Леонид Флейдерман, «Триумф и трагедия Йозефа Шмидта» /Часть 4/

(Продолжение. Начало здесь ==>>)

Дальнейшее пребывание во Франции становилось опасным, и Шмидт принял решение бежать в Швейцарию. 27 сентября тридцать человек, среди которых были дети, в нескольких автомобилях ехали через область Анмас (фр. Annemasse) к франко-швейцарской пограничной зоне Верхняя Савойя.

На южном берегу Женевского озера, где провинция Бон-ан-Шабле (фр. Bons-en-Chablais), находилось много скрытых троп в Савойских Альпах. Уже сильно стемнело, когда они сделали остановку в нескольких километрах от границы. Проводник указал на светлое пальто Шмидта из верблюжьей шерсти, которое могло бы всех выдать.

«Но нет же, я так не думаю, — ответил оживленно Шмидт. — Я уже посмотрел вокруг, нигде не видно ни одного человека». Едва эти слова были произнесены, прогремел выстрел. Все в дикой панике разбежались в стороны. Йозеф Шмидт вместе с двумя женщинами побежал обратно, чтобы скрыться в лесу и переждать. Они были одни, и не видели, куда делись все остальные. Одно было ясно: следующую попытку следует предпринять до рассвета.

Дж.Пуччини, Ария Джонсона из 2 акта оперы "Девушка с Запада":

Ранним утром 28 сентября им удалось перейти границу. Они думали, что теперь, наконец, спаслись, что их защищает международное право на убежище, поэтому спокойно позволили швейцарской пограничной охране себя задержать. Но от них потребовали немедленно покинуть территорию Швейцарии и вернуться во Францию. Напрасно Шмидт ссылался на то, что его в этой стране знают, ведь он неоднократно выступал в Швейцарии на благотворительных концертах и пел для Красного Креста. Начальник заставы дал ему понять, что им больше не нужны певцы. Они должны вернуться обратно. Это было крайне опасно – фашистские патрули расстреливали всех, кто пытался перейти границу. Пограничник объяснил, что у них еще есть шанс, если они немедленно вернутся во Францию.

«Потому что, — сказал он, — сейчас гестаповцы находятся вон там. Так что вы можете перейти с другой стороны. Поторопитесь».

Под покровом утреннего тумана они пошли назад, пока не оказались в небольшой деревне. В первый дом их не пустили. Люди боялись незнакомцев. В следующем доме изнуренным людям разрешили войти. Хозяин согласился помочь им пересечь границу. Поблизости от швейцарской границы живет его хороший знакомый, который обязательно всё устроит, но пока они должны вести себя чрезвычайно осторожно, чтобы их никто не видел.

На другой день под звон большого колокола через громкоговоритель повсюду звучал голос. Объявляли, что каждый, кто скрывает беженцев или оказывает им какую-либо помощь, будет арестован и расстрелян. В ночь с 7 на 8 октября едва заметный свет от окна, обращенного к границе, показывал путь. Как было договорено, беглецы добрались до дома на границе, перед которым их ждал его владелец. У мужчины был воз с сеном, который надо было везти на склад в Женеву. Йозефу Шмидту и его спутницам пришлось зарыться в сено. Так на рассвете они въехали в Женеву, где на складском дворе выбрались из своего убежища.

Из Женевы Шмидт поехал в Цюрих. Однако надежды, которые Шмидт связывал с приездом в эту страну, не сбылись. Ведь для него, незабвенного любимца немецкого народа, ненавидимого национал-социалистами, скрыться было невозможно. Швейцарские организации помощи еврейским беженцам не могли никаким образом спасти его от местных фашистов.

Ещё предчувствие смерти не отягощало Йозефа Шмидта, когда он медленно шагал по Цюриху, где прошедшее становилось для него настоящим. Здесь в 1940 г. он стоял на радиостудии перед микрофоном, и радиослушатели радовались его голосу. Всё давало ему право твердо верить, что, наконец, его скитания и страдания закончились. Ему хотелось покоя. Это была не только усталость. Всё больше беспокоили Шмидта болезненные ощущения в груди. Время сильно ударило по его нервам. Особенно с того дня, когда выстрелами начались двенадцать беспрерывно беспокойных дней.

