Весной 2018 года дочь знаменитого в прошлом барда, журналиста и актёра Юрия Визбора, Татьяна Визбор, побывала в Вильнюсе, где в ходе интересной (для всех её участников) встречи говорила не столько о себе, сколько о своём отце и матери, Аде Якушевой. Что, впрочем, было вполне ожидаемо.
Эту встречу интересно пересмотреть и сегодня, спустя шесть лет.
Днём позже корреспондент «Обзора» встретился с гостьей и постарался выведать у неё подробности, которые не прозвучали во время беседы с вильнюсцами. В ходе подготовки интервью к печати, а на это ушло немало времени, так как у Татьяны Визбор хватало и своих, неотложных, дел, вдруг совершенно неожиданно всплыл уникальный факт: в семейном архиве Визборов есть магнитофонная запись концерта Юрия Визбора-старшего в Вильнюсе.
Когда именно и где именно была сделана эта запись, в тот момент было неизвестно, поэтому «Обзор» обнародовал её, сопроводив фотографиями Вильнюса, сделанными корреспондентом «Обзора» Виктором Грецкасом.
В итоге в декабре 2018 года на канале ObzorLT в YouTube появилась эта запись, сразу же вызвавшая большой интерес у читателей.
В пояснении к видеосюжету указывалось, что эта магнитофонная запись концерта Юрия Визбора в Вильнюсе ориентировочно была сделана в 1983 году.
Но более точная информация отсутствовала.
Однако вскоре благодаря подсказке одного из зрителей удалось выяснить не только место упомянутого исторического концерта, аудиозапись которого редакции газеты «Обзор» была предоставлена дочерью Юрия Визбора Татьяной.
«Концерт Визбора в ДК МВД состоялся 03.12.1983. На следующий день - 04.12.1983 - Визбор дал два концерта в клубе железнодорожников Вильнюса (ВДКЖ). Информация от Вильнюсского КСП «Эхо»», - говорилось в комментарии.
По имеющейся там ссылке удалось выяснить, что автором этого уточнения является Андрей Иванов.
Вся эта предыстория нужна для того, чтобы сообщить, что в этом году запись концерта в Вильнюсе, всегда пользовавшаяся интересом у посетителей нашего канала на YouTube, неоднократно попадала в список самых популярных наших видеосюжетов.
Это, конечно, можно было бы объяснить тем, что в 2024 году исполнилось 90 лет со дня рождения Юрия Визбора, а 17 сентября будет 40 лет, как его не стало.
Но такое объяснение было бы точным лишь отчасти, поскольку все шесть лет существования видеосюжета «Концерт Юрия Визбора в Вильнюсе в 1983 г.» он был востребован любителями музыки и, в частности, поклонниками творчества Юрия Визбора.
Так что когда давний друг «Обзора», пропагандист изучения истории Ново-Вильни Владимир Бабашинский сообщил, что в Вильнюс из Израиля ненадолго приезжает Ефим Паташник, один из организаторов (возможно, главный организатор) концертов Ю.Визбора в литовской столице, и поинтересовался у автора этих строк, нет ли желания встретиться с гостем и взять у него интервью.
Похоже, Владимир не стал акцентировать этот момент, передавая Ефиму просьбу об интервью, поскольку гость из Израиля удивился, увидев в кабинете ещё и видеокамеру со стоящим за ней оператором. Но проблемой это не стало.
Но прежде чем предложить читателям «Обзора» упомянутую беседу, замечу, что её текстовой вариант и видеоверсия разнятся. Так что есть смысл не только прочитать это интервью, но и посмотреть, как оно происходило в реальности.
- Ефим, может быть, мы нашу беседу начнём с того, кто такой Ефим Паташник, чтобы всем стало понятнее, как ваши пути пересеклись с творчеством знаменитого в ту пору, чрезвычайно популярного Юрия Визбора? – с такого вопроса началась наша беседа в редакции «Обзора».
