Резерфорд и его ученики не сделали ни одного ошибочного открытия, в то время как их было немало в других лабораториях.
Отпуск Резерфорд почти всегда проводил за границей, хотя любил также кратковременно отдыхать в живописных уголках Англии. У него было два загородных дома, где он жил летом.
Уезжая из Англии, Резерфорд требовал от своих сотрудников подробной и регулярной информации о делах в лаборатории.
Кроме путешествий, Резерфорд очень любил спорт. Он был очень искусным игроком в гольф, крокет и другие распространённые спортивные игры.
Резерфорд любил проводить время с охотничьим ружьём или спиннингом. Вместе с Дж. Томсоном, он был постоянным болельщиком на соревнованиях по гребле между студентами Кембриджского и Оксфордского университетов.
Резерфорд был очень общителен и любил беседовать с приезжими учёными. К чужим работам он относился внимательно. В беседе он легко оживлялся, любил шутки и легко смеялся. Смех его был искренний, громкий и заразительный. По его лицу было видно, в каком расположении духа он находится. Хорошее настроение у него проявлялось в том, что он добродушно подсмеивался над собеседником. Чем больше он подсмеивался, тем больше он был расположен к человеку. Он часто шутил с Бором и Ланжевеном, которых особенно любил.
Однажды, говоря о триумфах Резерфорда, которые следовали один за другим, кто - то из его друзей сказал: «Вы счастливый человек. Всегда на гребне волны». «Да, но я сам и поднимаю эту волну, не так ли?» - ответил Резерфорд, которого нельзя было упрекнуть в излишней скромности.
Резерфорд любил чётко излагать свои мысли. Однажды он сказал, что если теория представляет хоть какую - либо ценность, её можно объяснить буфетчице.
Э.Резерфорд был членом всех академий наук мира, в 1925 - 1930 годы он был президентом Лондонского Королевского общества. За свои научные заслуги великий экспериментатор был удостоен всех наград научного мира.
Обеспокоенный политикой, проводимой нацистским правительством Адольфа Гитлера, Резерфорд в 1933 г. стал президентом Академического совета помощи, который был создан для оказания содействия тем, кто бежал из Германии.
Н. Бор вспоминал, что за всё время их дружбы, длившейся до конца жизни, Резерфорд никогда не бывал с ним более резок, чем однажды вечером во время обеда в клубе Королевского общества. Услышав, как Бор в беседе с другими членами клуба назвал его лордом, он вне себя от ярости вмешался в разговор: «Неужели и Вы величаете меня лордом!».
Ещё за десять дней до смерти Резерфорд писал «... мне приятно сказать, что физически я чувствую себя недурно». По правилам он в 65 лет должен был уступить своё место другому, как в своё время уступил ему это место Томсон. Восьмидесятилетний Дж. Дж. доживал теперь свою жизнь в уединении. Резерфорду в голову не могло прийти, что Томсон произнесёт по нём поминальную речь.
14 октября 1937 года он упал в саду, единоборствуя с большой отпиленной ветвью. У него образовалась грыжа. К врачу обратились только на следующий день, когда уже появилась угроза разрыва кишок, непроходимости.
Необходимую операцию готовы были поручить только титулованному хирургу, как того требовали приличия в отношении обладателя британского ордена «За заслуги».
Приехавший под вечер из Лондона в Кембридж знаменитый хирург без промедления сделал операцию. В воскресенье, 17 октября, ему начало становиться всё хуже. На новую операцию не решились. К вечеру 19 октября сердце его остановилось. Тело было предано кремации.
Траурная служба в Вестминстерском аббатстве кончилась музыкой «Реквиема». Не было произнесено ни слова о заслугах усопшего - это было не нужно.
Он похоронен в Вестминстерском аббатстве рядом с И. Ньютоном, М.Фарадеем, Ч. Дарвиным, В. Гершелем. Нильс Бор сказал: "С уходом из жизни Резерфорда закончился путь одного из величайших людей, работавших в науке. Безграничный энтузиазм и неутешимое дерзание Резерфорда вели его от открытия к открытию".
Простой памятник на могиле Резерфорда подтверждает его скромность. Величественным памятником ему стала атомная физика, отцом которой он является.
В числе полученных Резерфордом наград медаль Румфорда (1904) и медаль Копли (1922) Лондонского королевского общества, а также британский орден «За заслуги» (1925). В 1931 г. ученому был пожалован титул пэра. Резерфорд был удостоен почётных степеней Новозеландского, Кембриджского, Висконсинского, Пенсильванского и Мак-Гилльского университетов. Он являлся членом-корреспондентом Гёттингенского королевского общества, а также членом Новозеландского философского института, Американского философского общества. Академии наук Сент-Луи, Лондонского королевского общества и Британской ассоциации содействия развитию науки.
Однажды он сказал:
Все науки можно разделить на две группы - на физику и коллекционирование марок.