Й. Шмидт поселился в хорошо известном ему пансионе «Кармель» на улице Лёвенштрассе хозяйка которого была известна в эмигрантских кругах тем, что предоставляла крышу над головой людям, которые временно не могли платить. На этой же улице, в нескольких шагах от пансиона, была синагога. Сюда он пошел, прежде всего, хотел поблагодарить Бога за удавшийся побег.

Хозяйка пансиона сообщила известному в городе врачу, что Й. Шмидт прибыл к ней. Врач нашел у него состояние полного истощения и предписал строжайший постельный режим. А внизу на него набросились гости: «Так кто сидел там, в углу, это был Шмидт?». С быстротой молнии распространилась по городу весть – Йозеф Шмидт в Цюрихе! Начались визиты и телефонные звонки. С гордостью хозяйка пансиона показывала книгу записей гостей: «Йозеф Шмидт, певец, родился в Давидени, Румынии, иудей, холост». Это была сенсация. К нему стремились, никто не хотел уходить. Но хозяйка пансиона получила от врача строгое предупреждение.

Только неделя была подарена Йозефу для отдыха в пансионе. На 8-й день он получил требование властей незамедлительно отправиться в лагерь беженцев в поселок Гиренбад под Цюрихом. Повестка пришла на «основании предписаний, действующих для всех беженцев».

Йозеф чувствовал себя всё ещё очень плохо. Его врач пробовал протестовать в соответствующем месте. Он ссылался на то, что состояние Й. Шмидта не позволяет ему покинуть постель. Но его усилия не увенчались успехом.

Одну из женщин, с которой Й. Шмидт бежал в Швейцарию, звали Сельма Волькенхайм (Selma Wolkenheim). Её брат Юлиус фон Орлов был менеджером сигаретной фабрики в Цюрихе. Когда он узнал, что Йозефа собираются отправить в лагерь, то сделал предложение властям на покрытие расходов беженца в размере 10000 франков, которое бы избавило (по швейцарским законам того времени) Йозефа Шмидта от переезда в лагерь для интернированных. Но власти остались глухи к этому.

Тогда Йозеф попросил провести официальную врачебную экспертизу. Но в этом ему было отказано. Последовало только вторичное требование незамедлительно отправляться в лагерь. Его аргументы, что он скоро снова будет петь и потому ни в коей мере не будет обузой для государства, совершенно не интересовали чиновников. Они остались глухи также к ходатайству концертного агента Канторовича, который подтверждал, что концерты Йозефа Шмидта в Швейцарии всегда были музыкальным событием. Тем не менее, на имя шефа эмиграционного бюро в Берне доктора Дюбу регулярно приходили запросы о возможности для Шмидта выступить в одном или другом месте. На все ходатайства следовал отказ.

10 октября газеты опубликовали следующее распоряжение властей: «Сначала беженцы собираются в приемном лагере и там проверяются… Больных распределяют в лечебные учреждения… для здоровых беженцев предоставляется возможность отправиться в рабочий лагерь. Как другая возможность рассматривается свободное размещение у родственников, на пансионе или в семьях. Но эти льготы предоставляются только избранным эмигрантам».

На Й. Шмидта не распространился указ о больных беженцах в кантоне. Он не был подвергнут официальной медицинской экспертизе, его не считали больным, он не принадлежал к избранным, которым было разрешено высшими властями жить на пансионе. Не помогло также посредничество депутатов, успешное во всех других случаях.

Неуслышанным остался настойчивый призыв одной газеты: «Спасите голос Й. Шмидта! Он принадлежит не только ему, он принадлежит не только Швейцарии – этот голос принадлежит всему миру!»

