Одинакова ли наша память?
В канун юбилейного Дня скорби и надежды мне представилась возможность встретиться с удивительной сибирячкой, на неделю прилетевшей в Литву из Иркутска. После того, как я проводил её в обратный путь, у меня появилось желание продолжить разговор с читателями «Обзора» о Сибири и сибиряках (см. мою статью «Вновь поманила Сибирь» в №40 за 2019 г.).
Иголка по имени Людмила
Всем известно изречение про иголку в стоге сена, найти которую невозможно. Про эту иголку я вспомнил тогда, когда с просьбой ко мне обратился добрый знакомый Зенонас. Он уверял, что только я смогу отыскать ту самую давно затерявшуюся, но незабываемую иголочку.
Юность Зенонаса, как и моя, сгорела в ссылке в Иркутской области. Ходил он в тайге от сосны к сосне, вырезал на них желобки, по которым живица капала в воронки. А для того, чтобы парень стал вздымщиком–профессионалом, его направили на курсы в Тулун, где работала Лесотехническая школа. На тех курсах парням, не имеющим даже семилетнего образования, преподавались и общеобразовательные дисциплины.
Зенонас мне рассказал о молоденькой учительнице русского языка и литературы Людмиле Поляковой, в которую он тогда влюбился, а она ответила взаимностью. Дело шло к свадьбе, но… Так уж случилось, что в Литву он вернулся не с ней.
И когда ты её последний раз видел? – спросил я.
В пятьдесят шестом.
А на дворе две тысячи пятнадцатый. И ты считаешь, что её можно найти?
Я не стал спрашивать, для чего спустя столько лет он захотел найти свою первую любовь, которой, если она жива, на тот момент было восемьдесят два года. Мой собеседник, как заведённый, повторял: «Я верю, ты её найдёшь».
Чудо случилось: живущую в Иркутске Людмилу, эту иголку в стоге сена, мне помогли разыскать журналисты города Тулуна.
И вот спустя шестьдесят лет дружба ожила и воспылала с новой силой. Они звонят друг другу, пишут письма, Зенонас достаёт и посылает ей дефицитные лекарства и те русские журналы, которые не доходят до Иркутска.
Казалось бы, я свою миссию выполнил – иголку нашёл. Но, уже прочитав первое мне адресованное письмо этой женщины, понял, что это натура глубокая, высокого интеллекта и даже романтичная. И я тоже стал с ней переписываться и звонить, радуясь, что у меня появилась такая интересная собеседница.
Её деды были высланы из Белоруссии в Иркутскую губернию ещё при царе-батюшке. Туда же в то время за кровавую драку был отправлен карачаевец Бек-Булатов. Спустя пять лет после прощания с литовцем Людмила вышла замуж за внука Бек-Булатова Равиля, родила сына.
Но недолгим было счастье молодой женщины. Журналист Равиль Бек-Булатов, собиравший материал о преступной банде, погиб, когда была взорвана его машина.
«Равиль сгорел вместе с машиной, мне нечего было хоронить, - услышал я по телефону. – Я очень любила его и просто сходила с ума. А через какое-то время поняла, что Зеню любила ещё сильнее. Позвал бы он меня тогда, и я, всё бросив, помчалась бы в Литву. Но в то время Зеня уже был женат».
И Зенонасу, и Людмиле уже далеко за восемьдесят, но возраст не мешает им активно общаться, и это возвращение в юность, возможно, продлевает им жизнь. Примечательно, что очень тепло Людмила отзывается не только о Зенонасе, но и обо всех ссыльных литовцах, с которыми тогда сталкивалась, а их в ту пору можно было встретить почти в каждом селе Тулунского района.
Литовская сибирячка Юлия
В начале этого года во время очередного разговора с Людмилой я задал вопрос: есть ли в Иркутске Литовская община?
«Есть, - ответила собеседница, - я о ней слышала много хорошего». Я попросил узнать фамилию и номер телефона её председателя и уже на следующий день знал, что такой общиной руководит врач Юлия Кудиркайте. А ещё Людмила сказала, что эта женщина родилась в Сибири, и высказала предположение, что она не знает литовского языка.
Я позвонил и, услышав приятный женский голос, представился и по-русски сказал, что звоню из Литвы. Юлия отозвалась на литовском языке: «А вы можете со мной говорить по-литовски?»
Так начались наши с ней еженедельные разговоры на литовском языке, о чём («если вам не очень дорого») она просила. Разумеется, женщина порой путала окончания слов, не всегда правильно ставила ударения, я же исправлял, о чём она тоже просила. Юлия охотно отвечала на любой мой вопрос, а я не переставал её расспрашивать.