О своей лаборатории Резерфорд сказал: «У нас нет денег, поэтому нам приходится думать».
Если учёный не может объяснить, чем он занимается, уборщице, моющей пол в его лаборатории, значит, он сам не понимает, чем он занимается.
Три стадии признания научной истины: первая - "это абсурд", вторая - "в этом что-то есть", третья - "это общеизвестно".
- Если у меня работает молодой учёный и после двух лет приходит ко мне и спрашивает, что же делать дальше, я ему советую бросить работу в области науки, ибо, если человек после двух лет работы не знает, что ему делать дальше, из него не может выйти учёный.
- Энергия, высвобождаемая расщеплением атома, — это сущая мелочь.
- Всякий, кто рассчитывает на преобразование атомов как на источник энергии, — лунатик.
- Единственный вывод, который можно сделать в так называемых «социологических дисциплинах»: «некоторые так, а некоторые иначе».
Ученики заставляют меня оставаться молодым.
Совершенно неизбежно, что по мере расширения наших знаний та их доля, которой в состоянии овладеть один человек, будет убывать…
Рассказывают, что ...
* Когда Эрнест родился, его имя сразу неправильно написали, сделав ошибку, в результате чего вышло Earnest – серьёзный.
* Благодаря открытию Резерфордом «периода полураспада», со временем учёные смогли точнее вычислить возраст Земли.
* Резерерфорд считал, несмотря на собственные открытия, что из атома невозможно получить энергию.
* В честь физика названы: кратер, химический элемент № 104, лаборатория, открытая в 1957 году, астероид.
Если, выполнив его, претендент обращался к нему с вопросом, что делать
дальше, его не принимали на работу. Придерживаясь такого принципа отбора, Резерфорд сумел создать хороший коллектив сотрудников.
не видно, вы сейчас увидите.
Резерфорд любил латинскую пословицу: "Спеши медленно! ".
В 1933 г. в Кавендишской лаборатории был сооружён мощный по тем временам ускоритель. Резерфорд гордился этой установкой и как-то раз, показывая её одному из посетителей, сказал: "Эта штука обошлась в 250 фунтов стерлингов. Согласитесь, уйма денег! Стоимость содержания аспиранта на протяжении целого года! Но разве какой-нибудь аспирант смог бы сделать за год столько открытий, сколько этот ускоритель?"
До 1903 года Манчестерский университет был отделением университета Королевы Виктории, где кафедрой физики руководили Джон Дальтон и его ученик Джеймс Прескотт Джоуль.
В 1908 году 37 - летнему Резерфорду была присуждена Нобелевская премия. Он был одним из самых молодых нобелевских лауреатах. По свидетельству современников, он был в то время внешне похож на спортсмена или агронома, проводящего много времени на свежем воздухе. Щёки его покрывал румянец, на лице не было ни одной морщинки, он был всегда весел, громко смеялся, живо реагировал на остроты. Трудно было представить, что это - один из самых выдающихся физиков мира. Нобелевская лекция Резерфорда содержала основы созданной им новой науки - радиоактивности, которая позже стала называться ядерной физикой.
Резерфорд считал безнравственным использовать достижения науки для войны. По этой причине он резко отрицательно относился к известному немецкому химику Фрицу Габеру, помня о том, что открытие Габера - получение азота из воздуха - было использовано в первую мировую войну для усиления военного потенциала кайзеровской Германии. Макс Борн в письме Джеймсу Чедвику вспоминал, что Резерфорд в 1933 году наотрез отказался встретиться дома у Борна за чашкой чая с Габером, человеком, который изобрёл химический способ ведения войны с помощью отравляющего газа.
— Какую допустимую погрешность вы допускаете в экспериментах?
— Обычно около 3 %
— А сколько человек работает в лаборатории?
— 30
— Тогда 1 человек составляет примерно 3 % от 30.
Резерфорд рассмеялся и принял Капицу в качестве «допустимой ошибки». В действительности, Капицу взяли в лабораторию благодаря просьбе физика Иоффе.
В 1923 году канадский ученый-экономист спросил Э. Резерфорда, что он думает о теории относительности. "А, чепуха! — ответил Резерфорд. — Для нашей работы — это не нужно".
П.Л.Капица: «Такие люди, как Резерфорд, перестают быть только национальной гордостью того государства, где они родились и работали, они становятся гордостью всего человечества».
*Кельвин сомневался, можно ли списать избыток энергии на радиоактивность. Другой великий физик, лорд Рэлей, предложил Кельвину пари на пять шиллингов, что не пройдет и полгода, как тот признает правоту Резерфорда. За это время Кельвин и вправду передумал, публично покаялся перед Британской ассоциацией содействия развитию науки — и выплатил Рэлею пять шиллингов.
