Проклятие памяти

В Древнем мире существовал закон об осуждении памяти (лат. damnatio memoriae — буквально «проклятие памяти»), предписывавший «осуждение памяти врага государства».

Согласно этому закону на всей территории римских владений требовалось уничтожать всякое упоминание о неугодном лице: удалялись надписи в документах и сооружениях, уничтожались статуи, портреты, барельефы, надгробные надписи, упоминание в летописях, изымались из обращения и переплавлялись монеты с изображением и именем осуждённого.

Что любопытно, на протяжении всей истории Рима «Закон об осуждении памяти» не был отменён ни разу. Возможно, каждый из правителей надеялся, что в будущем на него данный закон не распространится.

С тех пор ничего не изменилось. Правду говорят, зачем придумывать что-то новое, если оно уже успешно использовалось. Человеческая природа не меняется, меняются лишь правители. А история всегда была служанкой идеологии - в любые времена. Наши не исключение.

Проклятие памяти стало основой создания государственности в странах, вставших на путь независимости после распада СССР. Причина для этого, безусловно, была. XX век с двумя мировыми войнами, Холокостом и ГУЛАГом создал матрицу восприятия прошлого.

Иррациональные преступления подорвали веру в человека, разум и прогресс, отняли надежду на светлое будущее. И поэтому 1980-1990 годы были отмечены стремительным развитием мемориальной политики. В Литве, Эстонии, Латвии, Польше и др. были созданы институты национальной памяти и музеи тоталитаризма, которые стали важной частью политической жизни.

Позицию стран Балтии в вопросе истории в 2004 году в Лейпциге озвучила экс-министр иностранных дел Латвии Сандра Калниете: «Более пятидесяти лет история Европы писалась без нас. Победители Второй мировой войны делили всех на добрых и злых, на правых и виноватых. (...) Проигравшие должны писать свою историю, потому что и она заслуживает законного места. В противном случае история Европы останется односторонней, неполной и нечестной».

В новом написании истории доминирующей тенденцией стала конфронтация с Россией, а «память жертв» - основой идеологической машины государства. Более того, прошлое криминализировали и перенесли в плоскость юрисдикции: за отрицание преступлений нацизма и сталинизма введена уголовная ответственность.

И хотя новая история стала писаться в противовес советской, в ней точно так же отдельные моменты истории стали намеренно очерняться, а другие, напротив, обеляться и героизироваться, только наоборот: прежние герои стали преступниками, а преступники - героями.

В этом плане показателен пример Украины, где 14 октября, один из важнейших православных праздников - Покров Пресвятой Богородицы - сделали символическим днём рождения Украинской повстанческой армии. В период своего расцвета в 1943-1944 годах УПА была подпольной (партизанской) армией, а позднее — антикоммунистическим партизанским формированием, продолжающим борьбу, как литовские и латышские «лесные братья».

Сколько украинцев погибло от рук повстанцев, точно неизвестно - их количество может исчисляться сотнями тысяч. Только поляков, с которыми они жестоко расправлялись, было убито от 70 до 100 тысяч. Польская оценка УПА однозначна: это была преступная и, безусловно, враждебная Польше организация. А в Украине эта организация возведена в ранг героической, почитается и прославляется.

В своё время острую дискуссию вызвала в Польше публикация книги историка Яна Гросса «Соседи», посвящённой еврейскому погрому 1940 года в деревне Едвабна. Гросс показал, что истоки Холокоста отчасти связаны с польским антисемитизмом. Вышло, что поляки — один из наиболее пострадавших от нацизма и сталинизма народов Европы - предстали не только жертвами, но и соучастниками преступлений против человечности. Причём не отдельные, давно уже осуждённые предатели, а обычные люди.

Книга Гросса вызвала шок, масштабы которого сравнимы разве что с откликами на книгу Ханны Арендт «Эйхман в Иерусалиме». Арендт писала о сотрудничестве некоторых еврейских кругов с нацистами: «Еврейские советы старейшин информировались Эйхманом или его подчинёнными о том, сколько евреев надобно для наполнения каждого эшелона, ими составлялись списки депортированных. Евреи регистрировались, заполняли бесчисленное множество анкет, отвечали на вопросы о своём имуществе, что облегчало его разграбление, затем собирались в назначенном месте и садились в поезда. Тех немногих, кто пытался скрыться или сбежать, отлавливала специальная еврейская полиция».

«Не утверждает ли тем самым автор, что евреи сами уничтожали евреев?», - задавались вопросом еврейские критики после выхода книги Арендт.

Книга Р.Ванагайте «Наши» («Mūsiškiai») о пособничестве литовцев нацистам в убийстве евреев так же болезненно была воспринята в Литве. Ведь описанные там зверства в чём-то ставили на одну черту литовцев с нацистами и большевиками, которые официально признаны преступниками. На Р.Ванагайте обрушилась лавина обвинений, она была подвергнута публичному линчеванию, хотя очевидно, что писательница хотела не бросить тень на всю нацию, а лишь призвать к пониманию того, что история не может восприниматься однозначно. Ведь дикая толпа в Едвабне, массовые убийства в литовских городах не были исключением. Летом и осенью 1941 года евреи так же погибали от рук соседей - латышских, эстонских, украинских…

Ещё большей обструкции была подвергнута Ванагайте после того, как она усомнилась в правдивости официальной биографии партизана Раманаускаса-Ванагаса, представленного как безусловный герой и борец с тоталитаризмом. Ответом на подобные заявления стало изъятие книг Р.Ванагайте из продажи. В этом решении тоже ничего нового. Во всепоглощающем пламени костров, зажжённых патриотами-поджигателями, исчезали книги «еретиков» на протяжении всей истории человечества. Напомню, в списке запрещённых книг в первые годы христианства была Библия, в США изымали «Хижину дяди Тома», в СССР – «Доктор Живаго». Ну и что? Рукописи, как известно, не горят.

С другой стороны, демонизация прошлого и попытки склеить национальную историю на отдельных обломках истории, намеренно манипулируя фактами, ни к чему хорошему не приведут. Напомню, что попытки обеления истории были в Японии, которая попыталась оправдать «нанкинскую бойню», стоившую жизни миллионам мирных китайцев. В свою очередь немецкие ревизионисты во главе с Эрнстом Нольте утверждали, что Холокост неправильно считать уникальным преступлением против человечности, а немцев — «нацией преступников». Но эти попытки провалились, так как государствам хватило смелости сказать, что без честного осознания истории и накопленного опыта невозможен разрыв с прошлым.

Опасность ревизионизма как раз в том и состоит, что под флагом исторической необходимости происходит реабилитация преступлений, а повторение трагических ошибок прошлого возможно как раз в результате их замалчивания.