— Не думаю, что моя биография будет так уж интересна читателям «Обзора». Скажу только, что родился я в славном городе Пабраде, что недалеко от Вильнюса. По окончании института работал на заводе «Комунарас», - начал Е.Паташник. – Я, как и многие в то время, в семидесятые годы прошлого века, особенно среди представителей технической интеллигенции, увлекался туризмом.
Мы создали на «Комунарасе» туристическую секцию, выезжали в самые разные регионы тогдашней нашей страны, встречались с такими же путешественниками из других республик. Там-то мы и услышали впервые песни, написанные непрофессиональными авторами. Это были искренние, задушевные песни, их хорошо было слушать у костра.
Так мы услышали такие имена, как Юрий Кукин, Евгений Клячкин, Юрий Визбор… Ну, Булата Окуджаву, Владимира Высоцкого тогда знали все!
- А как возникла идея организовать концерты Юрия Визбора в Вильнюсе? В чью голову она пришла?
— Всё началось в 1978 году, когда мы узнали, что в Вильнюс приезжает Ленинградский мюзик-холл, а в его составе – Юрий Кукин, один из самых любимых среди туристов авторов. Выступали они в тогдашнем Дворце спорта.
«А я еду за туманом» и многие другие песни Кукина слышали, пожалуй, все.
Один из моих друзей предложил пригласить его в гости.
Юрий Кукин оказался очень приятным в общении человеком. Он спросил у нас, не можем ли мы ему устроить в Вильнюсе какое-то выступление. И такой концерт состоялся – в актовом зале нашего «Комунараса», где было чуть больше 200 мест.
После Ю.Кукина там выступали совершенно замечательные исполнители из Харькова, потом мы пригласили Евгения Клячкина, ленинградских исполнителей Брунова и Вахратимова.
Но организовывать концерты на «Комунарасе» мне было непросто. Во-первых, заводской актовый зал из-за не очень хорошей акустики для этого не годился: он был предназначен для рабочих собраний.
Во-вторых, чтобы попасть в зал, надо было пройти проходную завода. К тому же там не было гардероба.
Да и заниматься самому проведением таких концертов было очень хлопотно, учитывая мою вовлечённость в организацию туристических слётов и дальних путешествий, хотя сам жанр авторской песни я очень любил.
К счастью, уже первые концерты позволили выявить в среде публики энтузиастов, готовых взять на себя часть хлопот. Оставалось, по примеру других городов, создать в Вильнюсе КСП (клуб самодеятельной песни) и самому ходить как зритель на такие концерты.
Евгений Клячкин дал мне телефон Юрия Визбора, я ему позвонил, и он согласился приехать в Вильнюс.
Юрия Иосифовича мы очень любили, его песни на магнитофонах мы крутили постоянно.
Когда я позвонил Визбору, то уже рассчитывал, что он будет выступать не в нашем зале, а в каком-то клубе с профессиональной сценой и соответствующим оборудованием, с хорошей акустикой.
Мы с моим другом и коллегой по заводу Толиком Музыканским (уже, к сожалению, покойным), решили обратиться в самый близкий к нам Дворец культуры – Дворец культуры железнодорожников. Он был неподалёку от «Комунараса».
Первым, с кем мы там встретились, была девушка, отвечавшая за культурно-массовую работу. Она как раз перед этим закончила какое-то культурно-просветительское училище.
Мы объяснили ей, что мы готовы создать при Дворце КСП, и что, мол, есть такие авторы, которые сами пишут песни, выступают, и их концерты очень популярны.
Девушка очень обрадовалась, поскольку, как она призналась, Дворец не выполняет план по культурно-массовым мероприятиям, к ним мало кто ходит.
После чего познакомила нас с заместителем директора Дворца железнодорожников. Он оказался очень хватким молодым человеком. Правда, ему даже такие имена, как Окуджава, Высоцкий ничего не говорили. Однако он сразу почувствовал, что для Дворца здесь может быть какая-то выгода.
Но, окончательное решение, по его словам, за директором, после чего назначил нам официальную встречу с ним.
Это был апрель 1980 года.
В назначенный час мы с Толиком Музыканским «сорвались» с работы, что в то время не было редкостью, и отправились во Дворец культуры железнодорожников.
