Atlantic Council (США): почему мы обязаны разговаривать с Россией

Авторы статьи полемизируют с Андерсом Ослундом, утверждающим, что компромиссы Запада с Россией невозможны. Рассматривая гипотетические последствия новой холодной войны, они пытаются выяснить, возможно ли вместо нее «поддерживать стабильную конкуренцию с Россией».

Недавно проект UkraineAlert при Атлантическом совете опубликовал статью Андерса Ослунда, который раскритиковал опубликованный в октябре 2019 года доклад некоммерческой организации RAND под названием «A Consensus Proposal for a Revised Regional Order in Post-Soviet Europe and Eurasia» («Компромиссное предложение для пересмотра регионального порядка в постсоветской Европе и Евразии»). Ниже приведен ответ двоих авторов этого доклада.

Мы хотели бы поблагодарить Андерса Ослунда (Anders Åslund) за то, что он прочел и прокомментировал опубликованный корпорацией RAND доклад, который мы написали вместе с еще 19 экспертами из Соединенных Штатов, России, Евросоюза и стран, расположенных между ними. Та статья, которую он написал в ответ на наш доклад, заслуживает ответа — не только потому, что он является выдающимся экспертом по России, у которого мы многому научились, но и потому, что в его статье сформулированы аргументы, которые мы слышим довольно часто.

Проблема Андерса с нашим докладом связана не столько с его конкретным содержанием, сколько с его основной целью. Вместе с нашими соавторами мы выдвинули — о чем свидетельствует название доклада, — «компромиссное предложение» по пересмотру регионального порядка в Восточной Европе. По своей природе компромисс — довольно грязное дело. Он включает в себя весьма болезненную задачу по отделению того, что вам действительно необходимо, от того, чего вам просто хочется или чего вы стремитесь достичь. Он требует глубокого понимания перспектив и страхов тех, кто сидит за столом напротив вас, даже если вы их ненавидите. А в таких политически проблемных вопросах, как этот, даже упоминание о возможности компромисса подвергает вас опасности столкнуться с обвинениями в предательстве и попытках умиротворения — вот почему так мало людей делают это. Действительно, многие из наиболее агрессивных реакций на наш доклад напомнили нам о той политической мудрости, которая заключается в необходимости строго придерживаться общепринятых установок в этом вопросе.

Одновременно с этим компромисс представляет собой суть дипломатии, единственный способ — за исключением принуждения, насилия и войны — урегулировать международные споры. Как мы пишем в нашем докладе, ни один его авторов полностью не добился того, чего он хотел. Никому из нас не понравились зачастую нейтральные формулировки доклада, и никто из нас не считает это предложение идеальным. Но все мы можем принять его. Главная ценность этого доклада заключается в том, что 21 эксперт, каждый из которых выражал свою собственную точку зрения и точку зрения своей страны, способны договориться. Наше предложение — не панацея. Мы не считаем его идеальным и неизменным. Мы рассматриваем его как демонстрацию того, чего мы способны достичь, как пример того, что такой компромисс можем быть найден, если у лидеров стран региона хватит мужества его поискать.

Андерс пишет, что усилия в рамках «второго пути» должны включать в себя «определение ключевых разделительных линий» и «истинных различий между устремлениями России и Запада». С нашей точки зрения, на уровне «первого пути» (то есть на уровне правительство-правительство) стороны уже освоили искусство определения ключевых разделительных линий и основных различий. Просто посмотрите любую пресс-конференцию с участием министра иностранных дел России и какого-нибудь его западного коллеги, и вы услышите исчерпывающий список разногласий. Поскольку роль «второго пути» — сделать то, чего не может добиться «первый путь», мы не видим никакой необходимости повторно излагать все взаимные недовольства. Инициативы «второго пути» существуют именно для того, чтобы выходить за рамки того, что правительства уже делают, и анализировать те моменты, которые кажутся им слишком чувствительными, чтобы к ним обращаться.

