Истинно ли то, что мы говорим? /Окончание/

(Окончание. Начало здесь ==>>)

В 1950 году 78-летнему Расселу за книгу «Брак и мораль» и активную публицистическую деятельность присуждают Нобелевскую премию по литературе. Андрее Эстерлинг, член Шведской академии, характеризует учёного как "одного из самых блестящих представителей рационализма и гуманизма, бесстрашного борца за свободу слова и свободу мысли на Западе".

Американский философ Ирвин Эдман в рецензии на вышедшие в том же году "Непопулярные эссе" Рассела сравнивает его автора с Вольтером, подчеркивая, что он, "как и его знаменитые соотечественники, философы старого времени, - мастер английской прозы". Рассел при вручении премии не произносил традиционной речи. Зато прочел Нобелевскую лекцию.

Большую популярность принёс ему вышедший в это время двухтомник «История западной философии», где были обобщены лекции, читавшиеся Расселом во время войны в Гарварде, а затем в Мерионе, штате Пенсильвания.

Для западного мира седовласый интеллектуал с трубкой действительно стал признанным авторитетом. А вот за железным занавесом нобелевского лауреата не жаловали. Так, газета «Правда» в 1951-м напечатала разгромную заметку «Пророчества мракобеса». В ней приводилась цитата из интервью Бертрана Рассела американским корреспондентам: «Коммунизм — это преходящее увлечение, которое исчезнет и будет забыто через пятьдесят лет». Имя Рассела забудут не через 50, а через 10 лет! — парировала возмущенная «Правда». Время показало, кто был более проницателен…

     После Второй мировой войны активно выступал в защиту мира. В 1952 году 80-летний Рассел оформляет развод с Патрицией Спенс и женится в четвертый раз на своей давней знакомой, преподавательнице университета из США Эдит Финн. Они переезжают в северный Уэльс. Брак оказался счастливым: по свидетельству современников, Бертран Рассел наконец-то обрел идеальную спутницу жизни.

      В эти годы он пишет мемуарные книги «Портреты по памяти», «Факт и вымысел» и трёхтомную «Автобиографию», в которой подвёл итоги своей долгой жизни. Автобиография начинается со слов: «Три страсти, простые, но сильные, я пронес через всю жизнь: жажду любви, научный поиск и непереносимую жалость к страданиям человечества».

     Главным делом последнего двадцатилетия его жизни становится активная борьба за мир. В начале холодной войны пацифист Рассел мирился с американской атомной бомбой как единственным средством удержать Сталина от похода на Запад. Однако смерть вождя народов, стремительная гонка ядерных вооружений, появление водородной бомбы заставили мыслителя изменить свое отношение к боевому атому. Ученый осознал: человечество находится в смертельной опасности, третья мировая война будет означать конец нашей цивилизации. Оставаться безучастным британский лорд-гуманист не мог.

       В 1955 году совместно с Альбертом Эйнштейном, Рассел составляет манифест, обращение к правительствам стран мира, который впоследствии подписали и многие другие крупные учёные. Документ содержал следующий вопрос: «какие шаги можно предпринять для предупреждения вооруженной борьбы, исход которой станет катастрофическим для всех её участников?»

В 1958 году Рассел вместе с Дж. Берналом становятся учредителями Пагуошского движения «Учёные за мир». Для финансирования сторонников мира Рассел организовал благотворительный фонд, в который по его распоряжению перечислялись гонорары за его книги и лекции.

    После участия в одной из демонстраций за запрет на ядерное оружие 89-летний Рассел неделю просидел в лондонской тюрьме. Когда разгорелся Карибский кризис, в 1962 г. он активно переписывался с Н. Хрущевым и Дж. Ф. Кеннеди, инициируя конференцию мировых лидеров, которая избавила бы от угрозы ядерного конфликта. Рассел был страстным обличителем американской интервенции во Вьетнаме, резко отрицательно отнесся к вторжению в Чехословакию советских войск в 1968 г.

