Наместник Рима в Иудее в Страстную пятницу приговорил к смерти одного плотника из Назарета. Но, как считает немецкий специалист по античной истории Александер Демандт, все могло бы сложиться совсем по-другому. Каким был бы наш мир, если бы Понтий Пилат помиловал Иисуса? Die Welt приводит пять альтернатив.
Наместник Рима в Иудее в Страстную пятницу 30 (или 31) года приговорил к смерти одного плотника из Назарета. Но, как считает эксперт по античной истории Александер Демандт , все могло бы сложиться совсем по-другому
Право принимать решения — это не только привилегия, но и тяжкая ноша. Возможно, римский всадник Понтий Пилат наслаждался моментом, говоря пленнику, представшему перед ним по решению Высокого совета Иерусалимского храма: «Ты не знаешь, что я имею власть распять тебя, и власть, чтобы освободить тебя?» Иисус из Назарета, сын Иосифа, плотник, ответил (по крайней мере по утверждению евангелиста Иоанна): «Ты не имел бы надо мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше».
Он подчеркнул, что у наместника не было никакой собственной власти, а лишь власть, данная свыше, и это было не что иное, как провокация. Тем не менее Пилат, согласно всем четырем версиям Нового Завета, не хотел приговаривать Иисуса к смерти.
А что произошло бы, если бы римский наместник в Иудее поддался этому импульсу? Над этим вопросом давно уже размышляет эксперт по античной истории из Берлина Александер Демандт (Alexander Demandt). Суд над Иисусом — один из ключевых моментов мировой истории, исходя из чего можно провести мысленный эксперимент, называемый неслучившейся (или виртуальной) историей.
Демандт отверг аподиктическое утверждение, что историкам не следует заниматься спекуляциями, — и это одна из его принципиальных заслуг перед исторической наукой. Потому что он показал, что любой человек, оказывающийся в некой решающей ситуации, задумывается над альтернативами (которые есть всегда, ибо ничто не бывает «безальтернативным»), будь то сознательно или бессознательно.
При этом можно в целом утверждать, что принятое решение или действующее лицо не имеет большого влияния на дальнейшее развитие событий. Однако тогда это решение или лицо не является важным. Иначе говоря, оно нерелевантно.
Противостояние Понтия Пилата и Иисуса из Назарета утром (или днем) пасхальной пятницы 30 (по другой версии, 31) года было важным. Потому что наместник следовал воле еврейского Высокого совета (Синедриона) под председательством первосвященника Каиафы и распорядился распять пленника.
Однако сам он не произнес четкого и ясного приговора, отдав это решение на откуп разъяренной толпе, бесновавшейся перед его резиденцией в Иерусалиме. И толпа решила освободить разбойника и мятежника Варавву, а не Иисуса, для которого это означало смерть через распятие. Пилат же, таким образом, омыл свои руки «невинностью».
Однако что было бы, если бы Пилат в ту пятницу воспользовался своей властью (будь то «данной свыше» или нет) иначе, чем описано в Новом Завете? В нескольких из своих многочисленных книг Демандт обрисовал три основные альтернативы, которые могли бы оказаться реальностью, если бы символичное распятие (и дальнейшее воскрешение Иисуса) не состоялось: возможно, Иисус не сыграл бы никакой роли в жизни мира; возможно, он продолжил бы тихо и мирно заниматься своей работой; и, наконец, возможно, последователи Иисуса радикализировались бы и стали творить насилие. Все три сценария были бы вполне вероятны с учетом политико-религиозной ситуации в Иудее того времени.
При этом не имеет большого значения, решил бы Пилат немедленно освободить Иисуса или приказал бы казнить его. Согласно Евангелию от Луки, наместник велел членам Синедриона побить, а потом незамедлительно отпустить пленника.
Этот приговор Пилат мог бы сопроводить запретом на публичные выступления. Тогда Иисус прекратил бы проповедовать и, возможно, просто вернулся бы в родной Назарет, чтобы жить там и трудиться плотником. И тогда, вероятно, все о нем забыли бы.
Вторая гипотеза Демандта предполагает, что Пилат освободил бы Иисуса, не запрещая ему заниматься проповедничеством, потому что понял, что Иисус не призывал людей к мятежу, а был мирным проповедником. Намеком на это были его слова: «Дайте Кесарю кесарево, а Богу Божие».
