Ключ от святой Софии. Отказ от наследия Ататюрка — пример для России

Все победившие государства победили по-своему. Все побеждённые государства побеждены одинаково.

10 июля Высший административный суд Турции отменил решение 1934 года о превращении собора Святой Софии в музей. Отныне, как и во времена султанов, в соборе будет мечеть.

Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган заявил: “Мы исполнили волю 83 миллионов наших граждан. В 1934 году кто превратил её в музей? А сейчас мы исправляем эту ошибку. Это наше суверенное право”.

Тем самым власти Турции отказались от наследия кемализма. Именно основатель современной Турции Кемаль Ататюрк принял в 1934 году решение о превращении мечети в музей. Первый президент Турции решил отделить религию от государства и долгое время светскость была одним из столпов современной Турции. При этом в исламе, в отличие от христианства, нет жёсткого разделения между властью светской и духовной. Многие правовые нормы содержаться непосредственно в Коране. Это дало возможность Саудовской Аравии провозгласить Коран своей Конституцией.

Однако вопрос со святой Софией глубже противостояния между светскостью и клерикализмом, между исламским и христианским миром. Это вопрос политической философии. Вопрос победы над врагом и её правильного оформления.

Победитель всегда может навязать побеждённому любые условия. Заставить подписать капитуляцию или невыгодный мирный договор. Так многократно было в истории. Это всегда наказывается. Побеждённая сторона рвёт невыгодные договоры.

Но что, если оформить акт о капитуляции как собственную волю побеждённого? Что, если заставить проигравшую страну самостоятельно включить ограничивающие её нормы и правила в своё законодательство? Тогда победитель будет ни при чём. Мстить будет некому. Разрывать будет нечего.

Именно поэтому в XX веке возникла элегантная форма признания поражения — внутренняя реформа в побеждённом государстве, которое будто бы самостоятельно налагало на себя выгодные победителю ограничения.

На ум приходит прежде всего пример Японии. Так называемая Конституция 1947 года лишила императора реальной власти. Девятая “мирная” статья Конституции Японии провозгласила односторонний отказ от войны и создания армии:

Статья 9.

Искренне стремясь к международному миру, основанному на справедливости и порядке, японский народ на вечные времена отказывается от войны как суверенного права нации, а также от угрозы или применения вооружённой силы как средства разрешения международных споров.

Для достижения цели, указанной в предыдущем абзаце, никогда впредь не будут создаваться сухопутные, морские и военно-воздушные силы, равно как и другие средства войны. Право на ведение государством войны не признаётся.

Как видим, юридически Япония не имеет права никому объявить войну. У неё и армии-то формально нет. Значит, Япония обречена вечно состоять в союзе с США, которые и будут защищать Японию в рамках “договора безопасности”.

Для того, чтобы пересмотреть навязанные извне ограничительные условия, побеждённое государство должно пересмотреть своё внутреннее законодательство. Что часто сделать гораздо сложнее, чем порвать несправедливый международный договор. Ведь часть общества убеждена, что законодательные ограничения — воля народа, а не результат действий внешнего захватчика.

Японцы, кстати, поступили очень хитро. Добровольно выполняя волю американских победителей, они ухитрились Конституцию 1947 года оформить так, что она является лишь серией поправок в Конституцию Мейдзи 1890 года. Что создаёт возможность для полного её пересмотра и даже возврата старого текста. То же самое верно и в случае с отречением императора от божественной природы. В 1946 году император Хирохито подписал указ, в котором заявил, что духовная связь между императором и народом не нуждается в мифах:

Пребывая в единении со своим народом, Мы всегда готовы разделить с ним радости и горести. Связь между Нами и народом всегда основывалась на взаимном доверии и привязанности, а не просто на мифах и легендах. Не основывается эта связь и на ложной идее о том, что император является явленным божеством (акицумиками), и на том, что японский народ стоит выше других народов и его предназначением является управление миром.

На Западе считается, что император отрёкся от божественного происхождения. На деле же, говорят специалисты по Японии, император лишь констатировал, что взаимная любовь между ним и подданными столь велика, что идея божественного происхождения просто не нужна. Текст допускает двойное толкование и “в случае чего” к идее божественного происхождения ещё вернутся.

Премьер-министр Японии Синдзо Абэ выступает за пересмотр “мирной” статьи и даже за возвращение власти императору. Вопрос об этом планировали вынести на референдум уже в этом году. Однако прошла уже половина года, а в СМИ царит тишина. Вероятно, референдума не будет.

Тем не менее, основные линии напряжения ясны — пересмотр Конституции и отмена “мирной” статьи, в перспективе – возвращение божественного статуса и конституционных полномочий императору. Это долгий путь.

Вернёмся к Турции. Кемализм был добровольным самоограничением Турции, результатом поражения в Первой мировой войне и распада Османской империи. Турецкий султан сначала утратил трон, а потом и титул халифа — главы всемирной мусульманской общины. Превращение св. Софии в музей — лишь часть этого процесса.

Соответственно, отказ от добровольной секуляризации — это суверенизация Турции, демонстрация её выхода из-под контроля внешних центров. Что не всегда хорошо — возврат к имперской политике вряд ли по силам Турции и способен увеличить напряжённость в регионе Ближнего Востока. Но логика Эрдогана, который пытается стать новым султаном, понятна. Отвержение кемализма — отказ от политической слабости и зависимости Турции.

Какой же вывод из вышеизложенного можем сделать мы? Мы-то победили в XX веке. Выразим сочувствие побеждённым народам — их история не про нас. Но так ли это? Россия в 1918 году добровольно возложила на себя бремя Брестского мира. И до сих пор выполняет его — в одностороннем порядке.

В самом деле, в чём смысл Брестского мира? Россия отказывалась от Прибалтики, Украины и Белоруссии, выводила войска из Финляндии. Заметим, что несмотря на денонсацию Брестского мира по приказу победившей Антанты, РСФСР и Советский Союз в дальнейшем в одностороннем порядке соблюдали его условия. В рамках СССР Украина и Белоруссия стали независимыми государствами. Настолько независимыми, что уже в 1945 году они стали самостоятельными членами ООН — роскошь, доступная только суверенным государствам. Это крайне облегчило дипломатическое признание Украины и Белоруссии при распаде СССР. Прибалтика стала независимой. Даже при включении в состав СССР прибалтийские государства сохранились в форме союзных республик. Что позволило им в дальнейшем вновь восстановить суверенитет. Заметим, что в Российской империи никаких республик не было.

Современная Россия по-прежнему исходит из Брестского мира как из реальности, не претендует на переоценку его итогов, не задаёт вопросов о правовых основаниях отделения от неё громадных территорий с десятками миллионов людей.

Значит, мы находимся в схожей ситуации с Турцией. Разница лишь в том, что турки пытаются пересмотреть наследие Ататюрка. А Россия отнюдь не претендует на пересмотр наследства Ленина.

Поэтому превращение святой Софии в мечеть — вопрос, касающийся нас не только в религиозной плоскости. Он затрагивает нас как прецедент пересмотра добровольных ограничений, наложенных в связи с поражением.

Эти ограничения тем тяжелее, что осознаются как “свои”, как результат “воли народа” и потому не рефлексируются, а исполняются. Механизм десуверенизации и раздела исторической России, заложенным Брестским миром и основанной на его результатах “ленинской национальной политики” продолжает работать.

Главный вопрос — осознают ли проблему в России, как осознали в Турции?

Автор: Тимофей Тихонов для FITZROY