Дорогами ада

Вышла из печати книга Павла Зобова «Дорогами ада». Это не роман, не документальная повесть и не мемуары, это записки без вести пропавшего – так сказано в её подзаголовке. К сожалению, книга смогла появиться лишь спустя многие годы после ухода из жизни автора.

Павел Андреевич Зобов (1902-1984) – кадровый офицер советских погранвойск, на службу в Литву переведённый в 1940 году, когда в Кретинге обосновался штаб 105-го погранотряда. Именно этот штаб стал для капитана местом последней его службы.

Могу с гордостью сказать, что с этим мужественным человеком трагической судьбы мне довелось общаться многие годы, и тем, что в 1976 году появилась моя книга «Служили парни на границе» (дополненная, она переиздана в 2013 году), я обязан только ему.

Именно многократные беседы с ним, которые начались спустя тридцать лет после кровавого июня 1941 года, положили начало воссозданию героических страниц истории того погранотряда, большинство бойцов и командиров которого геройски пали в неравном бою в первый день войны. Многие из них так и остались лежать в литовской земле как пропавшие без вести.

Некоторые из тех счастливчиков, что после боя смогли отойти, впоследствии оказались в фашистских лагерях смерти и попали в колонны «сотен тысяч заживо сожжённых».

Не секрет, что в советское время к теме плена мало кто из писателей решался прикоснуться. Разве что Михаил Шолохов в «Судьбе человека», но на то он и был великим, властями обласканным писателем. Впрочем, и те немногие уцелевшие ветераны 105-го погранотряда, которые прошли фронтовыми дорогами и были удостоены боевых наград, во время встреч косились (я сам это видел) на тех бывших сослуживцев, которые познали ужасы фашистских концлагерей, но сумели выжить.

Среди выживших оказался и бывший капитан Зобов, каким-то чудом сумевший даже в том аду вести записи, часть которых, увы, впоследствии была изъята уже своими особистами. И то, что эта книга родилась на основании его записей, придаёт ей особую ценность.

«На стыке участков 10-й и 11-й застав прошёл нарушитель, которого задержали где-то под Каунасом… Начальник отряда майор Бочаров приказал мне отбыть на 11-ю заставу, чтобы проверить несение службы…».

И отправился капитан на эту заставу солнечным утром 21-го июня, а уже «завтра была война».

В книге подробнейше, причём языком художественного жанра, описывается бой, а затем отход от пылающей границы малочисленной группы уцелевших пограничников во главе с капитаном Зобовым. В бесконечных стычках с врагом группа таяла, а затем наступили дни, когда, прячась от людских глаз, по захваченной фашистами литовской земле выбраться к своим пытались двое: капитан Павел Зобов и лейтенант Марк Кузьмичёв.

«Без остановки шли всю ночь… Уже несколько дней по существу не ели… По дороге не спеша шли два немецких солдата. Шли беспечно, переговариваясь. Солдаты заметили нас и прибавили шагу. Мы успели нырнуть в кусты… Они не открыли автоматную стрельбу, а полезли в кусты… Надо мной стоял упитанный немец. Не поднимаясь, я рванул немца за ноги и повалил на землю… Он затих под моими судорожно сжатыми руками на его горле… А неподалёку отбивался от «своего» немца Кузьмичёв. Марк хрипел. Я выстрелил из пистолета в голову немца».

И вновь вперёд, подкрепившись немецкими харчами и вооружившись трофейными автоматами.

«Наша отчаянная попытка выйти к своим продолжалась… Пока были патроны в автоматах, мы отстреливались, потом отбивались кулаками, постоянно прятались и к началу июля так измотались, что, зайдя ночью в заброшенный сарай на окраине какой-то деревни около городка Леляй, в изнеможении рухнули на кучу старой соломы и моментально уснули».

Их подняли вооружённые люди с белыми повязками на руках.

Потом были концентрационные лагеря, и первый из них – филиал Бухенвальда Oflag–53, что был сооружён на окраине Пагегяй.

«На территории лагеря не оставалось ни травинки, ни листика. Кора деревьев обглодана на высоту вытянутой руки. Всё растущее, ползающее, летающее съедено голодными людьми. Ели всё…»

Книга нетоненькая, в ней 460 страниц, и почти в четырёхстах из них от первого лица рассказывается о «жизни» советских военнопленных в лагерях, созданных для уничтожения «неполноценных» людей. А там было то, о чём писал М.Шолохов в «Судьбе человека»: «Били богом проклятые гады и паразиты так, как у нас сроду животину не бьют. И кулаками били, и ногами топтали, и резиновыми палками били, и всяческим железом, какое под руку попадётся».