Нас заводят в кабинет директора, а это был кабинет настоящего советского руководителя: просторный, столы буквой «Т», во главе сидел хозяин кабинета – Энгельс Павлович Нечаев.
С одной стороны сели замдиректора и девушка, отвечавшая за культурно-массовые мероприятия, с другой – мы с Толиком, два «комсомольца с горящими глазами». Нам ведь надо было выдать нашу идею под какой-нибудь идейной «шапкой».
Мы объяснили директору нашу идею, а он начал расспрашивать, кто эти авторы песен, о которых мы говорим. Я сказал, что это, в основном, научные работники, что они не профессионалы.
Когда он услышал, что они не профессионалы, то сразу сник и спросил: «Кто же будет ходить на эти концерты?»
Я стал говорить, что есть много любителей таких песен, что у нас на «Комунарасе» зал на таких концертах всегда полон. Но этот аргумент его не убедил.
Он тогда, насколько я сейчас помню, сказал, что работает в этой области уже 25 лет, поэтому может гарантировать, что мы, возможно, и наберём 20-30 своих друзей в качестве зрителей, а у него – большой зал.
Тогда там было 650 мест. Зал был устаревший, но с довольно неплохой акустикой.
Видя, что наши доводы совершенно не убедили, и что он вот-вот выпроводит нас из кабинета, мы решили пойти «ва-банк».
К тому времени у нас уже была налаженная система распространения билетов – на разных предприятиях, в научно-исследовательских институтах. И я до встречи во Дворце культуры железнодорожников успел спросить у таких распространителей, сколько бы они хотели взять билетов на концерты Юрия Визбора. Получилось, что около трёх с половиной тысяч.
А с Визбором я договорился на 3 концерта.
Так что я понимал, что заполнить зал на три концерта – не проблема.
— Энгельс Павлович, а сколько у вас мест в зале? – сыграл я на опережение, пока нас с Толиком не выставили за дверь.
— У меня 650 мест, - отвечает Э.Нечаев.
— А сколько вам нужно времени, чтобы напечатать билеты?
— Если я сейчас дам указание кассиру, то завтра эти билеты могут быть уже готовы.
— Давайте тогда мы сделаем так: вы печатаете билеты, а я завтра же приношу деньги и сразу выкупаю их все. Кроме ваших директорских.
Энгельс Павлович в замешательстве посмотрел на меня, потом, видимо, решил проучить нас, жизни не знающих:
— Хорошо, я же ничем не рискую.
А когда мы уже собирались уходить, у меня в голове появилась такая дерзкая мысль, которую я и озвучил Нечаеву:
— У вас есть какие-то «директорские» места? – спросил я.
— Да у меня есть 6 мест, которыми я могу распоряжаться.
— Энгельс Павлович, у меня только одно условие: вот ваши шесть директорских мест мы вам оставляем, но в зале не должно быть ни одного приставного стула.
Директор, очевидно, представив пустой зал с приставными стульями, с трудом поборол распирающий его смех, но виду постарался не подавать и утвердительно кивнул в ответ.
На этом мы и разошлись.
По возвращении на работу мы тут же позвонили нашим распространителям и сказали им:
— Если вы хотите получить билеты на концерт Визбора, получите не по 100 билетов, как просили, а 40, но чтобы деньги были уже завтра.
Наутро перед «Комунарасом» нас уже ждала небольшая толпа молодых людей, так что нужная сумма была собрана, и в обеденный перерыв мы с Толиком отправляемся во Дворец железнодорожников, подходим к кассе. Там сидит пожилая кассирша. Увидев нас, она заволновалась.
Я у неё спрашиваю:
— Вы подготовили билеты на концерты Визбора?
Она отвечает:
— Да, но мне сказали, что сначала – деньги!
И мы начинаем доставать из всех карманов деньги, а купюры – по рублю, по три… И засовывать эту кучу в окошко кассы.
Она с ужасом на всё это глядит и, не притрагиваясь к мятым купюрам, звонит, как мы понимаем, директору:
— Энгельс Павлович, они пришли!
