«Борода» /Окончание/

(Окончание. Начало здесь ==>>)

• Мне как-то рассказывали об Оппенгеймере. Его, кстати, очень любят студенты. Он с одинаковым блеском читает лекции по физике и по истории литературы. Слывёт у них знатоком индийской поэзии ... Но вот Ферми - тот, кажется, кроме физики, ничем особенно не увлекался...

• ...когда я в тридцать третьем году познакомился с ним (с Жолио-Кюри - В. М.) на конференции в Ленинграде, то сразу понял, что это замечательный парень.

• В любом деле важно определить приоритеты. Иначе второстепенное, хотя и нужное, отнимет все силы и не даст дойти до главного.

• Будучи учёным с конкретным образом мышления, Курчатов, сотрудники звали его "Борода", активно поддерживал связи с большинством руководителей министерств и ведомств, знал наиболее крупных научных работников в исследовательских институтах. Проводимые им совещания иногда были похожи на заседания Совета Министров - столько министров на них присутствовало. К нему не могли не прийти - он умел так поставить вопрос, что отказаться было невозможно.

• Однажды Курчатов решил поговорить с Н. С. Хрущёвым о ненормальном положении в биологии, которую задавливали антинаучные теории Т.Д. Лысенко. Он начал рассказывать об успехах американской биологической науки, которая добилась реальных результатов: была выращена крупная кукуруза. Результатом разговора было то, что Хрущёв достал из ящика стола гигантский початок кукурузы, погрозил им и порекомендовал заниматься теорией и не трогать практику, предоставив её Лысенко.

• Академик А. П. Александров вспоминал: "Курчатов всегда славился среди нас своими организационными талантами. Мы называли его „Генерал“. Как только была какая-либо возможность, он начинал что-то организовывать, требовал, чтобы все выполняли, что обещали, и т. д. В новой обстановке он сразу фактически возглавил всю группу ядерных лабораторий, связался с Радиевым институтом, стал вместе с аборигенами строить циклотрон, закрутил вместе с Синельниковым работы в Харьковском физико-техническом институте, с Алихановым в Ленинградском политехническом и других местах, начал трудиться над циклотроном Физтеха.

… Нужно отметить, что люди, взаимодействовавшие с Курчатовым, всегда обращались к нему своей лучшей стороной, и в результате дело всегда выигрывало. Он мог заставить работать вместе людей, просто не терпевших друг друга, — интересы дела он ставил выше человеческих отношений, мышиной возни, которая нередко встречается в научных учреждениях и очень мешает делу. В то же время Курчатов всегда ясно представлял себе человеческие качества тех, с кем работал, их стремления и интересы, он умел создать обстановку, в которой появлялась личная удовлетворённость у всех этих разнообразных людей.

Эти качества руководителя и организатора, использующего не силу, а убеждённость в том, что каждый человек может принести пользу делу, у Курчатова были совершенно поразительными. Они сочетались с постоянной приподнятостью, весёлостью, заразительной целеустремлённостью. Работа с ним всегда была сопряжена со смехом и шутками, розыгрышами и в то же время всегда была напряжённой, собранной, увлекательной.

… Второго января 1942 года в лютые, пятидесятяградусные морозы в одном бушлате Курчатов прилетел в Казань и тут же свалился. Долго и тяжело болел — был на краю гибели. Его сотрудники, в том числе А.Ф. Иоффе и В.А. Иоффе, делали всё возможное для спасения Игоря. Наконец в марте 1942 года он стал поправляться. Много потерь перенёс за это время Курчатов: его отец погиб в Ленинграде в блокаду, мать эвакуировалась, но умерла в Вологде.

… В середине 1942 года Флёров об этом (исчезновении в научной литературе Запада публикаций по ядерной физике, разделению изотопов и т. д.–В.М. ) написал и Сталину. В конце октября Курчатова вызвали в Москву и ему было дано поручение подготовить развёртывание работ в этой области в Советском Союзе. Действовать он должен был в строгом секрете.