* Резерфорд как-то внезапно приехал из Кембриджа в Оксфорд, и каждая его лекция в Оксфорде была событием. В конце обычно оставалось время для вопросов, и Е.А. Милн (известный космолог и физик-теоретик) спросил, что Резерфорд думает по поводу так называемого атома Тьютина. Доктор Тьютин критиковал модель Резерфорда (то есть планетарную систему с ядром из протонов и нейтронов в качестве Солнца и электронами, каждый из которых движется по орбите со своим радиусом) — поскольку, как известно каждому, в смеси из тяжёлых и легких частиц тяжёлые быстро уходят на периферию, в то время как легкие остаются поблизости к центру. Поэтому электронам место в центре атома, а протоны должны летать снаружи. Теория Тьютина получила известность благодаря Ф.В. Содди, профессору неорганической химии и автору термина “изотоп”, который рекомендовал статью Тьютина Химическому обществу. Однако там её отказались публиковать, и Содди немедленно вышел из состава Общества, а затем специальным объявлением в журнале Nature оповестил коллег, что распродает имеющиеся у него тома Journal of Chemical Society.
Милн поинтересовался у Резерфорда, откуда тот знает, что Тьютин неправ, а он сам прав. Легко представить себе грузного Резерфорда, который навис над тщедушным Милном и проревел: “Когда вы видите слона и блоху, вы сразу знаете, кто прыгает — слон или блоха”.
Почти безошибочную интуицию Резерфорда во всём, что касалось элементарных частиц, можно проиллюстрировать ещё и таким признанием М.Л. Олифанта, сделанным им в интервью 70 лет спустя: «В наших экспериментах мы бомбардировали мишени всем, чем только возможно, чтобы получить новые элементы. Задействовать тяжелый водород было логичным ходом, и, само собой, результаты оказались крайне интересными. Опыты с тяжелой водой привели к открытию гелия-3 и трития (первый — изотоп гелия, второй — водорода).
…Резерфорд в то время невероятно сильно повлиял и на меня, и на множество других людей в Кембридже. Он был моим научным отцом — во всех смыслах слова. Резерфорду не нравилось, когда его сотрудники проводят слишком много времени в лаборатории. По его мнению, переутомляться было глупо. Правда, сам Резерфорд с трудом мог отвлечься от научных задач. Однажды мы отправились домой, так и не разобравшись с результатами эксперимента. В три ночи у меня зазвонил телефон. Жена сообщила, что профессор хотел бы со мной поговорить. Резерфорд произнес: “Я тут догадался: частицы из ближнего диапазона — это гелий-3”. Я попросил у него обоснований, и тогда он взорвался: “Обоснования? Обоснования? Я это чувствую!”
* Когда Фрэнсис Уильям Астон, создатель масс-спектрографа, инструмента для измерения веса атомов, пожаловался Резерфорду, что Томсон не верит в открытие очередного изотопа, Резерфорд ответил, что этому следует радоваться. Поверь Томсон в ваше открытие, пояснил он, “он бы увёл его у вас из-под носу”.
* Эрнест Резерфорд, только получивший первое в своей жизни место профессора — в канадском Университете МакГилла — нанял на работу химика Фредерика Содди (Содди родился в Истбурне, Англия, в 1877 году) в надежде, что тот поможет ему разобраться с анализом радиоактивных веществ. В1901 году они вместе совершили ошеломляющее открытие: радиоактивный металл торий при самопроизвольном распаде порождает радиоактивный газ — новый неизвестный элемент. Содди удалось собрать достаточное количество этого газа, чтобы сжижить его и показать, что тот своим поведением напоминает инертный газ аргон. Эту “эманацию тория” впоследствии назовут радоном.
Содди писал: «Мной овладело нечто большее, чем радость, — я не могу это толком выразить: нечто вроде экзальтации, смешанной с чувством гордости, что именно я, единственный из химиков всех времен, был избран открыть естественную трансмутацию.
Хорошо помню, как застыл на месте, будто меня пригвоздило, от осознания колоссальной важности произошедшего, и выкрикнул — или это мне только померещилось? — “Резерфорд, это же трансмутация: торий распадается и трансмутирует в аргон!”
Слова, казалось, вырывались мгновенно и сами собой, как если бы приходили откуда-то извне.
Резерфорд только прикрикнул на меня с обычной для него беззаботностью: “Ради всех святых, Содди, не называй это трансмутацией. Нас примут за алхимиков и оторвут нам головы. Ты ведь знаешь, что это за люди".
Вслед за этим он принялся вальсировать по лаборатории, распевая громоподобным голосом: “Вперёд, солдаты-хо-хо-христиане!”, и песню ту было проще угадать по словам, чем по мелодии.»
Предупреждение было мудрым: публичное заявление первооткрывателей стало сенсацией. По свидетельству другого сотрудника Резерфорда, A.C. Рассела, в Глазго вскоре объявилась компания, которая обещала заняться превращением свинца в ртуть и в золото.