С начала 2020 года, как мы знаем, нидерландское правительство решило покончить с лексическим дублетом. Страну предписано называть исключительно Нидерландами, а название "Голландия" полностью вывести из употребления.
Смысл таких мер объяснили в МИД страны: "Нидерландам необходим более унифицированный и скоординированный национальный брендинг: название "Голландия" является более распространенным, но ассоциируется исключительно с кварталом красных фонарей Амстердама и употреблением легких наркотиков. Мы хотим представить Нидерланды как открытую, изобретательную и инклюзивную страну. Мы модернизировали наш подход".
В МИД явно предаются самоуничижению паче гордости. Голландия ассоциируется не только с амстердамскими борделями и кофешопами, где дозволено употребление травки, но также с голландским сыром, голландской селедкой, голландским соусом (яично-масляным), голландской живописью ("малые голландцы") и с архитектурным стилем (Новая Голландия в Петербурге). Во всех этих ассоциациях ничего порочащего нет.
К тому же непонятно, как бордели и наркопритоны противоречат образу открытой, изобретательной и инклюзивной страны. Жрицы любви бывают очень изобретательны.
Но дело даже не в этом, а в том, что такой лексический дублет — дело довольно обычное. Можно сказать: "Российская Федерация", можно сказать: "Россия". Плюс еще дублет "российский — русский". В одном слове больше официоза, в другом меньше — зато больше теплоты и приватности. То же и с Голландией. Как гласит апокриф, советский министр А. А. Громыко указал начинающему мидовскому работнику на ошибку в подготовленном им документе: "Молодой человек, голландский бывает сыр и (вырезано самоцензурой), а королева — нидерландская".
Причем и раньше имело место дублирование. Революция XVI века (восстание против испанской короны) была нидерландской, таковым же был и язык, национальная самоидентификация всегда звучала: "Ik ben een nederlander". В домашних же делах можно было быть и голландским.
Через пролив, у англичан, есть и Англия, и Британия, и Соединенное Королевство — и как-то живут, не особо заморачиваясь образом инклюзивной страны. Что и логично: когда на улицах так много приятно смуглявых, инклюзивность и так всем очевидна.
Конечно, МИД Нидерландов можно понять. Когда у слишком многих поверхностных иностранцев страна ассоциируется не с героической борьбой против испанцев, не с золотым XVII веком, не с замечательным трудолюбием народа, превратившего доставшуюся им от природы соленую грязь ("себша", как называли это арабские купцы в X веке) в истинный гидравлический парадиз, не с успехами морской торговли — но по преимуществу с амстердамским наркоборделем, куда водят экскурсии, это неприятно и даже обидно.
Хотя по справедливости надо заметить: "А что, кто-нибудь принуждал десятилетиями культивировать эти заведения, так что Голландия оказалась впереди планеты всей?" В общем-то, никто, кроме самих же голландцев. Просто раньше это смотрелось прогрессивно и вольнолюбиво (ну и доход приносило), теперь же это начинает смотреться некрасиво.
Но если голландцам обрыдла такая сомнительная (и притом не вполне заслуженная: большинство народа там ведет добродетельный образ жизни и не грешит излишествами нехорошими) слава, то для избавления от нее есть простое средство.
Одна расположенная на другом краю света страна пользовалась устойчивой славой борделя, особо привлекающего белых развратников изысканностью предлагаемых наслаждений и отсутствием возрастных ограничений. По нидерландской логике, страну следовало переименовать из Таиланда обратно в Сиам. Объясняя, что всякие эксцессы разврата — это в упраздненном Таиланде, а в Сиаме теперь будут изобретательность, инклюзивность и вообще полная фисгармония.
Однако в Сиаме пошли иным путем: устрожили полицейское государство, так что изысканная нега стала чревата попаданием в каталажку. В результате чего былая слава Таиланда на глазах сдувается.
Или как случилось в анекдоте про графа А. Г. Орлова, который, удалившись от дел, проживал в Москве. Некоторый чиновник пожаловался ему, что его сильно обвиняют во взятках. "Да-да, — отвечал граф, — про меня то же говорили. Но вот что удивительно: как только я перестал брать взятки, так тут же и перестали говорить".
Максим Соколов,