Видимо, он в ответ спрашивает про деньги, поскольку кассир говорит:
— Да, они принесли все деньги.
И директор после этого даёт «добро» на выдачу билетов. Далее кассир в течение часа пересчитывала деньги, руки у неё дрожали.
Потом она мне призналась, что никогда в жизни таких сумм не получала.
Получили мы эти билеты, раздали распространителям и буквально через пару дней уехали в горы, на Кавказ, в акклиматизационный поход.
Концерты были назначены на 20 и 21 мая, а билеты мы выкупили где-то в конце апреля. А когда мы вернулись домой и я поднял телефонную трубку, чтобы прослушать автоответчик, то там было очень много сообщений. И почти все сообщения были от Энгельса Павловича Нечаева.
Первые сообщения были примерно такого рода: «Ефим, позвоните мне, пожалуйста, когда вернётесь». Потом они становились всё более эмоциональными, а в конце уже звучало: «Фима, я вас очень прошу: как только вы приедете, сразу же перезвоните мне, даже если это будет ночью!»
Я тут же позвонил, и у нас с Энгельсом Павловичем получился примерно такой разговор:
— Фима, я не знаю, кто этот ваш «Визберг», но почему-то все просят билеты на него! Может, у вас всё же осталось немного билетов? А то я всем отказываю. Я неделю уже не захожу в свой кабинет – телефон там звонит непрестанно. Но есть такие организации, которым я не могу отказать!
— Энгельс Павлович, билетов у нас не осталось, - отвечаю я ему.
— Как?! Совсем?!
— Так мы же все их сразу выкупили и раздали!
И тогда он сказал:
— Знаете, я – человек слова, я вам обещал, что не будет приставных стульев. Но есть организации, которым я не могу отказать.
— Так они же по долгу службы и так пройдут, - заметил я наивно.
— Те, кто по долгу службы, они пройдут! Но есть ведь жёны… Они все просятся на вашего «Визберга»! Разрешите всё-таки поставить дополнительно стулья?
Я, конечно же, с радостью согласился на это, отпраздновав в душе победу.
И надо заметить, что после этого Энгельс Павлович начал нас очень поддерживать.
Деятельность нашего клуба была властями и упомянутой организацией очень «любима». Много раз пытались закрыть наш клуб. И Нечаев нам очень помог, он нас прикрывал, защищал. А он, надо сказать, был человеком авторитетным. И я ему за это до сих пор очень благодарен.
- Давайте обратимся к моменту, который сегодня считается само собой разумеющимся. Вот вы в первый раз разговаривали с Визбором. Он сказал, что хочет остановиться в такой-то гостинице, получить такой-то гонорар? Когда денежный вопрос всплыл в ваших с Юрием Иосифовичем отношениях?
— Я ему сразу сказал, что мы закажем гостиницу, оплатим какой-то гонорар, но о сумме гонорара речь даже не заходила. И вообще, те барды, что приезжали в Вильнюс, никогда не ставили нам условия. Наоборот, многие из них говорили, что если у нас не будет возможности оплатить их выступление, то они выступят бесплатно.
Для них была очень важна и публика, и им интересно было приехать в Вильнюс. Многие полюбили его.
У Юрия Визбора – отдельная история. Его отец – литовец Юозас Визборас – ещё юношей переехал в Латвию, стал там красным латышским стрелком, а в 1938 году он был расстрелян (реабилитирован в 1958-м году). Юрий отца практически не помнил.
Особенное отношение к Литве сам Визбор не раз объяснял «какой-то тягой крови».
- Простите, что хочу вернуть вас к вопросу, который 40 лет назад был не очень важным, но сегодня он часто стоит во главе угла. Когда вы договаривались с Энгельсом Нечаевым о первых концертах Визбора во Дворце культуры железнодорожников, речь шла только о покупке билетов? Вопрос аренды зала не стоял?
— Об оплате аренды зала речи не шло. Мы должны были только выкупить билеты. Я старался оплатить дорогу, а гостиницу оплачивал Дворец железнодорожников. А что же касается гонорара исполнителю, то у нас были некоторые наработки.
