Чрезмерная любовь к видеоиграм признана психическим расстройством. Что с этим не так?

1 января 2022 года вступил в силу 11-й пересмотр Международной статистической классификации болезней и проблем, связанных со здоровьем. В нем появилось расстройство, связанное с пристрастием к видеоиграм. По каким признакам предлагают выявлять "игроманов" и почему многие врачи и ученые критикуют решение ВОЗ — в материале ТАСС.

Все известные проблемы со здоровьем, будь то простуда, перелом, рак или шизофрения, собраны в огромном каталоге — Международной статистической классификации болезней и проблем, связанных со здоровьем (МКБ), которую составляет Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ). Ставя диагнозы и назначая лечение, врачи по всему миру руководствуются именно МКБ. Время от времени эксперты ВОЗ пересматривают перечень, но в последний раз это случилось в начале 1990-х годов. Видеоигры тогда были распространены намного меньше и не рассматривались как причина зависимости.

Впрочем, четверть века назад видеоигры уже считались общественной проблемой. Жестокость и натуралистичность файтинга Mortal Kombat, шутера Lethal Enforcers, adventure-игры Night Trap вызвали в США настоящую моральную панику, дело дошло до слушаний в парламенте. В результате была учреждена некоммерческая организация ESRB, которая определяет возрастные ограничения для той или иной игры: без ее сертификата новинка просто не попадет в продажу. В Европе тем же занимается организация PEGI, аналогичная система действует и в России.

При этом вред жестоких видеоигр для детей — да и для взрослых тоже — достоверно не подтвержден. Теперь, если правы критики решения ВОЗ, история повторяется с зависимостью от видеоигр.

Государства-члены ВОЗ приняли МКБ-11 еще в мае 2019 года, но она вступает в силу только сегодня. Теперь врачи смогут ставить диагноз игровое расстройство (именно так перевели на русский язык название Gaming Disorder).

Для постановки диагноза необходимо, чтобы совпали три условия. Во-первых, при игровом расстройстве человек не контролирует, когда и сколько он играет. Во-вторых, из-за видеоигр он жертвует прочими занятиями и увлечениями. В-третьих, даже если человек осознает последствия, он не может остановиться. Эта привычка вызывает дурные мысли, дистресс, вредит отношениям с семьей, близкими и остальными людьми, мешает работать, учиться — словом, отравляет жизнь. Согласно ВОЗ, зависимость от видеоигр налицо, когда такие отклонения повторяются или сохраняются на протяжении года, но в тяжелых случаях для постановки диагноза достаточно и меньшего срока.

Перед тем как утвердить диагноз, в ВОЗ несколько лет выслушивали аргументы сторонников и противников. Но окончательное решение не значит, что в научной среде пришли к согласию. Критики, среди которых почти 30 ученых из Оксфордского, Мюнстерского университетов и других организаций, не спорят, что у некоторых игроков возникают проблемы из-за чересчур страстного увлечения. Но, по их мнению, новый диагноз вряд ли поможет решить эти проблемы.

Главный аргумент противников — для включения зависимости от видеоигр в МКБ пока попросту не хватает данных. Клинические исследования проводились редко и на маленьких выборках, их результаты трудно обобщить, но, вероятно, проблема преувеличена: диагностическим критериям соответствуют только 0,3–1% людей. Впрочем, это не так уж мало.

Другое дело, что эти критерии чересчур туманные и аналогичны тем, что врачи применяют в случаях злоупотребления психоактивными веществами и азартными играми. Проще говоря, зависимость от игр рисуется чем-то вроде наркомании, только без наркотиков. Идея о том, что можно "подсесть" на определенное поведение, сравнительно новая. Она утвердилась благодаря технологиям визуализации мозга, например магнитно-резонансной томографии. Исследования показали, что некоторые действия могут активировать ту же систему вознаграждения, что наркотики. То есть, в конечном счете, и наркотики, и аддиктивное поведение перенастраивают мозг, а изменения в мозге связывают с тем, что меняется и сам человек, иногда — до неузнаваемости.

Разница в том, что зависимость от наркотиков зачастую приводит к болезненным ощущениям при прекращении приема и толерантности к веществу, когда прежней дозы больше недостаточно. К видеоиграм это применимо с натяжкой. Конечно, игроки, как и наркозависимые, могут слишком часто думать об играх, включать их, чтобы поднять настроение, и врать насчет своей привычки родным и близким. Но если отталкиваться только от этих признаков, то диагноз получит много людей, у которых на самом деле нет проблем.

Более того, навязчивые мысли могут касаться любого занятия, что угодно можно использовать, чтобы развеяться, а если делать это "слишком" часто, то чувство стыда вынудит человека приврать любопытным доброхотам. Великий российский физик Александр Фридман, разработавший первую модель расширяющейся Вселенной, писал в дневнике: "Нет, я невежда, я ничего не знаю, надо еще меньше спать, ничем посторонним не заниматься, так как вся эта так называемая жизнь — сплошная потеря времени". При желании медицинский ярлык можно повесить на что угодно, но тогда нормальных людей почти не останется.

Обсуждая зависимость от видеоигр в статье на сайте PNAS, психолог Крис Фергюсон из Стетсоновского университета заметил: "При депрессии многие люди целый день проводят в постели, но мы же не говорим, что у них зависимость от кровати". Слова Фергюсона годятся и как аргумент против излишней медикализации жизни, но имел он в виду, что зависимость от видеоигр рано рассматривать как отдельную проблему. Возможно, пристрастие к играм — это всего лишь защитный механизм.

У тех, кто часто играет в видеоигры, нередко отмечают подавленность, тревогу, дефицит внимания. Но что здесь причина, а что следствие — неясно. Психолог Энтони Бин в разговоре с CNN рассказывал, что заядлые игроки, избавившись от депрессии и тревоги, играют реже, чем раньше. О том, что первопричину зависимости от видеоигр стоит поискать в других расстройствах, писали и другие критики решения ВОЗ.

Споры насчет пристрастия к играм начались давно. Похожий диагноз — зависимость от онлайн-видеоигр — в 2013 году появился в справочнике DSM-5 Американской психиатрической ассоциации. Правда, расположен он не в основной части, а в приложении с перечнем для дальнейшего изучения. Пациентам диагноз из DSM-5 пока не ставят. Но, как считают скептики, даже в таком виде от него много вреда, и этот урок надо было учесть при составлении МКБ-11.

Упомянутая группа из почти 30 ученых полагает, что в условиях моральной паники вокруг видеоигр врачи будут ставить диагноз неоправданно, тем более туманные критерии к этому располагают. Это ударит по миллионам детей и подростков, приведет к семейным ссорам, а в худшем случае "больных" будут лечить в исправительных лагерях с армейским распорядком, что уже практикуется в некоторых странах.

Рамки, заданные в МКБ-11, будут направлять дальнейшие исследования. Ученые станут искать подтверждения тому, что зависимость от видеоигр существует, хотя сначала нужно разобраться, как поведение в принципе может переходить в зависимость. С таким подходом в любом занятии можно будет отыскать патологию, но это только навредит вполне нормальным людям и помешает распознать настоящие проблемы.