      В это время был тяжелейший период войны — казалось, что совершенно невозможно практически решить задачу создания ядерного оружия в таких условиях. Но Курчатов был Курчатов, он взялся за это дело, вошёл в него весь, и вскоре мы почувствовали первые результаты его деятельности. С фронта и со всех концов Союза были направлены в распоряжение Игоря Васильевича многие его бывшие сотрудники и специалисты из других организаций. Группа сотрудников Физтеха в Ленинграде начала готовить к отправке имущество ядерных лабораторий. Были направлены группы геологов на поиски урановых месторождений. В Радиевом институте под руководством академика В.Г. Хлопина развивались работы по радиохимии урана. В Москве вместо временного пристанища на Пыжевском переулке стал создаваться под скромным названием „Лаборатория измерительных приборов Академии наук — ЛИПАН“ крупный институт, теперешний Институт атомной энергии имени И.В. Курчатова.

…В конце 1942 года Игорь Васильевич приехал в Казань, и, отметив изменения в его внешности, мы стали называть его „Бородой“. Я думаю, что борода, сильно старившая прекрасное молодое лицо Игоря, облегчала контакты с людьми старшего возраста — ему было всего 39 лет, он был очень моложав, пока не завёл бороду. В ответ на наши шуточки он смеялся, говорил, что дал обет не бриться, пока не решит задачу. Хотя стиль поведения Игоря, обращения с людьми был такой же, как и раньше, замечалась происходившая в нём глубокая душевная перестройка.

При его крайне развитом чувстве ответственности за дело новая задача легла на него огромным грузом. Она коренным образом отличалась от прежних работ по ядерной физике. В ней не могло быть постепенности. Раньше какой-то этап работы мог быть удачным или нет: если он был удачным, — приступали к следующему и т. д. В конечном счёте, когда последовательно пройденные все научные этапы приводили к появлению технической перспективы, то привлекались новые люди, средства и происходило промышленное освоение разработки. Так было всегда и везде. Но здесь нужен был в корне другой подход.

Неудачных этапов не могло быть, нужно было каждый сложный этап решать всеми возможными путями, чтобы в конечном счёте была гарантия положительного решения. Исходя из того, что каждый этап в итоге найдёт положительное решение, следовало следующий этап развивать ещё до того, как решён предыдущий, хотя в этом был большой риск..

… Курчатов всегда успевал провести достаточно убедительные

эксперименты. Он удивительно умел конкретизировать и разделить на части сложнейшую задачу. Как только у него складывалось убеждение, что какая-то часть задачи в принципе решена и не требует для завершения его прямого участия, он передавал её другим и только время от времени проверял, как развивается дело. И стиль обращения его с людьми существенно изменился — появились жаргонные словечки „физкуль-привет“, „отдыхай“ и т. д. Он теперь привык к много большей, чем раньше, требовательности, прививая своему окружению высокое чувство ответственности.

        Напряжённость работы его была поразительная — постоянные внезапные появления то в одной, то в другой лаборатории или институте (но никогда не по мелочам), постоянные звонки в любое время дня и ночи, в выходные дни, как и в будние. Он привык работать без перерыва. Очень редко вырывался он на какой-нибудь концерт, хотя очень любил серьёзную музыку. Его жена, Марина Дмитриевна, заботилась о нём, о своем Гарике, но по складу она была очень далека от его интересов. Детей у Курчатовых не было, и Марина Дмитриевна не хотела взять приёмного ребенка, она говорила, что тогда не сможет достаточно сил уделять Игорю. Его жизнь была наполнена до краёв, и, даже приходя домой, он часто хватался за телефон и практически продолжал работу, всегда работу.

Не нужно думать, что его жизнь, проходящая в непрерывной работе, была эмоционально бедна. Напротив, каждый свой или чужой успех, встречу с друзьями Игорь горячо и радостно переживал, он щедро одарял своим оптимизмом и жизнерадостностью других. Но всё время, несмотря на шутки, розыгрыши, весёлость, в нём шла глубокая внутренняя работа — обдумывание дела. Часто он, услышав от собеседника что-то новое и перейдя к обсуждению совершенно других вопросов, вдруг среди смеха и шуток высказывался по поводу ранее услышанного так, что было видно, какую он глубокую внутреннюю переработку новой информации успел сделать, не прекращая разговора на другую тему.