В 1966 году Бертран Рассел вместе с Ж.-П. Сартром учреждает Международный трибунал по расследованию военных преступлений во Вьетнаме. Трибунал занялся сбором информации о бомбардировках гражданских объектов, применении напалма и дефолиантов, бесчеловечном обращении с пленными…

Рассел дожил до глубокой старости: он умер на 98-ом году жизни. За два года до смерти он ещё участвовал в сидячей демонстрации защитников мира на улицах Лондона.

Подобные акции коренным образом изменили отношение к Бертрану Расселу в СССР. «Буржуазный мракобес» уступил место благородному борцу за мир. Впервые стали издавать философские труды Рассела — правда, с критическими комментариями, обширными купюрами и штампом «Только для научных библиотек». Напротив, в Англии и Соединенных Штатах пацифистская активность философа многим пришлась не по душе. В правых кругах недвусмысленно намекали, что старый лорд попросту выжил из ума.

     Отметив 80-летие (1952), он успевает выпустить затем более двух десятков книг, среди которых "Влияние науки на общество" (1952), "Портреты по памяти" (1956), "Факт и вымысел" (1962). Один из самых впечатляющих его трудов - 3-х томная "Автобиография" (1967-1969).

    Расселл, как и Вольтер, был "смеющимся философом" своего поколения. У него было лицо веселого оживленного эльфа и худое аристократическое тело. Непочтительный ни к каким авторитетам ум и магнетизм натуры были частью его ненасытного аппетита к жизни. Вместе с тем, он был, как и Вольтер, необыкновенно страстным человеком. На некоторых газетных фотографиях, сделанных во время его яростных выступлений, он выглядел, как ангел-мститель. На протяжении всей своей жизни Расселл резко критиковал традиционные взгляды во всех сферах человеческой жизни, начиная с секса, образования, религии, и кончая правами женщин, политикой и гонкой ядерных вооружений.

Рассел умер от гриппа 2 февраля 1970 года близ Пенриндайдрайта (Уэльс), а через два года была организована конференция, посвященная его столетию, издан сборник трудов, ему посвящённых.

Тем, кто не знал его лично, он казался холодным мудрецом, высокомерным аристократом, а на самом деле Рассел был обаятельным собеседником и внимательным слушателем. Многие из тех, кто с ним общались, писали ему: "Вы изменили мою жизнь". Своему другу он советовал. "Не старайтесь быть важным. Важничающие часто оказываются глупцами" Он был естественный, живой, остроумный, ироничный, любил цитировать поэтов. Важнейшими принципами его этики были интеллектуальная честность и общественный долг Об одном из своих посетителей он сказал "Приятный человек, но лишен общественных интересов". Это была самая уничижительная характеристика. Рассел, знакомый с детства с Бернардом Шоу, не только превзошел его в долголетии, но и мог бы потягаться с ним в остроумии. Вот некоторые из его афоризмов: "Разница между человеком и машиной заключается в том, что машина может ошибаться". "Премьер-министр сохраняет Палату лордов в качестве первого шага по превращению своего поста в передающийся по наследству". "Не могу понять, как тот, кто имел когда-нибудь малейшее отношение к образованию, способен полагать, что все люди равны". "Мнения людей зависят не от их добродетелей, а от тех обстоятельств, в которых они оказались"...

Однажды он сказал:

• Чистая математика - это такой предмет, где мы не знаем, о чём мы говорим, и не знаем, истинно ли то, что мы говорим.

• С тех пор, как стали пытаться доказывать очевидные предложения, многие из них оказались ложными.

• Любви бояться - означает бояться жизни, а кто жизни боится, тот уже на три четверти мёртв.

• Способность умно наполнить свободное время есть высшая ступень личной культуры.

• Убеждённость, что ваша работа необычайно важна, - верный симптом приближающегося нервного срыва.

• Диагностика достигла таких успехов, что здоровых людей практически не осталось.

• Чтобы стать долгожителем, нужно тщательно выбирать своих предков.

• Никто не сплетничает о тайных добродетелях других людей.

• Правда - это то, что каждый из нас обязан рассказать полицейскому.

• Как это ни грустно, но люди соглашаются лишь с тем, что их, по существу, не интересует.

• Я так занят, что был вынужден перенести дату своей смерти.

• Те, кто несчастлив, и те, кто плохо спит, привыкли этим гордиться.