Её бабушка Наталия Кудиркене с шестнадцатилетним сыном Юозасом была депортирована в Сибирь в 1949 году из села Балтрушяй Вилкавишкского уезда. Депортирована без мужа, который, крупный землевладелец, за уклонение от налогов находился в тюрьме. Мать с сыном оказались в селе Байтог Усть-Ордынского Бурят-Монгольского национального округа.
Лишь четыре года пожила в ссылке Наталия Кудиркене – её приютила сибирская земля. Юозасу приглянулась выросшая среди русских представительница маленького северного эвенкийского народа, она и родила в 1967 году Юлию.
Юозас Кудирка стал в совхозе механизатором и отличился необыкновенными смекалкой и трудолюбием. Местные власти представили его к награждению орденом Ленина, но в более высоких кабинетах решили, что ссыльному хватит самого скромного ордена – ему вручили Знак почёта. Разумеется, и это стало событием: не то, что орденами, медалями ссыльных не награждали. Оставшись жить в Сибири, Юозас не забывал свою родину: вместе с дочерью, трёхлетней, а затем тринадцатилетней, погостил у родственников в Балтрушяй. Эти поездки глубоко врезались в память девочки.
Юлия с детства мечтала стать врачом. Сдала вступительные экзамены в Иркутский медицинский институт, но не прошла по конкурсу. Вернувшись в село, стала работать телятницей. Девушка, унаследовавшая от отца трудолюбие, навела на ферме образцовый порядок, а спустя год сумела поступить в институт.
Отец умер в 1994 году, и Юлия ужаснулась, что оборвалась ниточка, связывавшая их с Литвой. В бумагах отца отыскала адреса литовских родственников, написала письма. В Балтрушяй поехала спустя пять лет, там провела месяц. Родственники окружили сибирскую гостью теплом и заботой, помогли получить гражданство Литвы, в костёле Пильвишкяй Юлия окрестилась в католическую веру.
Председатель общины
В очередной раз я позвонил Юлии первого июня. Она спросила:
- Какая погода ожидается в Литве в первой половине месяца?
Я объяснил и задал встречный вопрос:
- Почему вас это интересует?
Оказывается, у неё на руках уже был билет на самолёт до Калининграда, где живущий там бывший член её общины обещал встретить и отвезти до литовской границы. Из Кибартай же в Балтрушяй женщину вызвался доставить родственник.
Приближался День скорби и надежды, и я предложил организовать встречу, посвящённую скорбному юбилею, общественности города Пильвишкяй с Юлией в библиотеке этого городка. Это потому, что от Балтрушяй до Пильвишкяй всего три километра, а библиотека находится рядом с железнодорожным вокзалом, с которого когда-то в неизвестность были отправлены её бабушка с будущим отцом. Юлия согласилась, но сказала, что первым делом будет решать какие-то важные вопросы в Вильнюсе.
Встреча в Пильвишкяй была намечена на 11 июня, и сотрудница библиотеки Ирена Крюкене попросила, чтобы я, бывший ссыльный, стал её ведущим. К сожалению, за два часа до начала мероприятия позвонила Юлия и сообщила, что вынуждена задержаться в Вильнюсе, и тогда перед собравшейся в скверике публикой выступать пришлось только мне.
Встреча с гостьей состоялась в той же библиотеке на другой день уже в узком кругу. Для разговора с интересной собеседницей с трудом хватило трёх часов.
Меня и сотрудницу библиотеки больше всего интересовала работа врача Юлии Кудиркайте в должности руководителя самой многочисленной в Иркутской области национальной общины, объединяющей в своих рядах более 400 потомков ссыльных литовцев, живущих почти во всех 33 районах огромного региона.
Чем дольше отвечала Юлия на наши вопросы, тем сильнее я поражался тому, как она, до предела загруженная как врач, вот уже восемь лет успевает выполнять огромную общественную работу.
Она не только рассказывала, она и показывала видеозаписи, мы могли посмотреть, как одетые в литовские национальные костюмы танцуют дети и взрослые, слушали исполнение литовских песен.
Юлия заключила договор с каким-то живущим в Вильнюсе инженером, и он ежегодно на три месяца приезжает в Иркутск учить желающих литовскому языку. А я всё гадал, как могла эта женщина научиться так хорошо говорить по-литовски. И когда я подарил ей свой роман «Pašiaušti slenksčiai» (эта книга у неё есть, но изданная в Москве на русском языке), услышал, что читать она будет литовский вариант.
Невозможно перечислить все дела общины. Но главное, по словам Юлии, - уход за захоронениями ссыльных литовцев, разбросанными по всем районам области. В последние годы в области часто стали гореть не только леса, огонь подбирается к населённым пунктам, на кладбищах уничтожает даже кресты. Обгоревшие кресты члены общины стараются реставрировать, а где это невозможно – изготавливают их из лиственницы больших размеров, именно величина должна напоминать, что на этом кладбище нашли своё последнее пристанище те литовцы, за чьими останками не приезжали родственники.