Пожалуй, именно 1943 год явился решающим не только в войне, но и в атомной проблеме.

… В декабре 1946 года без всякого шума произошло долгожданное событие: И.В. Курчатов в ЛИПАНе собрал уран-графитовый реактор и осуществил цепную реакцию. Это был важнейший этап работы. В это время уже далеко были продвинуты работы по созданию промышленного реактора, выпускался чистый графит, выпускался в нужном виде и нужной кондиции уран и т. д. Шло строительство промышленного реактора. Но прямого доказательства, что он будет работать, не существовало. Теперь же цепная реакция получилась! А в середине 1948 года начал работать и промышленный реактор.

… Как-то Борода приехал в Институт физпроблем. Там мы ему напомнили, что он давал зарок не брить бороду, пока не сделает бомбу. Мы поднесли ему громадную бритву, таз с мыльной пеной и веником и потребовали, чтобы он сбрил бороду. Он посмеялся, увёз с собой бритву — она и теперь в его домашнем музее. А за розыгрыш он со мной рассчитался: когда я ехал на завод, дал мне пакет для директора с заданием передать во время обеда. Я так и сделал, но оказалось, что в пакет он положил парик для меня и требование, чтобы я его тут же надел. Что я и сделал.

… Труд и труд, без малейшей передышки, привёл к тому, что меньше чем через три года под руководством Игоря Васильевича было произведено потрясшее весь мир испытание термоядерной бомбы. Оно опередило создание подобного оружия в США примерно на полгода.

… У нас к этому времени начались новые работы. Однажды, когда я с тяжёлой раной ноги лежал в больнице. Борода заехал проведать меня и сказал: „Анатолиус! Помните, вы хотели разрабатывать подводную лодку с атомным двигателем? Теперь нам разрешили, выздоравливайте скорее, беритесь за это дело!“ Я спросил, почему он поручает это дело мне, и получил в ответ: „Это дело сложное, а вы знаете массу каких-то никому не известных вещей. Здесь это пригодится“.

С этого началось, а потом пошли и атомные ледоколы. В то же время уже завершалась работа по атомной электростанции, здесь основная идея принадлежала С.М. Фейнбергу и Н.А. Доллежалю. В 1954 году первая АЭС в Обнинске была сооружена и пущена под руководством И.В. Курчатова. Тогда многие энергетики смеялись над „игрушкой физиков“, даже некоторые участники атомных разработок считали дело бесперспективным. Однако Игорь твёрдо верил в будущее атомной энергетики. Начались разработки Ново-Воронежской атомной станции.

…В начале 1956 года И.В. Курчатов в составе правительственной делегации СССР посетил Англию. До этого Игорю Васильевичу не приходилось бывать за рубежом. Поездка была очень напряжённой. Курчатову пришлось выступать со сложнейшим докладом, он очень вымотался. Вскоре после возвращения, в мае 1956 года, у него сделался инсульт. Игорь долго и тяжело болел, но во время болезни постоянно пытался включаться в работу, а через четыре месяца, как он говорил, „с клюкой“, уже работал в полную силу. ... наибольшим увлечением его в это время была многогранная и сложнейшая работа по получению регулируемой термоядерной реакции.

он окрестил его, представлялся ему работой, которая обеспечит счастье человечества, создаст для людей неограниченную энергобазу. Эта напряжённость не прошла даром — второй инсульт, опять перерыв в любимой работе. Многие годы И.В. Курчатов контактировал с А.Н. Туполевым, а в какое-то время у него на горизонте появился С.П. Королёв. Курчатов, Королёв, Келдыш — три „К“, как их называли, внесли решающий вклад в защиту нашей страны от угрозы атомной войны. Благодаря союзу ядерного оружия и ракетной техники всякое нападение на нашу страну грозило смертельным возмездием, потенциальные агрессоры поняли, что попытка воевать с нами обратится против них же самих. Игорь Васильевич был теперь спокоен за нашу страну.

… Игорь Васильевич предложил сделать импульсный испытательный реактор и после обсуждения конструкции предложил назвать его „Доуд-3“.