• Не старайся избегать искушений: со временем они сами начнут тебя избегать.

• При демократии дураки имеют право голосовать, при диктатуре - править.

• Даже если все держатся одного мнения, все могут ошибаться.

• Книга должна быть либо ясной, либо строгой, совместить эти два требования невозможно.

• Нет ничего более утомительного, чем нерешительность, и ничего более бесполезного.

• Ненавидеть врагов легче и увлекательнее, чем любить друзей.

• Вы бы отдали жизнь за свои убеждения? - Разумеется, нет. В конце концов, я ведь могу и ошибаться.

• Эхо человеческих страданий отзывается в моем сердце. Голодающий ребенок, искалеченные жертвы угнетения, беспомощные старики, ставшие ненавистной обузой для собственных детей, целый мир человеческого одиночества, нищеты и боли, всё это – насмешка над тем, что должно было быть человеческой жизнью Я стремлюсь уменьшить зло, но бессилен, а потому также страдаю.

• Род людской — это ошибка. Без него вселенная была бы не в пример прекраснее.

• Хорошее общество - это средство, помогающее хорошо жить тем, кто входит в это общество, а вовсе не такое объединение людей, которое само по себе обладает какими-то особыми достоинствами.

• Жить свободно и благородно людям больше всего мешает чрезмерная озабоченность своим имуществом.

• Для счастья человеку нужны не только разнообразные наслаждения, но также и надежда, дело в жизни и перемены.

• Если бы мысли и силы человечества перестали тратиться на войну, мы за одно поколение смогли бы положить конец нищете во всем мире.

• Всякая точная наука основывается на приблизительности.

• Он не джентльмен - он одевается слишком хорошо.

• Религиозная терпимость достигнута только потому, что мы перестали придавать религии такое значение, как прежде.

• В каждое начинание необходимо впрыснуть определенную дозу анархии — ровно столько, чтобы и застоя избежать, и распада не допустить.

• Тщеславие — довод необычайной силы. «Смотри на меня» — одно из основополагающих человеческих побудителей. Человек доказывает своё превосходство перед животными исключительно способностью к занудству.

• Мы любим тех, кто ненавидит наших врагов, поэтому, если бы у нас не было врагов, нам некого было бы любить.

• Всякое чувство, взятое в отдельности, — безумие. Здравомыслие можно было бы определить как синтез безумий… Тот, кто хочет сохранить здравомыслие… должен собрать в себе целый парламент всевозможных страхов, из которых каждый признавался бы безумным всеми остальными.

• Мы не говорим о вере, когда речь идёт о том, что дважды два четыре или что Земля круглая. О вере мы говорим лишь в том случае, когда хотим подменить доказательство чувством.

• Наш страх перед катастрофой лишь увеличивает ее вероятность. Я не знаю ни одного живого существа, за исключением разве что насекомых, которые бы отличались большей неспособностью учиться на собственных ошибках, чем люди.

• Неординарные люди равнодушны к счастью — особенно к чужому.

• Нищие не завидуют миллионерам — они завидуют другим нищим, которым подают больше.

• Тот, кто действительно имеет авторитет, не боится признать свою ошибку.

• Увы, так уж устроен свет: тупоголовые твердо уверены в себе, а умные полны сомнений.

• Умереть за свои убеждения — значит придавать слишком большую цену предположениям.

• Этика — это попытка придать всеобщую значимость некоторым нашим желаниям.

• Уметь с умом распорядиться досугом — высшая ступень цивилизованности.

• Когда монашек, которые моются, не снимая купальных халатов, спрашивают, зачем такие предосторожности, ведь их никто не видит, они отвечают: «А Боженька? Он-то всё видит!».

• В Америке каждый свято убеждён в том, что выше него в социальной иерархии нет никого. Верно, но и ниже — тоже.

• Нежелательно верить в гипотезу, когда нет решительно никаких оснований считать её верной.

• Я люблю математику за то, что в ней нет ничего человеческого, за то, что с нашей планетой, со всей вселенной её, по существу, ничего не связывает. За то, что любовь к ней… безответна.

