду, называя вещи своими именами.

Юзик родился 22 марта 1932 года в Каунасе. Как известно, почти все каунасские евреи сгорели в огне Холокоста. Юзика спасли родители, чудом сумевшие убежать вглубь России. Сразу же после войны семья вернулась в Литву, и в 1949 году он, золотой медалист, сумел поступить в один из самых престижных вузов страны - Московский инженерно-физический институт (МИФИ).

На талантливого студента с нетривиальным физическим мышлением сразу же обратил внимание и привлек к научной работе 31-летний проф. В.Г.Левич – ученик академиков Л.Ландау и А.Фрумкина, создатель физико-химической гидродинамики, член-корреспондент АН СССР (1958), ставший впоследствии активным борцом за права советских евреев. Но этому тандему не суждено было окрепнуть. В 1953 году, во время "дела врачей", Юзика - круглого отличника - без объяснения причин отчисляют из МИФИ и направляют "на укрепление" института тракторного машиностроения. Он неделями обивает пороги Министерства высшего образования СССР и добивается, наконец, перераспределения в Горьковский университет. Там, после войны, из эвакуированных и ссыльных ученых сложилась сильная физическая школа. Повезло? Не тут-то было. Внимательный "начальник" учебной части сразу же обнаружил несоответствие программ: в МИФИ общее количество часов английского языка оказалось на 6 (шесть!!!) часов меньше, чем в Горьковском университете. Из Горького пришлось уехать.

Так он вернулся в Вильнюс. На дворе стоял конец весны 1953 года. Изгнанного из Москвы студента в Вильнюсский университет тоже не взяли. Отчаявшись, отец Юзика обратился за помощью к своему знакомому - заместителю управляющего стройтрестом Иосифу Тиновскису. Это был тот самый случай, когда "блат" оказался сильнее государственного антисемитизма: Юзика приняли на 4-й курс физико-математического факультета Вильнюсского университета. Своими знаниями он настолько поразил всех преподавателей, что уже в ноябре 1953 года газета "Tarybinis studentas" ("Советский студент") поместила его фотографию в рубрике "Лучшие люди университета".

После окончания учебы Юзика призывают в армию. Солдат 16-й Литовской дивизии, рядовой Левинсон, ухитряется за два года службы обдумать и написать три научные статьи по атомной спектроскопии. Посланные в журналы "Труды физ.-тех. института АН ЛССР" и "Труды АН ЛССР", эти работы увидели свет в 1957 году и тут же стали классическими. Они на много лет определили тематику кандидатских и докторских диссертаций большинства физиков-теоретиков Литвы. На результаты этих "солдатских" работ Левинсона ссылаются Л.Ландау и Е.Лифшиц в третьем томе своего знаменитого "Курса теоретической физики" - библии физиков всего мира.

Позволю себе обнародовать один малоизвестный факт, свидетелем которого я был. В начале 1958 года редакция авторитетнейшего журнала "Успехи физических наук" заказала Левинсону большую статью. Статья была написана, но так и не увидела свет, ибо... не получила согласия "начальника" на публикацию. После этого случая Юзик круто меняет тематику своих работ. Он начинает заниматься физикой твердого тела и посвящает ей всю дальнейшую жизнь.

С 1957 по 1966 год Юзик работал в Институте физики АН ЛССР, затем два года - в институте полупроводников АН ЛССР. И в том, и в другом институте столь крупный физик-теоретик не имел даже своей лаборатории, не говоря уже о выдвижении в члены литовской Академии наук. Не желая обидеть своих коллег, позволю себе утверждать, что ни один физик-теоретик Советской Литвы по уровню своих научных работ даже близко не приблизился к уровню работ Левинсона. Тот, кто с этим моим мнением не согласен, может кинуть в меня камень, я не обижусь!

В 1968 году Левинсону предложили работу в Институте теоретической физики им. Л.Д.Ландау АН СССР. Он принял предложение и покинул Литву навсегда. "Это приглашение произвело такое же впечатление, как если бы солдата из отдаленного колониального гарнизона пригласили в королевскую гвардию, - прокомментировал ситуацию 40 лет спустя один из его коллег.

В 1985 году Левинсон возглавил теоретический отдел вновь созданного Института проблем технологии микроэлектроники АН СССР.

В 1992 году его пригласили поработать полгода в институте им.Вейцмана. В Черноголовку он уже не вернулся. Профессором Вейцмановского института Юзик оставался до последнего дня своей жизни.

Он оставил более 200 научных статей и 3 монографии. 15 кандидатских диссертаций защищены под его руководством. Его работы по физике полупроводников удостоены Государственной Премии СССР (1987) и премии Фонда Александра фон Гумбольдта (1996).

P.S. Позволю себе воспроизвести отрывок статьи «Памяти Учителя», опубликованной мною в 2008 году в выходившей на четырех языках (идише, литовском, русском и английском) газете «Литовский Иерусалим» (№№5-6, июль-сентябрь). Работа над ней заняла почти месяц упорного труда, каждое ее слово многократно обсуждалось с коллегами и друзьями Юзика - ведущими физиками-теоретиками Института имени Вейцмана в Реховоте:

«28 июля 2008 года в израильской больнице Sheba Medical Center (Tel Hashomer) остановилось сердце Иошуа Левинсона (англ: I.B. Levinson, затем Y.B.Levinson) - профессора Института им.Вейцмана.

Юзик долго и тяжело болел. В конце марта в его письме впервые появились щемящие сердце строки: "Я пока еще "тяну", хотя ситуация понемногу ухудшается. Возникли проблемы с дыханием, надо при ходьбе пользоваться кислородом. Пока еще работаю немного, 2-3 раза в неделю бываю на работе".

Мы встретились в мае. Разговаривали несколько часов. Вспомнили его родителей, которых я называл "дядя Беня" и "тетя Рахиль", всегда общался с ними на идише - их и моем родном языке. Расставаясь, молча обнялись. Уже в дверях я повернулся, не зная, что говорить. Сказать "прощай" было бы жестоко, "до свидания" было бы неправдой. Юзик понял затруднительность моего положения и тихо произнес: "Ничего не говори. Иди". Я почувствовал, что вижу его последний раз.

После кончины Левинсона многие известные физики мира прислали свои соболезнования его жене Наташе и коллегам по Вейцмановскому институту.

Мне кажется, смысл жизни Юзика полностью выразила фраза, прозвучавшая на похоронах: "Скромный офис Левинсона стал Меккой для физиков, нуждающихся в совете и помощи".