„А что значит, Борода, это название?“ — спросили мы.

„Значит, то, — ответил Игорь, — что реактор нужно сделать до третьего удара“ (инсульта).

Время шло, всё труднее было нашему Бороде. Трудно было принимать иностранцев, трудно было следить за всей массой интересовавших его работ. Даже отпуск, первый за 16 лет, недолго им чувствовался.

Прошла в работе неделя, и вот в воскресенье, 7 февраля, утром мне позвонил из Барвихи Ю.Б. Харитон. Он сказал только: „Приезжайте скорее, Игорь Васильевич умер!“ ".

• Первое испытание ядерного заряда произошло 16 июля 1945 года в США. Программа по разработке ядерного оружия носила кодовое название «Манхэттен». Испытания проходили в пустыне, в состоянии полной засекреченности. Даже переписка ученых с родственниками была под пристальным вниманием сотрудников спецслужб.

      Интересен и тот факт, что Трумен, будучи в должности вице-президента, ничего не знал о ведущихся исследованиях. О существовании американского атомного ядерного проекта он узнал лишь после избрания президентом.

Американцы первыми разработали и испытали ядерное оружие, но работы подобного формата велись и другими странами. Отцами нового смертоносного оружия считают американского ученого Роберта Оппенгеймера и его советского коллегу Игоря Курчатова. При этом стоит учесть, что над созданием ядерной бомбы работали не только они. Над разработкой нового оружия трудились учёные из многих стран мира.

• На Потсдамской конференции Сталину сообщили об успешном испытании американцами атомной бомбы. Реакция советского лидера была достаточно сдержанной. Он в присущем ему спокойном тоне поблагодарил за предоставленную информацию, при этом никак не прокомментировал её. Черчилль и Трумен решили, что советский лидер не до конца понимает, о чём именно ему сообщили.

Однако советский лидер был прекрасно проинформирован. Служба внешней разведки постоянно информировала его том, что союзники ведут разработку бомбы огромной мощности. После разговора с Труменом и Черчиллем он связался с физиком Курчатовым, который возглавлял советский атомный проект, и распорядился ускорить разработку ядерного оружия.

История возникновения советского атомного проекта тесно связана с работой спецслужб. Именно благодаря им, СССР в итоге смог разработать и испытать ядерное оружие собственного производства.

• Советское руководство не могло оставаться безразличным к немецким атомным разработкам. По окончании войны в Германию была направлена группа советских физиков, среди которых были будущие академики Арцимович, Кикоин, Харитон, Щелкин. Все были закамуфлированы в форму полковников Красной армии. Операцией руководил первый заместитель наркома внутренних дел Иван Серов. Это открывало любые двери.

Кроме нужных немецких учёных, «полковники» разыскали тонны металлического урана, что, по признанию Курчатова, сократило работу над советской бомбой не менее чем на год. Немало урана из Германии вывезли и американцы, прихватив и специалистов, работавших над проектом. А в СССР, помимо физиков и химиков, отправляли механиков, электротехников, стеклодувов. Некоторых находили в лагерях военнопленных. Например, Макса Штейнбека, будущего советского академика и вице-президента АН ГДР, забрали, когда он по прихоти начальника лагеря изготовлял солнечные часы. Всего по атомному проекту в СССР работали не менее 1000 немецких специалистов. Из Берлина была целиком вывезена лаборатория фон Арденне с урановой центрифугой, оборудование Кайзеровского института физики, документация, реактивы. В рамках атомного проекта были созданы лаборатории «А», «Б», «В» и «Г», научными руководителями которых стали прибывшие из Германии учёные.