• Если какая-то точка зрения широко распространена, это вовсе не значит, что она не абсурдна. Больше того. Учитывая глупость большинства людей, широко распространенная точка зрения будет скорее глупа, чем разумна.

• От страха способен избавиться лишь тот, кто знает своё место; величия может достигнуть лишь тот, кто видит своё ничтожество.

• В демократии честный политик может быть терпим, только если он очень глуп. Ибо лишь очень глупый человек может искренне разделять предрассудки большей половины нации.

• Вот здесь, на этой полке, у меня, стоит Библия. Но я держу ее рядом с Вольтером — как яд и противоядие.

• Действительно возвышенные умы равнодушны к счастью, особенно к счастью других людей.

• Зависть — вот фундамент демократии..

• Мнения среднестатистического человека гораздо менее глупы, чем они могли бы быть, если бы каждый такой человек думал поодиночке.

• Мышление требует усилий и подготовки. Политики слишком заняты составлением речей, чтобы мыслить.

• Наука — то, что мы знаем, философия — то, чего мы не знаем.

• Математика, правильно понятая, обладает не только истиной, но и высшей красотой, красотой холодной и суровой, подобной

красоте скульптуры.

• Хотел бы я верить в жизнь вечную, поскольку грустно думать, что человек всего лишь подобие механизма, одаренного, на беду свою, сознанием.

• Мне бы хотелось разделять верования моих родных, но, увы, это невозможно. Для меня не существует той удобной священнической доктрины, что каждый хороший поступок вознаграждается, а каждый грех прощается. Моя религия такова: делай, что дóлжно и не жди за это награды, ни в этом мире, ни в загробном.

• Я приехал в Солт-Лейк-Сити и меня попытались обратить в свою веру мормоны, но узнав, что у них запрещены чай и табак, я понял, что эта религия не для меня.

• Норберт Винер вспоминал: «В Кембридже моим главным учителем и наставником был Бертран Рассел. Под его руководством я изучал математическую логику и множество других гораздо более общих вопросов, касающихся философии математики и философии науки вообще. Рассел, который в то время - впрочем, и сейчас тоже - больше всего напоминал сумасшедшего шляпочника, блестяще читал лекции, посвященные главным образом недавно созданной теории относительности Эйнштейна. Вместе с небольшой группой студентов, собиравшейся у него дома, я изучал его работы по математической логике и, кроме того, слушал несколько рекомендованных им математических курсов. Самыми интересными из них оказались лекции по высшей математике, которые читал Г.Х. Харди, ставший впоследствии профессором в Оксфорде и Кембридже и оказавшийся, быть может, самой значительной фигурой из английских математиков этого поколения.

Рассел убедил меня, что нельзя заниматься философией математики, не познакомившись более серьёзно с самой математикой.

Я обратился к Харди и обнаружил, что он не только идеальный учитель, но и учёный, которого каждый молодой честолюбивый математик мог избрать образцом для подражания. Я впервые увидел его у Рассела ... только позднее я узнал, что этот робкий юноша, упорно стремившийся оставаться в тени, - великолепный спортсмен и высший авторитет во всех играх с мячом. В зрелые годы Харди стал типичным кембриджским профессором: невероятно сухопарый, вечно в не выутюженных брюках и мятой куртке, добрый, готовый каждому прийти на помощь, но ревниво оберегающий свою независимость и панически боящийся женщин – таким он остался у меня в памяти».

• Сидни Хук сказал: «На вопрос: «В чем состоит философия Бертрана

Рассела?» - правильным ответом будет: «За какой год?»

• Один философ не поверил Расселу, заявившему, что из ложного утверждения следует любое утверждение.

• Вы можете доказать, что из утверждения "два плюс два равно пяти" следует, что вы – Папа Римский?

• Конечно! – ответил Рассел и предложил такое доказательство.

1. Предположим, что 2+2=5.

2. Вычтем из обеих частей по 2, получим 2=3.

3. Переставим левую и правую части местами: 3=2.

4. Из обеих частей вычтем по 1, получим 2=1.

5. Папа Римский и я – нас двое. Так как 2=1, то Папа Римский и я – одно лицо. Следовательно, я – Папа Римский.