Друзья и почитатели Шмидта пытались добиться для него льгот, и были готовы внести за него большой залог. Сотрудники Цюрихского театра не преминули указать на то, что условия лагеря повредят известному во всем мире голосу. Все призывы и поручительства не возымели действия. Сам Йозеф остановился на своей первой и единственной попытке. Деликатность и благородство не позволяли ему обороняться кулаками. Он только сожалел, что не остался во Франции. И среди новых переживаний у него иногда вырывался болезненный крик: «Моё сердце!».

Шмидт договорился с хозяйкой пансиона о переписке через её адрес, чтобы родные не узнали о его перемещении в лагерь. Потом он покинул город – это было 16 октября, чтобы отправиться в находящийся в получасе езды лагерь беженцев в Гиренбаде. Знакомство с местом вынужденного пребывания, сделало его ещё более унылым. Тут и там старые разрушенные стены заброшенной фабрики, едва освещённый спальный барак с соломенными тюфяками на холодном полу для 350 человек, примитивные печурки.

Гиренбад - это романтичное местечко, часто посещаемое туристами и любителями зимнего спорта, расположено в красивом лесном обрамлении. Первое время Шмидт держался очень сдержанно, хотя его, как любого вновь прибывшего, осаждали тысячами вопросов. Ему было тяжело влиться в такое окружение. Но самая замечательная черта характера Йозефа – быть другом и утешителем каждому человеку – вывела его из внутреннего одиночества. Его деликатность быстро уничтожала любую дистанцию и завоевывала людей вокруг.

Холодная осенняя погода всё чувствительнее проникала через старые окна и двери фабрики, так что ночью приходилось надевать всё, что было из одежды. Тяготы начинались уже рано утром с умывания холодной водой в холодном помещении. Затем отправлялись на рытье траншей.

В этой мрачной атмосфере Шмидт часто думал, как отвлечь людей. Он рассказывал анекдоты и шутки, выдуманные и правдивые. И был доволен, если мог вызвать на мрачных лицах, по меньшей мере, мимолетную улыбку. Такая минута, секунда были для него ценными, если, невзирая на собственные страдания, он мог их отвлечь.

Однажды собралось общество за игрой и шуткой в самом большом помещении фабрики. Устроили импровизированный концертный зал. Йозеф молча слушал выступления товарищей. Все ждали его участия. Но он не выступал, и тогда его об этом попросили. Й. Шмидт всегда охотно пел для бедных и страждущих людей. Он сразу оказался на импровизированном подиуме и запел песню из своего последнего фильма – слова этой песни здесь приобрели особое значение: «В жизни у тебя больше берётся, чем даётся». Затем он спел вторую песню, третью. Вскоре все заметили, что Шмидт был совершенно отрешён от действительности и окружающего мира. Он пел и пел, и, наверно, вся его жизнь проходила перед ним. Возможно, он опять видел перед собой микрофон в голландской радиостудии, в который говорил слова: «Дорогая мама, сейчас я спою песню для тебя».

Сотни людей самозабвенно слушали певца, который своим пением на короткое время им и себе облегчил душевные мучения.

Joseph Schmidt – H. May, Nur wer die Sehnsucht kennt (Г. Май, «Только тот, кто знает тоску»)

Окончание фильма «Когда ты молод, весь мир твой»:

В одну из особо холодных ночей последних чисел октября Йозеф заболел ларингитом и трахеитом с высокой температурой, и ему потребовалось лечение. 27 октября его отправили в Цюрихский госпиталь. Понятно, что такая болезнь повергла его в беспокойство. В госпитале лечили только гортань, жалобы на сердце врачи оставляли без внимания. За это «не отвечали». Консультации частных врачей не признавались, да ему и запрещалось лечиться в частном лечебном заведении. В трёхкоечной палате лежал не знаменитый Йозеф Шмидт, а нелегально выехавший эмигрант, вместо его всемирно известного имени стоял только номер. На робкие просьбы отнестись с тщательностью к его голосу и после лечения гортани исследовать сердце, он получал безучастные ответы. Известный тенор Макс Лихтегг, посетивший его в больнице, был потрясён состоянием Шмидта.