Я договорился с Энгельсом Павловичем, что у нас на концерте Визбора какие-то ряды будут отданы как поощрение активистам клуба самодеятельной песни. На самом деле они вносили за эти билеты деньги в кассу клуба.
Стоит заметить, что клуб этот со временем стал в меру бюрократизирован. К сожалению, мне сразу не удалось устраниться от организации концертов и быть только зрителем, а потом, когда Э.Нечаев увидел, что дело идёт хорошо, он сказал, что готов поддерживать клуб, но только во главе со мной, поскольку меня он уже знает, а остальных – нет.
Но уже через год-два удалось передать бразды правления клубом другим людям, благо, энтузиастов и хороших организаторов среди его членов было немало.
А в клубе стали появляться всякие подразделения, например, комиссия по агитации и пропаганде. Надо ведь было занять чем-то людей. Большинство из них не пело и не писало песен, но жизнь в клубе кипела – проводились концерты, встречи, фестивали.
На более поздних этапах, к слову, в Вильнюсе уже организовывались региональные фестивали, на которые приезжали авторы из соседних республик.
Но главным направлением клуба, его вывеской, были всё-таки выступления наших любимых авторов – Юрия Визбора, Евгения Клячкина, Тани и Сергея Никитиных, Юлия Кима, Вероники Долиной, Александра Суханова, Виктора Берковского, Александра Дольского, Александра Городницкого…
Кроме Окуджавы.
- А разве Окуджава в ту пору не выступал в Вильнюсе?
— С Окуджавой у меня была договорённость об организации концерта, но я ляпнул по незнанию одну вещь, которая и помешала провести концерт в рамках нашего клуба.
Дело в том, что со временем мы начали проводить концерты в новом здании Дворца культуры МВД. Там был замечательный зал и прекрасная акустика. Вместимость его была чуть меньше, чем у Дворца железнодорожников, по-моему, там было 450 мест, но условия для концертов там были очень хорошие. А у железнодорожников и зал, и оборудование были довольно потрёпанными.
Меня с Окуджавой познакомили общие знакомые, мы с ним предварительно договорились о концерте, и уже речь шла о дате, когда я во время какого-то телефонного разговора сказал Булату Шалвовичу, что выступление будет в прекрасном зале, в новом Дворце культуры МВД.
Но как только Окуджава услышал аббревиатуру «МВД», он тут же отрезал:
— С этими «господами» я не имею никаких дел.
Я ему предлагал и другие залы, но он остался непреклонен. Не прощу себе тот прокол...
- Ефим, помимо той любознательной организации, о которой вы упомянули раньше, вашей деятельностью наверняка интересовалось и другое учреждение – тогдашние налоговые службы, именовавшиеся ОБХСС. Уверен, что они были убеждены, что через ваши руки проходят огромные деньги, и что-то обязательно к ним прилипает…
— Поскольку все деньги проходили через Дворец железнодорожников, нам была отведена роль распространителей билетов.
Но в ОБХСС, естественно, подозревали, что исполнители получают какие-то гонорары, хотя гонорары те, даже по тогдашним меркам, были небольшие.
Официальные же гонорары были, вообще, мизерными: той же Алле Пугачёвой, по-моему, полагалось 7,5 рубля за выход.
Юрий Визбор как лектор общества «Знание» мог получить за выход на сцену, кажется, 5 рублей.
Поэтому, понятное дело, работники ОБХСС интересовались, пытались что-то там сделать, но у них почему-то ничего не получилось.
Наибольшее же давление с их стороны я испытал после выступления Андрея Макаревича, которому мы организовали концерт как барду всё в том же Дворце железнодорожников. Он тогда выступил один, без своей группы «Машина времени».
Интерес к его единственному концерту был огромный: милиции пришлось организовывать два кольца оцепления, чтобы гарантировать порядок вокруг Дворца – столько было желающих попасть на концерт.
После этого меня заставляли писать какие-то объяснения, где я брал деньги на гонорар. А никакого гонорара не было! (Смеётся)
- Давайте вернёмся к первым концертам Визбора в Вильнюсе. Вы впервые тогда лично встретились с ним?