В рамках нашего проекта мы попытались максимально эффективно воссоздать динамику официальных многосторонних переговоров. Для этого необходимо перестать возлагать вину за прошлые грехи. С точки зрения Аслунда, любое дипломатическое взаимодействие с Россией должно начинаться с описания «реальности» ситуации в Восточной Европе: Аслунд полагает, что необходимо заставить Россию признать, что именно она является виновницей множества экономических и политических конфликтов, охвативших этот регион. Точно такой же образ мыслей характерен и для Москвы, хотя она считает виновницей противоположную сторону.

Что касается вечного вопроса о том, «кто виноват», мы двое, скорее всего, согласимся именно с Аслундом, нежели с его коллегами из Москвы. Однако вы ведете переговоры с вашими противниками, а не с друзьями. Попытки настоять на том, чтобы ваши противники согласились с вашей точкой зрения и отвергли свою еще до начала переговоров, — это не дипломатия. Это война, которая просто ведется иными способами. И, как мы пишем в нашем докладе, история, в том числе история холодной войны, показывает, что сторонам на переговорах вовсе не нужна общая линия и образ мыслей, чтобы достичь компромисса, который поможет обеспечить стабильность и процветание.

История холодной войны предлагает нам еще один урок: не все противники сходны с нацистской Германией. Если бы в эпоху холодной войны мы придерживались утверждения Аслунда о том, что «попытки достичь какого-либо консенсуса с врагами демократии необходимо считать такими же неподобающими сегодня, какими они были в Мюнхене в 1938 году», то ни о каких переговорах с Советским Союзом и речи не было бы. В действительности же переговоры не просто стали ключевым фактором для стабилизации соперничества между крупнейшими державами и для предотвращения ядерного армагеддона: успешное завершение холодной войны само по себе стало результатом продолжительных переговоров.

Андерс предпочитает быть выше этого грязного дела ведения дипломатических переговоров и настаивать на том, что компромиссы с Россией невозможны. Возможно, в каком-то смысле он прав. Несомненно, если все в Москве и Вашингтоне будут придерживаться его точки зрения, она окажется самосбывающимся пророчеством. Однако, прежде чем мы согласимся с этой точкой зрения, давайте сначала рассмотрим возможные последствия новой холодной войны с Россией. Первая холодная война стоила нам многих триллионов долларов, она унесла миллионы жизней людей по всему миру, ослабила институт гражданских свобод внутри США и заставила два поколения детей жить под постоянной угрозой ядерного истребления. Тот факт, что она мирно завершилась, можно назвать своеобразным геополитическим чудом. И было бы глупо полагать, что такое чудо может повториться. Учитывая подъем Китая, решение развязать новую холодную войну можно назвать дипломатической халатностью.

Прежде чем рассматривать такой катастрофический исход, мы предпочитаем изучить возможности компромисса, даже несмотря на то, что многим в Вашингтоне это кажется попыткой повторить 1938 год. Прежде чем мы сообщим народам стран, находящихся между Россией и Западом, что они обречены служить ареной многолетней борьбы между силами добра и зла, мы предпочитаем выяснить, нельзя ли найти способ предложить им путь к безопасности и процветанию. Прежде чем мы ввяжемся в еще одну холодную войну, победу в которой способен одержать только Китай, мы предпочитаем выяснить, можем ли мы поддерживать стабильную конкуренцию с Россией.

Автор: Сэмюэл Чарап — старший политолог в некоммерческой аналитической организации RAND Corporation. Джереми Шапиро — директор по исследованиям Европейского совета по международным делам. Вместе с другими 19 экспертами они написали доклад под названием «A Consensus Proposal for a Revised Regional Order in Post-Soviet Europe and Eurasia» («Компромиссное предложение для пересмотра регионального порядка в постсоветской Европе и Евразии») для Atlantic Council, США, перевод ИноСМИ.