Когда я поинтересовался фамилией женщины, услышал, что, выходя замуж, она не стала её менять потому, что от неё тянется ниточка к самому Винцасу Кудирке. У её прадеда Балтрамеюса Кудирки было 12 детей, прадед, как и знаменитый Винцас, родился в Вилкавишкском уезде, так что она не сомневается, что на том огромном древе династии, вершиной которого является Винцас Кудирка, есть крошечная веточка по имени Юлия.
Сибиряки помнят
Что же стало причиной того, что врач Юлия Кудиркайте сначала стала членом, а потом и председателем Литовской общины? Тут роль сыграли не только её литовские корни и неоднократное посещение Литвы. Не только в самом Иркутске, но и бывая в районах области, она слышала от старожилов много восторженных отзывов о ссыльных, причём эта добрая память передавалась из поколения в поколение. И тогда у женщины возникло огромное желание найти как можно больше потомков литовцев и объединить их в дружную и деятельную общину.
По Юлиным подсчётам, в области кроме четырёхсот членов общины проживает около тысячи потомков ссыльных литовцев. «Ко мне на приём, - говорит она, - нередко приходят люди с литовскими фамилиями. Когда спрашиваю, откуда такая фамилия, слышу – кто-то из далёкой родни был из Прибалтики. Тогда объясняю человеку, что такое Литва, и что он обязан знать свои корни, приглашаю стать членом общины».
О том, что сибиряки добрым словом помнят ссыльных литовцев, мне рассказала и одна из участниц «Миссии Сибирь» 2017 года. И потому нынешнюю нашу молодёжь они везде встречали хлебом и солью. Вот несколько записей участников той экспедиции:
«Когда шли по селу, нам со своего двора стала махать бабушка: «Чего желаете, поесть или помыться в бане?»
Переночевать у себя бабушка Ольга приняла восемь членов нашей группы. Всё повторяла: «Когда слышу вашу речь, плачет моё сердце. Я вспоминаю молодость, когда в селе было полно литовцев». Ольга проводила нас со слезами, как самых близких людей».
«Когда, управившись на кладбище, мы возвращались к своим палаткам, к нам подбежала девочка с банкой спелой черники в руках: «Набрала вам и ждала, когда будете возвращаться». А под вечер к нам пришёл мальчик, в большой корзине принёс картошки, моркови, свёклы, салата». И это, разумеется, потому, что их дедушки и бабушки, а затем родители сохранили добрую память о литовцах.
В 2011 году большой юбилей отмечала Хоготовская средняя школа Баяндаевского района Иркутской области. В 1861 году её, тогда начальную, основал политический ссыльный латыш Янис Рукас. Я в той школе учился всего два года, а в 1955 году, окончив её, навсегда упорхнул из того края.
По случаю юбилея была издана книга «Хоготовская средняя школа – история, учителя и выпускники». В книге всего 94 страницы и три из них уделены моей персоне, в то время как о вышедших из её стен известных поэтах, учёных и политических деятелях сказано вскользь. Почему? Думаю, не столько потому, что до школы дошло несколько моих книг, изданных на русском языке, но потому, что, во-первых, я – единственный за всю историю школы учившийся в ней литовец, во-вторых, в Хоготе жива добрая память о ссыльных литовцах, отбывавших в этом селе свой срок.
И ещё одна потрясающая новость, дошедшая до меня из Сибири. Весной прошлого года газета Новосибирской области «Советская Сибирь» опубликовала мой очерк о селе Балта, в котором я побывал в 2019 году. Тогда жители его пожаловались мне, что после ухода из жизни фельдшера медпункт этого огромного села закрыт вот уже тринадцать лет. Пришлось объяснить им, что я, приехавший из далёкой и чужой страны, уж точно ничем не помогу. Но очерк для областной газеты написал и эту проблему упомянул. И мне доложили: в том же году в Балте было построено новое, со всеми удобствами здание медпункта с квартирой для фельдшера, который в ней уже обосновался.
Редактор газеты полагает, что роль сыграло то, что под литовской фамилией автора были слова «журналист, писатель, Литовская Республика». Вот и не верь в чудеса.
А с Юлией Кудиркайте мы расстались как самые близкие друзья. Огорчили её слова: «Мы, потомки родителей разных национальностей, очень переживаем из-за напряжённых отношений между Россией и Литвой. Ведь оба государства являются нашей родиной». А меня мучают несколько вопросов, на которые не нахожу ответа:
в то время, когда сибиряки из поколения в поколение передают добрую память о побывавших там литовцах, не забыли ли мы, ежедневно во всех грехах обвиняя Россию, то тепло, которым в те далёкие годы нас зачастую окружали простые русские люди? И если помним, передаём ли эту память своим потомкам? И почему так много ссыльных литовцев, а что уж говорить об их детях и внуках, не пожелало вернуться на свою историческую родину?