Далее были бы возможны два варианта. Потому что, если верить евангелистам, Иисус еще до того, как его схватили в Гефсиманском саду, успел предсказать свою судьбу. Если бы Пилат проявил снисхождение, Иисус вдруг оказался бы плохим пророком. «Его харизма пропала бы, а его послание оказалось бы никому не нужным», — считает Демандт.
Еще драматичнее описал гипотетическую ситуацию французский мыслитель Эрнест Ренан (Ernest Renan): «Оставшись на свободе, Иисус потерпел бы крах в отчаянной борьбе за невозможное». Ведь его жертва действительно была сутью его послания.
А если бы у Иисуса все же остались последователи (и особенно если бы их было много), то они, будучи уроженцами Назарета, возможно, превратились бы в одну из многочисленных еврейских сект, живших тогда в Палестине: их названия и отдельные нюансы их веры сейчас едва ли кому-то известны. Среди них были, к примеру, эссеи, саддукеи, терапевты и, пожалуй, самые загадочные, но, определенно, лучше всех известные в наши дни жители местечка под названием Кумран.
Если развивать эту альтернативную версию и предположить, что мирное послание Иисуса, несмотря на несостоявшееся распятие, оказалось бы убедительным, то нельзя исключать, что большое еврейское восстание против Рима в 66 году не состоялось бы — и тогда Иерусалимский храм не был бы разрушен. И не появилась бы еврейская диаспора.
Прямо противоположна третья гипотеза Демандта. Дело в том, что сейчас практически никто не упоминает о том, что в Новом Завете есть, в частности, места, совершенно не сочетающиеся с великолепным посланием Нагорной проповеди. В Евангелии от Матфея Иисус, например, говорит: «Не думайте, что я пришел принести мир на землю. Не мир пришел я принести, а меч». А пятью строфами ниже есть формулировка, чем-то схожая с идеями исламских джихадистов: «Потерявший жизнь свою ради меня сбережет ее».
Еще жестче другая строфа из Евангелия от Луки, произнесенная Иисусом: «Врагов же моих — говорит, — тех, кои не хотели, чтоб я царствовал над ними, приведите сюда и избейте предо мною!»
Демандт считает эту фразу настоящей, потому что, действительно, с чего бы Луке (или автору названного его именем Евангелия) было выдумывать ее? Доказано, что последователи Иисуса воспели лишь пацифистскую сторону его послания.
Так что, вероятно, Иисус имел определенный потенциал радикализации. То же самое можно сказать и о его приверженцах. Так, Иуда, предавший его, имел прозвище Искариот, имеющее общий корень с латинским словом sicarius — «кинжал». А один из его ближайших сподвижников (а согласно Евангелию от Иоанна — и вовсе лично Петр) схватил в Гефсиманском саду меч и отсек ухо одному из охранников Синедриона, схвативших Иисуса.
Так что же произошло бы, если бы Пилат проявил милосердие, но потом все равно столкнулся с восстанием, во главе которого стоял бы Иисус? И тогда тоже были бы возможны два варианта: Пилат жестоко подавил бы восстание и наказал бы преступников, то есть они наверняка были бы распяты. Но возникло ли бы тогда христианство, проповедующее любовь и мир? Большой вопрос.
Или же Иисусу удалось бы добиться успеха и пошатнуть позиции Рима на Востоке. Тогда карательная экспедиция Веспасиана началась бы не в 66 году, а на три с половиной десятилетия раньше, и ее возглавил бы какой-то другой римский полководец. В ее окончании сомневаться не приходится: Иерусалим был бы захвачен и разорен.
Итак, размышления Демандта по поводу последствий какого-либо иного решения Понтия Пилата относительно судьбы Иисуса предполагают пять различных альтернатив. С точки зрения верующих людей, все эти размышления бессмысленны. Но все остальные вполне могут задуматься над значением приговора, вынесенного утром Страстной пятницы 30 (или 31) года.
Эрнест Ренан сформулировал это лаконично: «Глупая ненависть врагов Иисуса предопределила его успех».
Автор: Свен Келлерхофф (Sven Felix Kellerhoff) для Die Welt, Германия, перевод ИноСМИ