В субботу, 14 ноября, Й. Шмидта выписали «здоровым» и «годным к лагерю». При этом констатировалось, что дальнейшему содержанию его в лагере «ничего не противопоказано». В своей беспомощности он опять посетил своего частного врача. Тот строжайшим образом предписал ему спокойствие и щадящий режим, а затем сразу позвонил в кантональный госпиталь и сообщил главному врачу свой диагноз. Но там настаивали на скорейшем возвращении в лагерь. Врач предпринял всё возможное. Он звонил в официальные и полуофициальные учреждения, и, в конце концов, позвонил коменданту лагеря в Гиренбад. Везде он настаивал на том, что Йозефу Шмидту нужен постельный режим и что волнения могут вызвать опасные приступы. Врач всё время подчеркивал: «Человек едва может ходить». Он был готов забрать Шмидта в свою частную клинику. Распоряжение властей, опубликованное 10 октября, разрешало размещение больных беженцев в лечебных учреждениях, а тех эмигрантов, кто имел хорошую славу, в пансионах. Врач согласился бы также посещать Шмидта в пансионе, но официально была действительна только справка о состоянии здоровья из кантонального госпиталя. Всё, чего врач смог достичь в разговоре с комендантом, был перенос возвращения в лагерь на следующий день - воскресенье, 15 ноября.

В эти часы Шмидт всё жаловался: «Я этого больше не вынесу». При этом он прижимал руку к груди: «Моё сердце». И он спросил врача, имея в виду выписку из госпиталя: «Возможно, меня считают симулянтом?».

О нет, его нигде не считали симулянтом, в нем видели гораздо худшее: он был евреем и при этом любимцем немецкого народа.

Как только Йозеф покинул город, он отправил открытку – последнюю открытку в его жизни. Он писал матери, уверяя, что у него всё в порядке. Он выражал надежду на лучшее: «Всё в полном порядке…», а на пути к вокзалу его почти сразил новый сердечный приступ. Прошло несколько минут, пока он смог с трудом продолжить свой путь.

В воскресенье, 15 ноября, в 13.30 Й. Шмидт опять прибыл в Гиренбад. Коменданту лагеря он привёз заключение частного врача, а своим товарищам по лагерю сказал, что его жалобы имеют чисто неврологическую природу, что у него нет органических изменений в сердце.

Дж.Пуччини, Ария Каварадосси из 3 акта оперы "Тоска":

Ночь с воскресенья на понедельник 16 ноября Шмидт провёл очень плохо, хотя ему разрешили спать в лазарете. Холод усилился. Йозеф был укутан в две теплые пижамы и обмотал горло и нижнюю часть лица шерстяным шарфом. Утром 16 ноября он был так измотан холодом и бессонницей, что комендант лагеря разрешил ему провести первую половину дня в сопровождении товарища по лагерю в гостевой дом «Вальдегг», расположенном в 10 минутах ходьбы. Шмидт обрадовался тому, что сможет помыться теплой водой и выпить стакан горячего молока. После долгого терпеливого ожидания он, наконец, получил открытку от матери. Она была адресована в Цюрих, в пансион Кармель, и Шмидт облегченно улыбнулся, что его дорогая считала, что у него всё в порядке. В веселом настроении он вошел в «Вальдегг», неся у сердца открытку от матери. Он как наяву слышал слова, которые она ему часто говорила: «Будь молодцом, моё дитя, заботься о себе, чтобы с тобой ничего не случилось – и приезжай скорей опять». Хозяйка - фрау Хартманн предоставила в его распоряжение удобную тёплую комнату на первом этаже. По ней было видно, что она довольна возможностью оказать гостеприимство одному из мучеников этого ужасного времени. С улыбкой благодарности Шмидт сказал голосом, выдававшим большую усталость: «Здесь бы я хотел поспать». Было около 10 часов. По воспоминаниям хозяйки гостевого дома Й. Шмидт попросил два стакана горячего молока. Когда он выпил их, она, находясь в кухне, услышала голос необыкновенной божественной красоты. И вдруг пение прервалось, вбежал растерянный спутник Йозефа и попросил вызвать врача. В 11.10 прибывшие доктора Хандельсман и Мюллер констатировали смерть. Скорее всего, это был инфаркт.