Но было и другое, о чём рассказывает уже П.Зобов: «Охранники заработали дубинками и прикладами автоматов. Почему-то не стреляли. Завязалась драка. В каждый свой удар мы вкладывали ненависть к немцам, всю накопившуюся боль по погибшим товарищам. Не думали, что в любой миг каждого из нас может настигнуть смерть от удара дубинкой охранника, от пулемётной очереди со стороны вышки, от пули солдат из караульной команды».

А ещё: «Кулак, усыпанный мелкими веснушками, больно бьёт в мой подбородок. Недомерок (так узники за низкий рост прозвали одного из конвоиров – Р.Г.) с ухмылкой смотрит на меня, видимо, решает – ограничиться одним ударом или ещё разок вмазать, чтобы этот русский не сверкал зло глазами. И он размахнулся для удара. Я опередил его – ударил Недомерка по голове. Бить было удобно, немец значительно ниже меня ростом. От удара его пилотка села на оттопыренные уши. Я добавил, и Недомерок рухнул. На меня обрушился шквал ударов – били охранники. Не застрелили, но избили так, что не смог подняться. Подхватили меня и отволокли в карцер».

Выжили в том аду немногие. Это были счастливчики или люди, сильные духом?..

«Человеку свойственно надеяться на лучшее, верить, что беды, горе, муки не вечны, - они когда-то заканчиваются. Вот и я, наперекор всему, надеюсь остаться в живых и не позволяю опуститься до неряшества, деградации и полного отчаяния, хотя порой так тяжко, что хочется не только завыть, а броситься на проволоку ограды…»

И уже через несколько страниц: «А за гитлеровцами стелется кровавый след преступлений, за которые они должны понести суровое наказание. Это засвидетельствуют выжившие в аду концлагерей, в каменоломнях, угольных забоях остарбайтеры и мы, военнопленные, находящиеся на грани жизни и смерти. Мы обязаны выжить всем смертям назло; обязаны собрать всю свою волю, все свои силы – и выжить». И он выжил.

Судьба Зобова от судьбы шолоховского Соколова отличается тем, что ему не представилось возможности бежать и в фашистском аду он пробыл без малого всю войну. Да и свою жену Марию с дочерью Валентиной, которым было сообщено, что капитан Зобов пропал без вести, удалось разыскать после возвращения из плена – сумели они тогда выбраться из Кретинги и не оказаться в лапах врага. После войны семья обустроилась в Клайпеде, принимала участие в расчистке сильно разрушенных кварталов города.

Валентина, инженер, давно на пенсии, она бодра духом, а книга отца – записки без вести пропавшего – смогла увидеть свет лишь потому, что неплохо владеющая пером дочь считала своим долгом довести до читателя этот бесценный материал.

А ведь плен – это тоже неотъ­емлемая часть войны и сопротивления, так как и узники в силу своих возможностей вносили вклад в Победу. А в том, что некоторые советские солдаты, офицеры и даже генералы оказались в том аду, - вина не их, а тех, кто летом сорок первого не смог организовать достойного отпора врагу. И я убеждён: поистине профессионально подготовленные к изданию записки П.Зобова займут достойное место среди тех книг о Великой Отечественной войне, авторы которых сами понюхали пороху и изображают её правдиво. И это потому, что в записках показаны не только нечеловеческие страдания, но и стремление узников из последних сил сопротивляться злу, их непоколебимая вера в Победу.

А особо подчеркнуть хочется то, что из страницы в страницу перед читателем проходят невыдуманные судьбы и характеры людей сильных и гордых, о которых писатель Борис Полевой сказал: «Мы – советские люди».

Примечательно, что помощь дочери автора в издании книги оказало Посольство Российской Федерации в Литве. Но не могу не отметить и другое: некто - Россию в Литве представляющий чиновник, даже не прочитав книгу, заявил, что она антисоветская, понимай – вредная. А это значит, что, к сожалению, в головах некоторых «умников» уже новой России до сих пор бытует мнение, что между словами «военнопленный» и «предатель» надо ставить знак равенства. Как будто не было генерала Карбышева, на фашистском самолёте из плена сбежавшего лётчика Девятаева или поэта Мусы Джалиля и сотен тысяч других советских людей, не покорившихся, уходивших из жизни с гордо поднятой головой и лютой ненавистью в глазах к врагу и оставшихся без вести пропавшими.