— Я тогда не был ещё с ним лично знаком. А встречать его в аэропорту мы поехали с заместителем директора Дворца железнодорожников на его «газике».
Потом, когда я Юрия Иосифовича узнал поближе, то убедился в том, что он очень ценил время, поэтому предпочитал летать на самолётах, а не ездить на поездах. Хотя тогда был очень удобный поезд «Летува», вечером сел в Москве, утром вышел в Вильнюсе. Многие барды им пользовались.
Человек он был очень обаятельный. О нём много написано, поэтому не хотелось бы повторяться. Могу только посоветовать слушать его песни – в них он весь!
Он очень интересовался Литвой, потом он много раз приезжал сюда. И не только на концерты. Например, в том же 80-м году, когда была Олимпиада в Москве, он со своими друзьями, с Никитиными, просто сбежали из Москвы в Литву. Им устроили отдых на хуторе неподалёку от Пабраде. Там была дача, которая принадлежала одному из вильнюсских друзей Визбора, человеку весьма необычному, автогонщику Льву Шувалову. Впрочем, за давностью лет я боюсь ошибиться, называя некоторые имена. И если читатели «Обзора» меня поправят, я буду им только благодарен.
Тогда-то Юрий Визбор и захотел познакомиться со своими литовскими родственниками. Он знал, что в Каунасе живёт сестра его отца, то есть тётя Юрия Иосифовича.
Летом 1980-го мы поехали с ним в Каунас. И благодаря имевшейся у него информации мы довольно быстро наши его тётю, двух её дочек, совершенно замечательных женщин. Они были в возрасте Визбора, то есть примерно 45-46 лет. Они потом приходили на концерты, хотя почти не говорили по-русски, но они очень трогательно отнеслись к «заново обретённому» родственнику.
Юрий Иосифович впоследствии старался поддерживать эту связь.
- А с какими песнями выступал тогда в Вильнюсе Юрий Визбор?
— Первые три его концерта прошли при полном аншлаге. И говоря об этих выступлениях, стоит заметить, что Визбор замечательно вёл концерты. Сам, без ведущего. Он был удивительным рассказчиком, можно было его слушать бесконечно.
Я был, например, на одном из его концертов в Москве, где он спел только одну песню, и народ остался доволен. Многие свои рассказы он потом включил в сборник своих прозаических произведений.
В то время он сам говорил, что у него есть порядка 300 песен. Но сейчас, благодаря поклонникам творчества Визбора, известно гораздо больше.
На обычном концерте он исполнял от 20 до 25 своих песен. И он часто менял свой концертный репертуар.
С первыми его выступлениями в Вильнюсе связан один курьёзный случай.
Когда мы договорились с Э.Нечаевым о билетах, то оставались ещё вопросы, которые я должен был решить: гостя надо было и покормить, и заплатить какой-то гонорар. Поэтому я попросил Энгельса Павловича билеты на первые ряды не продавать, а оформить как пригласительные, как поощрение для активистов клуба.
Эти билеты на три концерта были «условно-бесплатными», то есть мне их надо было продать «доверенным людям» - друзьям – по цене обычного билета, однако есть ли у меня столько надёжных друзей и знакомых, на которых я могу положиться на сто процентов?
Кто-нибудь ведь мог пойти в ОБХСС и сказать, что вот получил пригласительный билет, но за него пришлось заплатить.
Тогда я собрал своих близких друзей и спросил, любят ли они песни Визбора. Реакция, конечно, была однозначной: не просто любят, но и помногу раз прослушивали его записи. И я предложил им купить эти билеты, но с таким расчётом, что один билет будет на три концерта сразу. Таким образом, я уменьшил число вовлечённых в это лиц в три раза.
Когда же Визбор вышел на первый концерт, то начал он с обычной своей присказки: «Чтобы завтра вы не рассказали своим друзьям, что вчера встречались с Борманом…». А видел он только первые пару рядов, поскольку остальная часть зала во Дворце железнодорожников была довольно тёмной.