Весть о смерти Й. Шмидта облетела местечко, достигла лагеря и затронула сердца трёхсот пятидесяти человек, среди которых не было никого, кто не был бы охвачен глубоким трауром.

Весть разнеслась дальше, до Цюриха. По городу звонили телефоны, от знакомых к знакомым, в квартирах друзей и почитателей усопшего, в пансионе Кармель. Неужели это правда? А почему же тогда Шмидту не разрешили остаться в Цюрихе, где было много хороших врачей, госпиталей и санаториев? И аптеки с большим выбором лекарств. И почему сердечный приступ, продолжавшийся сорок минут, смог одержать верх над 38-летним человеком? На улицах всё больше людей окликали друг друга, междугородние звонки разносили ужасную новость быстро в другие швейцарские города.

В доме фрау Хартманн оказывала последнее гостеприимство. Й. Шмидт оставался в её комнате до перевозки в Цюрих, где еврейская община взяла на себе расходы на достойное погребение, потому что сердечный помощник страждущих людей умер абсолютно без средств. В комнате смерти на первом этаже фрау Хартманн зажгла свечи. Опять и опять она слышала усталый голос Йозефа: «Здесь бы я хотел поспать». Судьба выполнила это желание гонимого.

Его похоронили на еврейском кладбище во Фризенберге (3-й район Цюриха). На следующий день на имя Йозефа Шмидта из Цюриха пришло письмо от директора Летнего театра в Винтертуре Маркуса Брайтнера (он был знаком с Йозефом ещё по Черновцам, они дружили), где говорилось о том, что директор театра в г. Золотурн Лео Дельзен желает пригласить его для постановки музыкального спектакля о Франце Шуберте, что в итоге даст право легализации.

Но великого певца уже не было. Ниже впервые приводится перевод этого письма.

Joseph Schmidt Collectionhttps://archive.org/details/josephschmidtf001/page/n9/mode/1up

• речь идёт о Харальде Таубере

** Зи́нгшпиль о Ф.Шуберте (1916) Das Dreimäderlhaus

Швейцарские газеты Basler Arbeiterzeitung and the Thurgauer Arbeiterzeitung сообщая о смерти великого певца писали, что случившееся является позором для Швейцарии.

Когда мир узнал о смерти певца, в Министерство иностранных дел Швейцарии стали приходить письма от почитателей Й. Шмидта, возмущённых действиями властей. Эти письма приходят до сих пор, их уже более 5000! (По свидетельству родственника певца Авихая Шмидта из Иерусалима, 2015 г.).

Война шла к концу. Поклонники певца в Швейцарии добились разрешения на показ его фильмов для сбора средства на установку надгробного памятника. Цюрихский кинопрокат «Emelka» предоставил фильмы Й. Шмидта, которые демонстрировались в кинотеатрах Лозанны, Женевы, Монтре и других городов Швейцарии.

27 мая 1945 г. в 11 часов (час смерти певца) на кладбище Фризенберг состоялась передача еврейской общине памятника из тёмного поскьявского гранита. На нем была выбита надпись «JOSEPH SCHMIDT Kammersänger», а вверху над звездой Давида полукругом «EIN STERN FÄLLT…» (Звезда падает), как отзвук его лучшего фильма «Звезда падает с неба».

В присутствии многочисленных гостей из разных земель Швейцарии состоялась служба, которую провёл оберкантор Беркович.

Многие записи певца и некоторые фильмы с его участием были уничтожены нацистами. Из 100 записанных молитв сохранилось только 11. Были разбиты почти все радиопластинки, на которых студия во время трансляции записывала наиболее интересные оперные арии, в исполнении Й. Шмидта (в те годы еще не было магнитофонов). Но многое и сохранилось. Это более 200 фонограмм, выпущенных на пластинках и шесть художественных фильмов с Й. Шмидтом в главных ролях.