Лабораторией «А» руководил барон Манфред фон Арденне, талантливый физик, разработавший метод газодиффузионной очистки и разделения изотопов урана в центрифуге. Поначалу его лаборатория располагалась на Октябрьском поле в Москве. К каждому немецкому специалисту было приставлено по пять-шесть советских инженеров. Позже лаборатория переехала в Сухуми, а на Октябрьском поле со временем вырос знаменитый Курчатовский институт. В Сухуми на базе лаборатории фон Арденне сложился Сухумский физико-технический институт. В 1947 году Арденне удостоился Сталинской премии за создание центрифуги для очистки изотопов урана в промышленных масштабах. Через шесть лет Арденне стал дважды Сталинским лауреатом. Жил он с женой в комфортабельном особняке, жена музицировала на привезенном из Германии рояле. Не были обижены и другие немецкие специалисты: они приехали со своими семьями, привезли с собой мебель, книги, картины, были обеспечены хорошими зарплатами и питанием. Были ли они пленными? Академик А.П. Александров, сам активный участник атомного проекта, заметил: «Конечно, немецкие специалисты были пленными, но пленными были и мы сами».

Николаус Риль, уроженец Санкт-Петербурга, в 1920-е годы переехавший в Германию, стал руководителем лаборатории «Б», которая проводила исследования в области радиационной химии и биологии на Урале (ныне город Снежинск). Здесь с Рилем работал его старый знакомый ещё по Германии, выдающийся русский биолог-генетик Тимофеев-Ресовский («Зубр» по роману Д. Гранина).

Получив признание в СССР как исследователь и талантливый организатор, умеющий находить эффективные решения сложнейших проблем, доктор Риль стал одной из ключевых фигур советского атомного проекта. После успешного испытания советской бомбы он стал Героем Социалистического Труда и лауреатом Сталинской премии.

Работы лаборатории «В», организованной в Обнинске, возглавил профессор Рудольф Позе, один из пионеров в области ядерных исследований. Под его руководством были созданы реакторы на быстрых нейтронах, первая в Союзе АЭС, началось проектирование реакторов для подводных лодок. Объект в Обнинске стал основой для организации Физико-энергетического института имени А.И. Лейпунского. Позе работал до 1957 года в Сухуми, затем — в Объединенном институте ядерных исследований в Дубне.

      Руководителем лаборатории «Г», размещенной в сухумском санатории «Агудзеры», стал Густав Герц, племянник знаменитого физика XIX века, сам известный ученый. Он получил признание за серию экспериментов, ставших подтверждением теории атома Нильса Бора и квантовой механики. Результаты его весьма успешной деятельности в Сухуми в дальнейшем были использованы на промышленной установке, построенной в Новоуральске, где в 1949 году была выработана начинка для первой советской атомной бомбы РДС-1. За свои достижения в рамках атомного проекта Густав Герц в 1951 году удостоился Сталинской премии.

        Немецкие специалисты, получившие разрешение вернуться на родину (естественно, в ГДР), давали подписку о неразглашении в течение 25 лет сведений о своем участии в советском атомном проекте. В Германии они продолжали работать по специальности. Так, Манфред фон Арденне, дважды удостоенный Национальной премии ГДР, занимал должность директора Физического института в Дрездене, созданного под эгидой Научного совета по мирному применению атомной энергии, которым руководил Густав Герц. Национальную премию получил и Герц — как автор трехтомного труда-учебника по ядерной физике. Там же, в Дрездене, в Техническом университете, работал и Рудольф Позе.

Участие немецких учёных в атомном проекте, как и успехи разведчиков, нисколько не умаляют заслуг советских учёных, своим самоотверженным трудом обеспечивших создание отечественного атомного оружия. Однако надо признать, что без вклада тех и других создание атомной промышленности и атомного оружия в СССР растянулось бы на долгие годы.

• Советский атомный заряд был впервые испытан 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне в Казахской ССР. Курчатов официально распорядился провести испытания в восемь утра. Заблаговременно к месту испытания привезли заряд и специальные нейтронные запалы. В полночь была выполнена сборка РДС-1. Процедуру окончили лишь к трем часам ночи.

Далее в шесть утра готовое устройство подняли на специальную испытательную башню. В результате ухудшения погодных условий руководство решило перенести взрыв на один час раньше изначально назначенного срока.

В семь часов утра произошло испытание. Спустя двадцать минут к месту испытания были отправлены два танка, оснащенные защитными пластинами. Их задача состояла в проведении разведки. Полученные данные свидетельствовали: все имеющиеся постройки уничтожены. Почва заражена и превратилась в сплошную корку. Мощность заряда была двадцать две килотонны.