В 50-60-е годы продолжались выпуски записей певца, но уже на долгоиграющих пластинках. В 1962 г. вышла первая монография о певце, написанная отцом и дочерью Карлом и Гертрудой Ней-Новатны. Они были знакомы с матерью Шмидта, которой удалось пережить войну в Черновицком гетто и после войны переехать в Румынию. От неё авторы узнали о детстве и юности певца, она предоставила им многочисленные письма сына. Ней-Новатны пытались помочь Саре Шмидт получить разрешение на выезд в Швейцарию, чтобы она смогла посетить могилу сына. Но власти Швейцарии никак не могли решить этот вопрос, а в 1950 г. Сара Шмидт ушла из жизни.

Вторая книга о Й. Шмидте была написана в Голландии Фредом Бредшнайдером и издана в 1981 г. Название книги «Я люблю тебя, Голландия» связано со знаменитой одноименной песней композитора Вилли Шютмайера, записанной Й. Шмидтом.

В 1992 г. в Швейцарии была издана третья книга о Й. Шмидте – «Песня идет по свету. По следам одной легендарной биографии», написанная певцом Альфредом Фассбиндом, живущим под Цюрихом. Книга была издана в год 40-летия гибели певца.

Ранее Карл Ней-Новатны передал А. Фассбинду многие материалы о Шмидте, на основе которых молодой певец создал архив Й. Шмидта.

В 1995 г. в Вене небольшая площадь на пересечении улиц Аспангштрассе и Клайгассе была названа именем Йозефа Шмидта. В 2004 г. в Берлине в ознаменование столетия со дня рождения великого певца была выпущена почтовая марка, его именем названа одна из улиц города. Имя певца было присвоено музыкальной школе в районе Трептов-Кепеник.

Неожиданным подарком для всех поклонников искусства Йозефа Шмидта была найденная в 2015 г. радиопластинка 1932 г. с записью знаменитой песенки почтальона из оперы Адольфа Шарля Адана «Почтальон из Лонжюмо». Исполнение этого номера требует большого диапазона голоса и владения очень высокими нотами, вплоть до ре второй октавы.

Запись сделана во время трансляции оперы из студии Радио-Берлин. Й. Шмидт поёт эту песенку очень легко и задорно, украшая её удивительными по технике трелями. Так никто не поёт!

The return of a lost recording (1932) Песенка почтальона из. оперы А. Адана "Почтальон из Лонжюмо":

В 2007 г. в г. Сучава (Румыния) была учреждена Ассоциация Й. Шмидта, президентом которой стал молодой баритон Андрас Кирилюк. Ассоциация Й. Шмидта создана с целью сохранения памяти одного из величайших теноров первой половины ХХ века. Именем Й. Шмидта в этом городе был назван Концертный зал.

В 2012 г. (год 70-летия гибели певца) вышло 2-е дополненное издание книги Альфреда Фассбинда, содержащее большое количество новых фотографий и документальных материалов и диск с уникальными записями Йозефа Шмидта.

В этом же году была издана книга на итальянском языке - Joseph Schmidt -"The pocket Caruso". Un tenore in fuga (Йозеф Шмидт. «Карманный Карузо». Тенор в бегстве), изд. Цеччини, Варезе 2012. Автор - известный итальянский музыковед, биограф великой певицы Ренаты Тебальди, Винченцо Рамон Бизонни. Презентация книги состоялась на Фестивале имени Дж. Верди 7 октября 2012 г. Это происходило в Национальном Музее Дж. Верди в Буссето (Вилла Паллавичино).

В 1990-е годы на видеокассетах были выпущены фильмы с участием Й. Шмидта, большое число компактдисков. В Австрии (1998) и Германии (2004) были сняты полнометражные документальные фильмы о певце.

15 января 2008 г. В Тель-Авиве, рядом с Оперным театром, открыта Аллея Йозефа Шмидта - жертвы Катастрофы.

(Окончание здесь ==>>)